Ровно таким же образом на рубеже января – февраля в «Материалах Самиздата» появился еще один релиз, в котором содержалась сводка версий относительно причин уголовного преследования:
Для оценки случившегося следует учитывать ряд обстоятельств, о которых ниже.
Отец К.М. Азадовского, выдающийся русский фольклорист Марк Константинович Азадовский, был одной из жертв борьбы с «космополитизмом» наряду с другими профессорами Ленинградского Университета (1949 г.). Сам К.М. Азадовский также был уже однажды подвергнут административным гонениям: в 1969 г. он был привлечен в качестве свидетеля по делу Ефима Славинского, имевшему явную политическую подоплеку (КГБ стремилось пресечь обильные контакты Славинского с иностранцами), но оформленному как уголовный процесс (Славинский обвинялся в хранении и распространении наркотиков); бескомпромиссное поведение Азадовского на этом процессе привело к тому, что он был лишен возможности работать по специальности в Ленинграде после окончания аспирантуры Педагогического института им. Герцена и был вынужден долгое время жить в Петрозаводске. Заведуя кафедрой в училище им. Мухиной, Азадовский добился (через суд) увольнения с работы сотрудника той же кафедры некоего Равича ввиду нарушения им трудовой дисциплины; Равич угрожал Азадовскому использовать в целях мести свои связи с КГБ. В 1979 г. Азадовский с немалыми трудностями добился того, чтобы суд наказал некоего Ткачева, оскорбившего действием Лепилину и самого Азадовского; и в этом случае Ткачев угрожал Азадовскому местью, для которой он намеревался использовать служебное положение своего родственника, капитана ленинградской милиции. По мнению ленинградской интеллигенции, арест Азадовского был произведен в качестве меры по запугиванию всех лиц, которых КГБ подозревает как носителей неофициальной идеологии. Азадовский был выбран на эту роль, вероятнее всего, по следующим причинам: 1) он хорошо известен самым разным группам интеллигенции (писательская среда, академические круги и т. д.) как в Ленинграде, так и в Москве; 2) он хорошо известен на Западе, и поэтому процесс над ним позволяет КГБ проследить за тем, как Запад будет реагировать на наглую провокацию; 3) то обстоятельство, что Азадовский имеет личных врагов и что он уже выступал однажды в роли свидетеля на уголовном процессе, дает КГБ удобную возможность остаться в тени, не привлекая к себе общественного внимания. Достаточно ясно, что само стремление КГБ запугать интеллигенцию является откликом на события в Польше. Весьма возможно, что дело Азадовского призвано возродить память о гонениях на «космополитов», имевших место в 1949 г.
Нам представляется важным сопроводить этот текст комментарием о «событиях в Польше». Осенью 1980 года в Польше в результате массовых забастовок рабочими был создан независимый всенародный профсоюз «Солидарность», лидером которого стал Лех Валенса. Довольно быстро рабочими стали выдвигаться и политические требования, а экономический кризис усугублял критическую ситуацию, парализовавшую всю страну. Напряжение нарастало в течение всего 1981 года, и в декабре деятельность «Солидарности» была подавлена Войцехом Ярузельским, который ввел военное положение и интернировал несколько тысяч активистов. Этот процесс противостояния власти и общества в Польше, неуклонно нараставший и не закончившийся в 1981 году, привлек к себе внимание всего мира. И именно события в Польше, вернее, страх перед ними вызвали к жизни волну репрессий в СССР, особенно в 1981–1982 годах.
Вернемся к «сопротивлению».
Благодаря усилиям А.В. Лаврова и С.С. Гречишкина, молодых историков литературы, научных сотрудников Пушкинского Дома, появилось на свет «письмо докторов наук»: шесть маститых ленинградских филологов просили прокурора Ленинграда С.Е. Соловьева отпустить Азадовского из-под стражи до суда. Письмо подписали Б.Я. Бухштаб, Л.Я. Гинзбург, Б.Ф. Егоров, Д.Е. Максимов, В.А. Мануйлов, И.Г. Ямпольский. Обстоятельства возникновения этого письма были изложены впоследствии А.В. Лавровым в статье, посвященной Д.Е. Максимову:
Подвластность господствовавшей идеологической атмосфере – и прежде отнюдь не полная и не безраздельная – к тому времени, когда мне довелось близко узнать Дмитрия Евгеньевича, была им всецело преодолена. Смрад «развитого социализма» он воспринимал совершенно однозначно – с отвращением, от года к году выражая свои эмоции все более прямо и откровенно. С большим воодушевлением реагировал он незадолго до кончины на первые проблески свободы, замаячившей в начале горбачевского правления, досадуя лишь, что не суждено ему на девятом десятке лет этой свободой воспользоваться. По натуре требовательный к себе и другим, обостренно переживавший порой даже незначительные нюансы в своих взаимоотношениях с людьми, он с резкой нетерпимостью реагировал на все те многоразличные проявления подлости и безнравственности, которыми была перенасыщена окружающая социальная среда.
После того как в декабре 1980 г. был арестован (по сфабрикованному «компетентными органами» обвинению) К.М. Азадовский, его соавтор по работе о Брюсове и «Весах», Дмитрий Евгеньевич был первым, кто поставил свою подпись на сочиненном Сергеем Гречишкиным и мною письме от имени ленинградских профессоров в его защиту; от Дмитрия Евгеньевича я уже отправился по цепочке за автографами к Лидии Яковлевне Гинзбург, Борису Яковлевичу Бухштабу, Виктору Андрониковичу Мануйлову, другим достойным людям.
Для человека, имевшего за плечами десятилетия жизни в условиях государственного террора, побывавшего в тюрьме и в ссылке, это был значимый поступок. Изменить что-либо в заранее предрешенной бандитской расправе над невинным человеком такое письмо, конечно, не могло, но все же оно оказалось веским аргументом для адвокатов…
Итак, 11 февраля 1981 года «письмо профессоров» поступило в Прокуратуру г. Ленинграда. Приводим текст этого письма:
Глубокоуважаемый Сергей Ефимович!
Обращаемся к Вам в связи с делом Константина Марковича Азадовского, арестованного 19 декабря 1980 г. по ст. 224, ч. 3 Уголовного кодекса РСФСР (хранение наркотического вещества «анаша» в количестве 5 граммов).
К.М. Азадовский – заведующий кафедрой иностранных языков в Высшем художественно-промышленном училище им. В. Мухиной, доцент, кандидат филологических наук, известный литературовед и переводчик. Мы знаем К.М. Азадовского как высококвалифицированного специалиста, одного из авторитетнейших знатоков истории русской литературы начала ХХ века и взаимосвязей русской литературы и зарубежных литератур, автора нескольких десятков фундаментальных статей и публикаций, талантливого переводчика со многих западноевропейских языков и языков народов СССР. Его творческая деятельность снискала известность у широкой читательской аудитории, К.М. Азадовским обнаружены и опубликованы не выявленные ранее письма классиков австрийской литературы Райнера Мария Рильке и Стефана Цвейга, произведения выдающихся русских поэтов начала ХХ века – М. Цветаевой, Б. Пастернака, Н. Клюева. К.М. Азадовскому принадлежат капитальные труды, посвященные жизни и творчеству Ф.М. Достоевского, М. Горького, А.А. Блока, В.Я. Брюсова, С.А. Есенина; они получили заслуженное признание у исследователей этих классиков отечественной литературы. Работы К.М. Азадовского печатались в таких авторитетных советских изданиях, как «Литературное наследство», журналы «Новый мир», «Звезда», «Вопросы литературы», «Русская литература», «Литературная газета». При его ближайшем участии подготовлено первое на русском языке научное издание сказок братьев Гримм для академической серии «Литературные памятники».
Покойный отец К.М. Азадовского – Марк Константинович Азадовский – профессор, ученый с мировым именем, один из создателей современной фольклористики, внесший выдающийся вклад в советскую историко-литературную науку. Его вдова и мать К.М. Азадовского Лидия Владимировна Брун (1904 г. рождения) – ученый-библиограф, в настоящее время серьезно больна (она не в состоянии самостоятельно выходить из дома) и нуждается в постоянном уходе сына, единственного близкого родственника.
Принимая во внимание вышеизложенное, убедительно просим Вас разобраться по существу в деле К.М. Азадовского и изменить ему меру пресечении до момента судебного разбирательства.
Еще ранее, 6 января 1981 года, отдельное письмо прокурору города направил академик Михаил Павлович Алексеев – председатель Пушкинской комиссии АН СССР и председатель Международного комитета славистов. Несмотря на высокое положение в советской научной иерархии, сделать такой воистину ответственный шаг было для него непросто. В том, что академик решился на это, сказались несколько обстоятельств. Вероятно, уговоры А.В. Лаврова, который был в тот момент его референтом в Пушкинском Доме. Но прежде всего, по-видимому, те личные воспоминания, которые связывали Михаила Павловича с отцом Кости. Ведь именно Азадовский-старший в 1927 году пригласил М.П. Алексеева, тогда работавшего в Одесской публичной библиотеке, в Иркутский университет, где он вскоре стал профессором, а в 1933 году – опять же при посредничестве М.К. Азадовского – Алексеев перебрался в Ленинград. То есть можно без преувеличения сказать, что своей блестящей карьерой будущий академик был в немалой степени обязан именно Азадовскому-отцу.
