В те годы я часто бывал в доме у Веры Игнатьевны Мухиной[51], я хорошо знал ее сына, Волика. Он, как и я, был физиком, окончил МГУ, и мы с ним дружили. Вера Игнатьевна тогда получила прекрасную мастерскую недалеко от Дома ученых. Это была очень энергичная женщина, которая работала, можно сказать, и днем и ночью. В то время шло строительство нового здания Университета на Воробьевых горах. На самом здании и вокруг него должно было располагаться множество скульптурных работ, и Мухина принимала решения при их подборе, а некоторые делала сама. Как-то раз она попросила меня посмотреть на список скульптур. Я стал читать вслух: товарищ Сталин, товарищ Ленин, товарищ Маркс, товарищ Энгельс. И потом: «Ископаемые чудовища» Ватагина. Я прочел все это без остановки, на одном дыхании. Она безумно перепугалась и говорит: «Как вы можете такое говорить?» — в этом контексте она сразу усмотрела нечто страшное для себя и всех окружающих.
Осенью 1949 года мы с Таней поженились. ЗАГС был сущая конура, но на стене висел большой портрет товарища Берии. Потом у нас дома собрались родственники и близкие друзья. Пришел большой друг отца Николай Николаевич Семенов, которого до этого мы видели крайне редко, ему запрещали встречаться с опальным Капицей. Он пришел вместе с секретарем-охранником, который остался в прихожей, и сел на шляпу моего тестя; тот долго не мог ему это простить. Было ритуальное выпивание шампанского — вот и вся свадьба. А вечером мы с Таней уехали в свадебное путешествие. Месяц мы пробыли в Сочи, некоторое время в гостинице на озере Рица неподалеку от знаменитой сталинской дачи.
А. М. Дамир, Е. А. Дамир и С. П. Капица. Озеро Рица. 1955 г.
Через несколько лет после кончины Сталина в 1955 году я опять был на Рице с моим тестем Алимом Матвеевичем Дамиром и Таниной сестрой Леной. Тогда было очень своеобразное время, часть правительственного комплекса, в который входила сталинская дача, сдавалась отдыхающим. В комплексе был моторный катер, на котором Сталин иногда катался, гостиница, где мы с Таней проводили часть свадебного путешествия, а на другой стороне озера были дома для приезжающих гостей Сталина, куда поселили нас с Алимом Матвеевичем и Леной. Сама дача Сталина пустовала, она была передана абхазскому курортному управлению, но к ней относились с неким, я бы сказал, благоговением и испугом.
Как-то нам сказали, что есть возможность проникнуть на дачу Сталина. Там мы нашли одну женщину, которая была, кажется, кастеляншей, и за 25 рублей открыла нам дачу, так что мы смогли все осмотреть в больших подробностях.
Дача была практически пуста. Мне запомнился портрет Сталина, который висел на кухне, — а может, это была маленькая столовая — портрет еще очень молодого человека, эффектный рисунок анфас. В ванной Сталина у меня была возможность украсть пробку от раковины, но я не стал этого делать.
А. М. Дамир в доме для гостей Сталина. 1955 г.
Самое замечательное я обнаружил в спальне. Говорили, что Сталин редко ночевал в одной и той же комнате, но все же спальня у него была. Всюду был паркет, сетки на окнах, все замечательно отделано, вообще, все помещения комплекса были выдержаны в одном стиле. Весь паркет был сделан очень аккуратно, но вдруг я обнаружил, что кое-где он был расковырян. Я заглянул и увидел провода. Более подробно изучать это на самой даче Сталина я не стал, но потом в домике, где мы жили, нашел точно такие же проемы в паркете: по-видимому, все помещения были оборудованы микрофонами! Самих микрофонов, конечно, уже не было, а провода остались. Невидимой сетью они опутывали дома, и фиксировали все, что там было сказано. Куда вели провода, можно только догадываться. Это была невидимая сеть, которая всех, включая самого Сталина, записывала, наверное, записи до сих пор где-нибудь хранятся и поди, разбери, кто был на том конце этих проводов!
Весной 1949 года я закончил МАИ и был принят на работу в ЦАГИ. Дипломная работа, которую я там делал, должна была стать основой моей кандидатской диссертации. Я сдал кандидатские экзамены по специальности; я даже окончил вечерний университет марксизма-ленинизма и сдал марксистскую философию, которую потом мне зачли кандидатским минимумом. Все шло вполне благополучно до того момента, как однажды я пришел в институт и на проходной мне сказали, что пропуска у меня больше нет и мне следует обратиться в отдел кадров. В отделе кадров мне объявили, что я уволен с сегодняшнего дня, и предложили расписаться в каком-то документе. Но потом меня все же пустили на работу, и я еще 9 месяцев был в каком-то промежуточном положении — работал, мне деньги платили, даже премию дали, более того, мне повысили форму допуска, что тогда считалось неким знаком доверия. А потом все-таки меня вызвали и сказали, что вынуждены уволить, и закончить диссертацию я так и не смог. Это было уже в 1951 году, незадолго до того у нас родился сын Федя.
Мне предложили выбрать, куда перейти. Выбор был между тем, что сейчас называется Газпромом, и Академией наук. Я выбрал Институт физики Земли (Гео ФИАН), лабораторию А. Г. Калашникова[52], который в то время был еще и министром просвещения РСФСР. Он дал мне интересную тему: предложил заняться земным магнетизмом, влиянием сжатия на магнитные свойства горных пород. Я никакого представления об этом не имел, но согласился и таким образом круто поменял направление исследований.
Это была хорошая экспериментальная работа, которая закончилась тем, что через два года я защитил кандидатскую диссертацию. Работа состоялась, ее до сих пор цитируют, она известна. Алексей Георгиевич Калашников дал мне возможность работать, и я ему за это очень благодарен.
Конференция по ядерным реакторам. ФИАН. 1957 г.
Работа в геофизическом институте была очень интересной, как-то я ездил в экспедицию и целое лето летал на самолете между Махачкалой и восточным берегом Каспийского моря, изучая магнитные поля, которые сопровождают геологические структуры нефтеносных полей.
Тогда мне удалось предложить способы расчета, при которых достаточно делать снимки на небольшой высоте, а потом расчетным путем переходить на другие высоты.
В 1953 году я готовился защищать кандидатскую диссертацию. Все было готово, работа представлена в Ученый совет, но у меня не был сдан последний кандидатский экзамен — уравнения математической физики, один из самых сложных курсов математики. Сдавать его надо было Андрею Николаевичу Тихонову[53]. Математически я был довольно хорошо образован, потому что прослушал в ЦАГИ прекрасный курс теории функций комплексного переменного.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
