Благодаря рекомендации Феофана Иеремия был принят Филаретом Никитичем с особенной честью и одарен им щедрее, чем другие греческие митрополиты, бывшие тогда в Москве. Поощренный этим первым успехом, Иеремия, конечно, в видах получить еще большее, подал Филарету Никитичу любопытную челобитную, в которой говорится следующее: «Молим Богу и весь порабощенный род греческой, чтобы нам сподобил Бог видеть на Вселенском Константинопольском престоле царя царей, великаго государя царя и великаго князя Михаила Федоровича всея Русии самодержца, да и мы обрящем покой и легкость». Затем, благодаря патриарха за милостыню ему, митрополиту, просит ему пожаловать еще три образа, «да отвезу их к трем патриархам: Константинопольскому, Александрийскому и Иерусалимскому, занеже путное наше шествие будет мимо их, и им буду рассказывать, что те иконы я на них выпросил». Далее Иеремия повествует в челобитной: «Да в месяце октябре в сновидении видел я, смиренный грешник: явился мне святой Сергий, как бы я с ним был на горе Хориве, ид еже видяше Илия пророк Божие видение, и рек ми и указуя пещеру: тут-де был Стефан-чудотворец, занеже тут пустынничал. И аз грешный и недостойный не возмог есми с святителем поговорити (здесь Иеремия сильно ошибся: он, очевидно, не позаботился навести более точные справки о прп. Сергии и потому неудачно назвал его святителем), зряще величество его и страшное зрение, только пал на землю безгласен. По сем молю много-много для любви Христовой и для любви [С. 97] святителевой, отпустите меня, да облобызаю и поклонюсь святому сему Сергию, да ми простит согрешение мое, а большая мзда да будет на святительстве твоем». Очевидно, Иеремия был ловкий бывалый человек, смело пускавший в ход все средства для своей наживы. Испрашивая иконы для поднесения восточным патриархам, он основательно рассчитывал, что эти иконы должны быть, как царский подарок, очень ценны, так что от продажи их он может выручить себе порядочную сумму. Его рассказ о видении ему прп. Сергия был рассчитан на то, что ради этого обстоятельства богатый Троице-Сергиев монастырь, куда он отправлялся, окажет ему особую щедрость, так как сам прп. Сергий явил к нему небывалую относительно греков милость – удостоил его, еще на Синае, своего видения.
Все это так смело и, по-видимому, удачно веденное Иеремией дело совершенно неожиданно рушилось. На него последовал донос со стороны сопровождавших его синаитов, архидиакона Неофита и старца келаря Паисия, которые заявили, что Иеремия патриаршим Собором был лишен митрополитства и ему запрещено служить, что после запрещения он был в Риме, служил с папою, целовал его в ногу и вообще отпал от Православия, но потом вернулся из Рима в Синайскую обитель, которой он был постриженником, и слезно просил архиепископа и братию снова принять его в монастырь. В надежде на его раскаяние и исправление его приняли и потом послали в Россию, придав к нему их, старцев, для наблюдения за ним. Дорогою они сбирали милостыню, но Иеремия скрывал ее от них и обращал в свою пользу. Получив в Москве милостыню, он не хочет теперь возвращаться [С. 98] в монастырь и задумал убить их в литовской земле. Поэтому они просят отпустить их из Москвы отдельно от митрополита и отобрать у него все принадлежащее монастырю.
Донос должен был произвести сильное и удручающее впечатление на царя и патриарха. Митрополит, которого патриарх Феофан называл своим сослужебником, мужем верным и любезным, которого ради этой рекомендации Феофана приняли в Москве с особой честью, который, конечно, за свою добродетельную и святую жизнь, удостоился будто бы видения прп. Сергия, в действительности оказывается лишенным сана папежником, каким-то пройдохою. Кому же и чему после этого верить? Пришлось произвести допрос с очными ставками, причем Иеремия заявил, что 19 лет тому назад он был поставлен митрополитом в Родос, но через три года добровольно удалился на Синай, не желая давать трех тысяч золотых Константинопольскому патриарху Рафаилу, которые тот просил у него, «а если сыщется, что он от митрополитства отставлен, то он уже не будет у государя и патриарха просить пощады». Затем Иеремия показывал, что из Синая он ездил в Индию, потому что португальская королева Екатерина оставила в Индии для Синайской горы на помин своего мужа 500 золотых, которые он вместе с другою собранною им милостыней привез в Синайский монастырь и затем был послан в Испанию. В Риме он действительно был по следующему случаю: дает-де испанский король в Синайскую гору по 500 золотых, и так как те золотые он не присылал, то Собор синайских старцев послал его и еще четырех старцев с ним в Испанию за теми золотыми. [С. 99] В Испанию они отправились через Рим и были у тогдашнего папы Павла V, но от греческой веры не отставали и с папою он, как его ложно обвиняют, не служил, тем более что папа со властями никогда не служит, а всегда один. Папа писал к королю испанскому о выдаче тех золотых, да и сам послал от себя в Синайскую гору 500 золотых, на что есть у него листы. Были затем они во французской земле, а французский король посылает в Синайскую гору ежегодно 1000 золотых – эти присылки от французского короля начались уже лет двадцать назад. Всего за милостыней он ходил лет с пять. Это совсем неожиданное и очень соблазнительное для русских показание Иеремии о милостыне Синаю со стороны папы и католических королей оспаривалось бывшим тогда в Москве силистрийским митрополитом и обвинителями-синаитами, которые заявляли, что папа и короли испанский и французский в греческую землю ни в какие места никогда ничего не присылали, что от всех греческих патриархов то заклято, чтобы не только от папы, но даже и от всякого простого человека папежской веры милостыни ни одной деньги не принимать и ни в чем с ними не сообщаться. Но Иеремия в доказательство справедливости своего показания представил листы: один от папы Римского в Синайскую гору, другой – от английского короля, третий – от испанского. Иеремию поспешили отправить в Константинополь, «чтобы он там очистился от всего пред тамошнею властью… А в Рим к папе, и в аглицкую, и во французскую землю ему не ездить; а буде он в те неверные государства поедет, и он будет проклят в сем веце и будущем»[61].
[С. 100] Как сильно смутило и огорчило царя и патриарха дело Иеремии, видно из того, что Филарет Никитич решился писать о нем особую грамоту самому Вселенскому Константинопольскому патриарху с подробным изложением всего прискорбного дела. «Буди ведомо вашему святительству, – пишет он в грамоте, – из давних лет с тех пор, как греческую власть захватили измаильские внуки, обычай имеют приходить к благочестивым и христолюбивым царям российским, греческой области святейшие патриархи, и митрополиты, и архиепископы и прочие священные иноки милостыни ради и искупления святых мест, захваченных турками, и доныне приходят. Мы таковых принимать привыкли, и дарами и милостынею не только их обогащать, но и святым местам потребное посылать, и тем плачущих и оскорбляемых утешать и, таким образом, почтивши приходящих к нам, отпускали восвояси. Ныне же пришел к нам от святой горы Синайской митрополит Иеремия, объявляя, что прежде был родосскаго острова митрополит, милостыни ради, с ним же вместе и другие пришли. Мы, по обычаю нашему, человеколюбно приняли их, ибо они принесли с собою грамоты от блаженнаго Феофана, патриарха Иерусалимскаго, которого, как говорят, встретили в Константинограде. Потом, не знаю какой ради вины, Иеремия начал враждовать с пришедшими с ним, называя их чуждыми христианскаго звания и жития недостойнаго, истиннаго же свидетельства о том против них привести не мог. Они же, видя его злые поступки, восстали против него и во многом обвинили». Затем он подробно сообщает самые обвинения и произведенные по поводу их допросы[62].
[С. 101] В 1625 году, 15 сентября, прибыло в Москву новое синайское посольство с архимандритом Малахией во главе, долженствовавшее изгладить то дурное впечатление, какое ранее произвело в Москве посольство митрополита Иеремии. И это посольство привезло с собою рекомендательные грамоты Феофана, которому, впрочем, и необходимо было так или иначе объясниться с московским правительством относительно посольства митрополита Иеремии. Действительно, в грамоте к Филарету Никитичу Феофан пишет: «Прежде сего присылали к вашему святительству из Синайские горы некотораго бывшаго родосскаго митрополита и с иными монастырскими людьми, не знаючи его дела и разума, что он за злой свой разум отставлен от патриарха», а теперь посылает верных царских богомольцев архимандрита Малахию с другими старцами, которых просит принять милостиво. «И сего ради пишем, – продолжает Феофан, – что Синайская святая гора под нашею Иерусалимскою областью, и архиепископ того монастыря поставляетца у нас в Иерусалиме, и что есть ныне архиепископ господин Иоасаф писал к нам со всем Собором святаго монастыря, моля нас, чтоб мы отписали к великому государю царю и великому князю Михаилу Феодоровичу всея Русии и твоему святому великому святительству с молением, чтоб вам их приняти милостивно, понеже бо раби и богомольцы ваши истинные, а они от беззаконных арапов многие нужды и харчи терпят». В грамоте государю Феофан просит его милостиво принять посланных от синайского архиепископа Иоасафа и от всего святого Собора от царской обители, которая «создана от царя Устинияна, который воздвиг св. Софию Премудрость Божию». Русское правительство, [С. 102] желая показать, что оно уже забыло дело Иеремии и не придает ему более никакого значения, не только очень радушно приняло новое посольство синаитов, но и одарило его с большею на этот раз щедростью, чем обычно[63].
