– Проводы? В тюрьму?
– Да, братан, такая вот реальность. И в армию долг зовет, и в тюрьму. И не отвертишься… Сбежать можно, но тогда ты станешь нашим врагом. А мне Марьяна реально нравится. Как бы с ней чего не произошло. Но если ты с нами, никаких проблем. Даже думать о ней забуду.
– Точно?
– Отвечаю! – уверенно проговорил Салтан.
И в глаза Трофиму он смотрел прямо, взгляд его не вилял, не ускользал в сторону. Похоже, он действительно готов был переступить через себя и свои порочные желания, чтобы сдержать слово.
– Ты бьешь под дых, – скривился Трофим.
– Я знаю. Но у нас нет другого выхода. Слишком все серьезно.
– Ну, хорошо…
Трофиму вдруг показалось, что все это происходит с ним в тягучем кошмарном сне. А как еще можно было объяснить его согласие? В здравом уме он должен был сказать «нет», сбросить бандитов с лестницы и вместе с Марьяной сбежать, от греха подальше. Но нет, он сам вешает себе на шею барабан из шкуры жертвенной овцы…
Три года – это вечность, но пожизненное заключение несопоставимо хуже. Тем более Трофиму дают гарантии на этот срок. И примут его в камере хорошо, и «грев» будет, и Марьяну никто не тронет. Возможно, Салтан лукавил, но лучше хоть какие-то гарантии, чем нож в спину. Если братва возьмется за него всерьез, то ему в тюрьме долго не прожить…
Обо всем этом Трофим думал, направляясь к Марьяне. Нужно было объяснить ей ситуацию и получить хотя бы понимание, а может быть, и одобрение. Но если она не согласится с его решением, они сбегут из города. Возможно, Салтан не сможет их найти…
Но Марьяна его поняла. Выслушав Трофима, она порывисто обняла его, залила слезами его грудь и сказала, что будет ждать его и три года, и пять лет, а если понадобится, то все пятнадцать. И еще дала понять, что это будет испытанием для них…
Трофим попросил накрыть стол и сесть вместе с гостями. Он хотел посмотреть, как будет реагировать на нее Салтан. Если он позволит хоть какую-то вольность в общении с ней, он убьет и его, и Джута, после чего покинет город вместе с Марьяной. Не сбежит, а покинет…
Но Салтан вольностей себе не позволил. И Трофим поверил ему. А утром отправился в отделение полиции. Явка с повинной должна была существенно облегчить его участь. А что говорить следователю, он знал: Салтан его научил.
Глава 15
Дверь в камеру открывалась медленно. Так потихоньку расходятся треснувшие половинки плотины. Сначала движение слабое, почти незаметное, вода просачивается, затем бьет фонтанчиком, а потом как хлынет… И в камеру сначала просочился «смотрящий». Он зашел неторопливо, с высоко поднятой головой, а за ним хлынула толпа.
Камера большая, на двадцать двухъярусных шконок. Толстые, в метр толщиной, стены побелены и покрашены, бетонный пол блестит как лакированный паркет. Кровати аккуратно застланы, тумбочки-телевизоры в строгом порядке прикручены к стенам, за дощатой перегородкой надраенное «очко». На зарешеченных окнах занавески, батареи хорошо греют…
В общей камере следственного изолятора ремонта не было и в помине, и о быте арестантов никто не заботился. И два человека на койко-место – привычное явление. Но здесь не изолятор, это колония строгого режима. Трофим прошел этап, отбыл свое в карантине, и сегодня его забросили в камеру…
В камере были две свободные шконки, Трофим занял одну, но размещаться на ней не стал. Он знал арестантские правила, поэтому ждал, когда ему покажут место. Страха не было. Он и в следственный изолятор заезжал, и в камеру для осужденных, опять же, на этапе приходилось вливаться в толпу. И нигде особых проблем. Главное – быть человеком и не пытаться строить из себя крутого. Но и лоха, понятное дело, включать нельзя. Нужно быть самим собой – уверенным в себе человеком, осознающим собственную уязвимость.
Трофим поднялся, встречая сокамерников, а другой новичок остался лежать, забросив руку за голову.
– Не понял! – «Смотрящий» удивленно повел бровью, глядя на него.
Кулич нехотя открыл глаза и сонно посмотрел на него.
«Смотрящий» хотел что-то сказать, но его осадил чей-то возглас:
– Кулич, твою Матвеевну!
Более того, «смотрящему» пришлось посторониться, чтобы его не толкнул двухметровый детина, который с диким восторгом рванулся к новичку.
«Смотрящий» посторонился, взгляд его яростно сверкнул, но ни слова не сорвалось с языка. Такие люди, как он, не говорят, они наказывают. Намечают план, составляют обоснование, выбирают время и наносят удар… В тюрьме нет иной стратегии, кроме как выжить, поэтому тактика здесь четкая, коварная и очень опасная.
– Костяк, братан!
Громила Кулич неторопливо поднялся со шконки, но руки раскинул резко и крепко обнял своего старого друга.
«Смотрящий» покосился на них и направился к своему месту, в дальний от двери угол, где стояла одноярусная шконка. За ним потянулась «могучая кучка» – какой-то плохо выбритый доходяга с синюшным лицом и три крупных парня в чистых и наглаженных арестантских робах. «Смотрящий», авторитет, рангом пониже, и три бойца – вот и весь «блаткомитет».
Но своя свита была и у Костяка. Заключенные рассосались по своим шконкам, а он остался с Куличом. Рядом с ним стояли два крепыша с широкоформатными физиономиями. Один из них смотрел на Трофима маленькими своими колючими глазками, пытаясь зацепиться за его душу.
К Трофиму подошел боец из свиты «смотрящего», рослый атлет с маленькой головой, врастающей в могучие плечи. Такое ощущение, как будто у него не было шеи.
Он ничего не сказал, просто кивнул головой, увлекая его за собой.
«Смотрящий» сидел на своей шконке, недобро поглядывая на шумных Костяка и Кулича. На Трофима он посмотрел рассеянно, пытаясь сосредоточить на нем разбегающиеся мысли.
Похоже, Костяк со своими бойцами составлял ему нездоровую конкуренцию, а его полку прибыло – это не могло не беспокоить.
«Смотрящий» показал Трофиму на шконку напротив от себя.
– Как зовут?
– Трофим… Сто пятая статья, пункт первый. Одиннадцать лет. Убийство на почве ревности, – уточнил он.
Трофим точно не знал, то ли кинул его Салтан, то ли адвокаты действительно не смогли переквалифицировать сто пятую статью на сто седьмую… Скорее всего, второе. Аффект – это сильное душевное волнение, в котором поступки совершаются сгоряча, неосмысленно, а Трофим застрелил Тропинина из пистолета с глушителем. Какой уж тут аффект, когда налицо явные признаки подготовки к убийству…
Салтан рассказал ему, как было дело. Тропинина застрелили, когда он возвращался домой с работы. Его старые телохранители находились под следствием, новые должны были появиться только на следующий день, поэтому он стал легкой добычей для киллера. На дорогу бросили ветку, которая могла оцарапать его новенькую машину, он остановился, вышел, чтобы отбросить препятствие за обочину, и оказался лицом к лицу с убийцей. Тот выстрелил ему в грудь и скрылся в лесу. Не в спину выстрелил, а в грудь, именно поэтому можно было преподнести эту ситуацию как последствие ссоры с Трофимом. Как будто он встал на дороге, Тропинин остановился, вышел к нему, наговорил гадостей и получил две пули в грудь… Трофим верил Салтану и не понимал, что пистолет с глушителем – это приговор. И не понятно, то ли Салтан сам этого не знал, то ли нарочно ввел его в заблуждение. Так или иначе, Трофим попал под раздачу и загрузился на целых одиннадцать лет строгого режима. Мог бы получить и все пятнадцать, но судья учел состояние конфликта, в котором находились преступник и потерпевший. Но по-любому одиннадцать лет – это чересчур, особенно для невиновного…
Трофим скрыл свою причастность к Нестору и Салтану, он сделал все, как нужно, поэтому братва помогала ему в изоляторе. И «грев» поступал, и «маляву» в камеру заслали за подписью уважаемых людей. Но, главное, к нему под видом адвоката приходила Марьяна. Не часто, но случалось… Это был самый лучший в мире адвокат, но скрашивала она только настоящее, а будущее защитить не могла. Она обещала ждать, и Трофим ей верил. Хотя и понимал, что не сможет она дождаться, кого-нибудь еще полюбит. Того же Салтана…
Одиннадцать лет – это катастрофа, но не крест на всей жизни. Трофиму будет тридцать два года, когда он освободится. Это еще далеко не закат, вся жизнь, можно сказать, впереди. Но сейчас лучше забыть, что будет через десять с половиной лет. Сейчас нужно думать только о настоящем, о той жизни, которую он проведет в неволе. Он сейчас не просто в камере, это его жизненное пространство, которое он должен освоить. Освоить и жить в нем с минимальным набором проблем.
А о Марьяне лучше забыть. И о Салтане тоже. Не дождется она его, а раз так, то не суть важно, кто с ней будет жить. Не надо думать о том, что Марьяна будет с Салтаном, не дело терроризировать собственную душу. Надо просто вложить в голову закладку, которая даст о себе знать через десять с половиной лет. Он выйдет на свободу, наведет справки, а там уже будет видно. Если Марьяна с кем-то, он постарается вернуть ее обратно. Если с ней Салтан, он просто убьет его. Причем сделает это без всяких угрызений совести.
