id="id19">
19
– Я очень привязалась к нему, папа.
Отец даже не взглянул на нее.
– Прискорбно.
Хед сидел с калькулятором в руках, складывал какие-то числа.
– Все это хорошо и прекрасно – для тебя, но как быть с моими выигрышами? Что будет, если я перестану собирать долги? Что? Каждый захочет, чтобы я сделал для него исключение, и его пингвин тоже. – Теперь он на нее взглянул. – Извини, но этого я допустить не могу. Кто тогда без штанов останется?
Без штанов? Эстель молча смотрела на него.
Он нетерпеливо вздохнул.
– Что ты предлагаешь мне сделать? Сказать Моне, что все было ошибкой? Что долг – это не долг? – Взгляд Хеда смягчился. – Конечно, она красивая женщина. Занятно, ты можешь столько лет просидеть напротив кого-то за карточным столом…
Тут он сообразил, что Эстель смотрит на него не без участливости, и мгновенно лицо его потемнело от гнева, и он ударил кулаком по столу.
– Нет! Никаких исключений. И не приставай ко мне больше.
Эстель прождала очень долгое время, неподвижная, а Хед продолжал упражняться в сложении. Она не из тех девушек, что тратят ценное время, которое намного лучше посвятить размышлениям.
– Я же не говорю, что тебе следует простить ей долг, – наконец сказала она и сделала новую паузу. – Но у меня есть идея.
Ее отец снова вздохнул.
– Какая?
– Хорошая. Состоит в том, чтобы принять нечто. Взамен.
Глаза Хеда были черны и бездонны, как вечность.
– Не пойдет.
– Ну, это зависит от того, что представляет собой нечто. – Теперь они не сводили друг с друга глаз. – Ради всего святого, папа. Тебе же не так уж и хочется съесть Экка, правда? Да я и уверена, Мона попросту выдумала, что он такой уж упоительно вкусный.
– Надеюсь, ради ее же блага, что не выдумала.
Взгляд Эстель остался твердым. Хеду показалось, что он уловил в ее глазах проблеск улыбки. Он откинулся на спинку кресла, перекрестил руки.
– Хватит ходить вокруг да около. Я готов выслушать твою идею.
– Нет, – сказала она. – Пока еще нет.
Он пожал плечами:
– Как хочешь. Но на чем основана твоя уверенность, что я сочту ее приемлемой?
– Ни на чем, – ответила она.
Мгновение, и лицо Хеда расплылось в улыбке, как будто солнце из-за тучи вышло. На дочь он смотрел с обожанием.
– Ты так мне нравишься, Эстель. Какая жалость, что я не могу убедить тебя играть в покер. Ты бы всеми нами полы подметала.
Уголки губ Эстель чуть приподнялись.
– Это я и так умею.
20
Всего минуту назад мистер Б сидел один-одинешенек, а вот уже и нет. В кресле напротив Мона выжимала сероватую воду из вязанной крючком салфетки, которая заменяла ей платье.
– О! Здравствуйте, дорогуша. Какая жуткая погода. Как вы ухитряетесь выживать на этой скучнейшей планетке?
Мистер Б содрогнулся, хоть и не от холода.
– Да, – сказал он. – Жизнь здесь ужасна.
И становится все ужаснее. Ливни, морские штормы, гром, ураганные ветра – каждая пакостная стихия, какую только можно припомнить, воспроизводит приступы скверного настроения Боба. Если он в скором времени не соединится с Люси, их всех сдует, или побьет молнией, или они утонут.
А если соединится? Мистер Б вздохнул. Скорее всего, будет еще хуже.
Мона изучала его кабинет.
– Стало быть, здесь вы и укрываетесь.
– Укрываюсь, Мона? – Он приподнял бровь. – Как приятно снова увидеть вас.
Мать Боба была живым доказательством того, что эгоцентричная безалаберность может передаваться по наследству, и все же заставить себя проникнуться неприязнью к ней мистеру Б не удавалось.
Мона вгляделась в него.
– У вас усталый вид, дорогуша. Слишком много работы?
– Нет, конечно.
Нет, конечно? Он улыбнулся.
– Зато вы, как всегда, выглядите прелестно.
Она глубоко вздохнула.
– Если говорить совсем уж честно, я немного пала духом.
– Да?
– Боб ужасно зол на меня за то, что я проиграла в карты его зверушку.
Мистер Б постарался принять сочувственный вид, а сидевший под столом Экк на несколько сантиметров выставил оттуда голову и посмотрел вверх.
– Экк?
Мистер Б отсутствующе похлопал его по голове.
– Я полагал, что с картами вы покончили.
– Я поступила нехорошо, дорогуша. Теперь я понимаю.
Лицо мистера Б выразило озабоченность.
– Не думаю, что мы вправе позволить ему… – Он коротко показал, как подносит вилку ко рту.
– Нет-нет, конечно нет. Я что-нибудь придумаю. Уверена, Хед пойдет на компромисс.
Под столом в черных глазках Экка засветилась надежда, однако даже то малое, что знал мистер Б об Имото Хеде, говорило ему: уверенность Моны безосновательна.
– Да если и не пойдет, я уже сказала Бобу, что добуду ему другого зверька. Хоть десять. Но только он на это не согласился. Как неразумно! – Она заломила руки. – Я знаю, Боб мой сын, дорогуша, однако, надеюсь, вы простите меня, если я скажу, что он невыносимо упрям. Вам, должно быть, ужасно трудно жить с ним рядом. – Сокрушения Моны выглядели искренними. – Но, понимаете, я просто старалась быть хорошей матерью.
– Разумеется, Мона.
– И теперь уже в любой день Боб может научиться справляться с каким угодно вызовом.
Все продолжалось примерно десять тысяч лет. Мистеру Б сей срок представлялся достаточным, чтобы научиться справляться с какой угодно ситуацией. Он улыбнулся, немного натужно.
– Возможно. Но тем временем я не отказался бы от некоторой помощи.
Мона посветлела.
– Я полностью в вашем распоряжении, мой дорогой. Только слово скажите.
Мистер Б сказал много слов. Он поведал Моне о Бобе, Люси и погоде. Поведал о состоянии собственной нервной системы и об отчаянии, которое внушают ему творения Боба. А затем, глубоко вздохнув, поведал, что подал прошение об отставке.
Руки Моны взлетели к губам.
– О, небо! – воскликнула она. – Вы уходите? Но как же можно? Не оставите же вы Боба управлять планетой в одиночку.
Мистер Б помрачнел.
– Он – Бог.
От этих слов Мона попросту отмахнулась.
– Да, ладно, может, он и Бог, но, говоря между нами, Бог из него никудышный. – Она вздохнула. – На самом деле он безнадежен. И вы это знаете, и я это знаю, и все его жалкие маленькие создания знают тоже.
Мистер Б смотрел в левый верхний угол своего кабинета.
– Так вы это серьезно, да? – Глаза Моны наполнились слезами.
Он кивнул.
– Но как же он будет справляться в одиночку, бедняжка?
– Если вы простите мне такие слова, Мона, меня беспокоит не столько сам Боб.
– О, понимаю. – Глаза ее переполнились. – Но вы примите во внимание – бедный мальчик пережил ужасные страдания.
Мистер Б приподнял бровь.
Мона шмыгнула носом.
– Ведь он – почти сирота.
Насколько
