— «Барыги», — недобро щурясь, протянул Север, — какие это барыги, лапотники вы неумытые? Менты это, а не барыги! В городе сейчас такой шухер стоит! Там третий отдел работал, «полиция нравов». Их парней вы и положили, идиоты деревенские!
— Как же это, — растерялся побледневший Руслан. — Менты?!
— «Менты»! — передразнил его взбешенный Север. — Ваше счастье, что времена сейчас мутные, как ваши мозги. Десять лет назад весь город бы уже перевернули, но вас, поганцев, нашли. Тогда за убийство мента… Да что там объяснять?! Кто разрешил использовать сауну как притон?
— Я, — твердо сказал Руслан, — не хотел, чтобы из-за меня бизнес страдал. Мы же там не все время, почему бы и…
— Ты хоть сам понимаешь, что плетешь? — сквозь зубы прошипел Север. — Какой, к черту, бизнес?! Вы — мой бизнес! Те темы, что я вам даю, и сотню шлюх перекроют. Тысячу! Да что ж это такое? Вы что там, в деревне своей, вконец от самогона крышей поехали?
Руслан понуро молчал, выжидая, пока кончится запал Севера.
— Это надо же было такой косяк сотворить? — продолжал бушевать тот. — Кому расскажи — не поверят. Дал людям темы. Дал место для жилья, оружие, информацию, а они…
— Я его попросила, — тихо сказала стоящая рядом с Русланом Таня, — дела совсем плохо пошли, и я…
— Выгораживает она меня, — уверенно соврал Руслан, — это я, со своим деревенским менталитетом…
— Нет, Север, не верь, это я…
Север внимательно посмотрел на нее, на него, устало махнул рукой и опустился в кресло.
— Кого другого я бы за такие косяки живьем заглотил, — севшим голосом сказал он, — а вы… все расходы по устранению этой проблемы — на вас. Девочек требуется отправить куда-нибудь подальше и подольше. Это по твою душу, Таня. Отправишь девочек за кордон. Куда-нибудь, куда местные ищейки дотянуться не смогут. Лучше всего в Израиль или Арабские Эмираты. Пусть их там… Понадежней упакуют. Справишься?
— Да, — тихо ответила она.
— Оплату агентуры, которая будет освещать нам это дело, и взятки следакам, чтоб «тормозили», я тоже вешаю на вас, — сообщил Север, — нам еще надо как-то банщицу отмазать, она пока молчит, но… лучше не рисковать. Не знаю, чем еще все это обернется. Идите с глаз моих. Думайте. Если что-нибудь прояснится — позову… — И тихо, горько добавил: — Как же вы мне напоганили, ребята! Враги так не поганят…
9 июля 2003. С.-Петербург
— Привет энтомологам, — кисло поздоровался Алексеев, — проходи, садись.
Я устроился на шатком, скрипучем стуле, в углу кабинета, огляделся:
— Ты бы хоть в каком-нибудь общежитии пару стульев выпросил.
— Это раньше было возможно, лет десять назад, когда там все коммунальное было. Теперь все частное, и ржавого гвоздя не допросишься. Да и по барабану мне, если честно. Я в этом кабинете редко бываю.
Он выжидательно посмотрел на меня.
— Все о том же, — признался я, — не могу сидеть и ждать.
— Я час назад говорил тебе, что нового ничего нет, — устало сказал Алексеев, — группа создана, работает… Поверь: делают все, что могут.
— Да, я понимаю… Просто не могу ждать вот так… Душа не на месте. Понимаешь, словно из-за меня все это…
— Ну это ты брось! — рассердился капитан. — Я сам там был, видел, как и что. Этого никто не мог ни предположить, ни предвидеть. Девиц этих ищут и, поверь, — найдут.
— Знаешь, Саша… Не верю я в то, что это дело рук проституток…
— Брось! — пренебрежительно отмахнулся Алексеев. — Уж кому-кому, а тебе ли эту братию не знать?! Это домохозяйка, начитавшись дебильных «женских детективов», уверена, что проститутки — бедные, забитые существа. И ты, и я знаем, какие среди них отмороженные встречаются. У меня на памяти есть около дюжины дел, когда эти жрицы любви таких крутых бандюков кидали и разводили, что только диву даешься! А помнишь дело метрдотеля? Которого запытали до смерти две вызванные им мамзели. Мы ведь тоже поначалу на рэкет грешили, а оказалось… Связали пьяного да разделали, как свиную тушу… Вспомни, с какой жестокостью друг другу рожи бритвами полосуют и кислотой плещут. Вспомни, какие дозы клофелина клиентам подсыпают, о последствиях не заботясь. О наводках в богатые хаты вспомни — какой там гуманизм и забитость? У них эмоции как ластиком стерты. К тому же две трети — наркоманки, а уж про эту братию и говорить не приходится.
— Все это я помню, Саша. Но… Сам не могу понять, почему не верю в то, что это наши «клиентки». Можешь называть это интуицией. К тому же деньги и вещи остались нетронутыми.
— Это можно объяснить шоком, — сказал Алексеев, — или теми же наркотиками.
— Что говорит банщица?
— Все то же. Дала клиентам журналы — по их же просьбе — с телефонами девочек по вызову, а уж кого они там выбирали — понятия не имеет.
— Врет, — убежденно заявил я. — Саша, ты же знаешь, что врет! Строганов и Митрохин были опытными внештатниками. Они знали, что нам нужны те девочки, которых пригласит сама банщица. Те, которые «кормятся» именно с этой сауны, которые отчисляют часть своих денег банщице и «крыше». Нужно ее ломать.
— Ломаем, — пожал плечами Алексеев, — но ты же знаешь, как плохо работать с женщинами. А эта тварь еще и сидела.
— За что?
— Кажется, соучастие в краже. Три года, но для «образования» хватило. Ее сейчас посадили в КПЗ, окружили агентурой… Ждем.
— Время идет. Скоро отпускать придется…
— А что ты предложишь?! — взъярился Алексеев. — Привести сюда и по печени надавать?! Уж прости великодушно, но лично я не могу. Был бы мужик, да и то…
— Да-да, я понимаю… Но все равно не могу вот так сидеть и ждать… Подкинь хоть что-нибудь, Саша, а? Хоть какую-нибудь зацепку? Ну, я тебя прошу. Они ж друзьями моими были…
Алексеев устало потер лицо ладонями и вдруг, досадливо крякнув, решительно поднялся.
— Пойдем, — сказал он, глядя мимо меня, — не знаю, даст ли тебе это что-нибудь, но так и быть, по старой памяти…
Табличка на двери гласила: «Начальник уголовного розыска Винников А.И.».
— Разрешите? — спросил Алексеев и, не дожидаясь ответа, вошел.
За огромным столом сидел полнеющий мужчина в форме полковника. Заинтересовала меня забавная деталь: на столе, под лампой с зеленым абажуром, стояла пепельница, изображающая обезьянку, в глубокой задумчивости подперевшую голову рукой. В точно такой же позе застыл увлеченный бумагами полковник.
«Интересно, кому из его подчиненных пришла в голову идея подарить ему это изваяние, — подумал я, — не иначе как на заказ делали».
Полковник взглянул на нас из-под руки, и я понял: никто ему пепельницу не дарил — сам купил. Глаза у полковника были умные, цепкие, глаза человека, который любит, когда над ним смеются, и терпеть не может, когда издеваются или хихикают.
— Это майор Мартынов, — представил меня Алексеев, — он проводил операцию… ту самую операцию.
— Александр Иванович, — представился Полковник, — садитесь, майор. Чем могу?
— Я должен… участвовать, — с трудом подобрал я слова, — все было у меня на глазах… Мои друзья… Я не могу сидеть в стороне.
— Участвуйте, — благосклонно кивнул полковник, — Алексеев введет вас в курс дела. Нам лишние люди не помешают.
— Вы понимаете, о чем я, — неожиданно для самого себя зло выпалил я, — не надо делать из меня идиота… Я сам с этой ролью неплохо справился.
С нескрываемым интересом полковник осмотрел меня с головы до пят.
— И какой же помощи вы от меня ждете?
— Не знаю, — признался я, — информации… той, которая не отражена в деле… Может быть, догадки, которые нельзя проверить… по каким-либо причинам…
— А что может помешать проверить догадки милиции? — удивился полковник. — Я бы даже сказал: «самой милицейской милиции в мире»? Кстати, вы-то сами, тоже милиционер, не так ли? Странная ситуация получается, не находите? Пришел милиционер к милиционеру просить «немилицейские догадки»?
— Александр Иванович, — попросил за меня Алексеев, — я Мартынова давно знаю. Хороший парень… Помогите, а?
— «Помогите», «помогите», — ворчливо передразнил его полковник, — мне бы кто помог. Старый, больной…
— Женщины не любят, — услужливо подсказал Алексеев.
— Женщины любят! — сверкнул на него глазами Винников. — Ибо настоящий полковник… Есть у нас в городе такой РУОП. А в РУОПе есть полковник Косталевский.
— И… — не выдержил я затянувшейся паузы.
— И — все, — отрезал полковник, — дальше сам думай. Ты просил наводку, я тебе ее дал. Сумеешь этого полковника раскрутить — твое счастье, нет — извиняй. Очень он сильно ходом нашего расследования интересуется. Что-то у него есть в загашнике по данному вопросу, но просто так не отдаст… Видишь вот это? — ткнул он большим пальцем себе за плечо.
— Что? — непонимающе уставился я на голую стену.
