— Впечатляет. Впрочем, русские умеют подбирать людей. Я бы тоже не отказался от такого парня. Даже несмотря на его юмор. Хотя наши не хуже.
— В том-то и беда. — Док позволил себе немного пофилософствовать, — и они, и мы — славные ребята. Вот только так сложилось, что и мы, и они ухаживаем за одной и той же девчонкой. Богатой сентиментальной девчонкой — Европой. Которую в данном случае представляет Мистер Пицца. Главный вопрос — стоит ли она, эта девчонка, такого… соперничества?
— Наверху считают, что стоит. Да и я тоже так полагаю… Но это все не о том. Итак, ты уверен, что для мистера Третьякова самое главное — вернуть своих — или своего — домой?
— Да. Я видел, как он общался с вертолетчиками русских спасательных команд после его первого полета. Он до сих пор один из них — с их точки зрения.
Да и с его личной. Он солдат — но особого рода. Он с удовольствием рискнет собственной шкурой и попытается продырявить наши — но только спасая своих. Если ему не придется никого вывозить из-под огня, он не полезет в драку. По крайней мере, без прямого приказа. И именно это дает нам возможность… Знаешь, если бы Третьяков был истребителем или пилотом ударного «Хайнда»,[25] как полковник Залетин, я бы высказался против операции.
— В этом случае я бы ее и не начинал. Слишком много вариантов. Ну что же, будем считать, что нам повезло.
— Именно так. Правда, есть опасение, что его будет трудно спровоцировать на создание полного комплекта необходимых предпосылок — я имею в виду второй этап… Но, насколько я понял, реальная ситуация, аналогичная казусу пятнадцатого года, рассматривается только как дополнительный бонус и не является столь уж важной?
— Верно. Однако, Док, — несмотря на обращение, Рон уже не был пациентом на приеме у психолога, теперь он снова был боссом, жестким и целеустремленным, — это крайне желательно. В том числе — и для провоцирования нужных нам реакций согласно твоим же таблицам третьего и четвертого этапа. Так что постарайся все-таки сделать все, чтобы мистер Третьяков переступил через свои привычки — по крайней мере, по отношению к мистеру Тоцци.
— Будет сделано, сэр. Как отмечено в нашем же докладе — вероятность чуть выше пятидесяти процентов. Но мы ее вытянем. Минимум до семидесяти. План составлен, информационные закладки — а итальянец не сможет не вылезти в сеть — подготовлены, причем с расчетом именно на его профиль.
— А на русского?
— Он не очень активно использует сеть. Кроме того, он не очень доверяет тем ресурсам, которые мы можем конфигурировать под задачу.
— Хорошо. Я надеюсь на тебя, Док. И — спасибо тебе за бесплатный сеанс психотерапии. — Оба засмеялись, Рон был умным человеком, а с умным человеком приятно работать. Ну а Док был настоящим профи, знающим и дотошным, так что работать с ним тоже было легко и надежно.
— Ничего страшного, Рон, — подмигнул он, — счет оплатит миссис Кэрри. Главное — успеть, пока она все еще может подписывать чеки.
11:00 мск
Луна, Океан Бурь
База «Аристарх»
Сергей пил чай. С сушками. Точнее, с одной сушкой. Еще три оставались в пакетике «на потом». Посылка с продуктами еще когда будет — «Ариан» даже на старт вывезти не успели. Пьетро закончил с завтраком раньше и теперь собирал посуду. Собирал аккуратно — алюминий к алюминию, пластик к пластику, объедки (впрочем, их оставалось мало, калории были в дефиците, да и готовили для космонавтов довольно вкусно) счищал в отдельную емкость. И говорил. Много говорил. В основном — глупости.
Нет, все-таки Интернет — зло. И детей вроде Пьетро в него пускать нельзя — от детей Интернет тупеет. Ведь умный же парень, прекрасно понимает, что почем, что сколько стоит. А туда же: «А вдруг реактор не прилетит? А вдруг это не реактор, а бомба?» Тьфу, прости меня господи… Даже и ответить-то нечего.
Запретить ему ходить в общую сеть, что ли? Чтобы всяку каку сюда не таскал? Нет, нельзя. Совсем расклеится. Сенсорное, мать его, голодание.
Вообще напарник сдал очень серьезно. То ли южный человек холод плохо переносит, то ли действительно — космос слишком уж неприветливое место для всех, кроме кучки фанатов, но шнобель итальянца снова начал ощутимо склоняться вниз, несмотря на слабую лунную гравитацию. Сергей откусил еще один хрустнувший в зубах кусочек (на Луне крошки не так страшны, можно и полакомиться) и задумался. Надо что-то делать. Встряски с учебной тревогой хватило ненадолго. Действительно внеплановый выход, что ли, устроить? Не выйдет — энергии в аккумуляторах после вчерашней тренировки уже совсем в обрез, а солнечные панели до восхода солнца бесполезны… Остается разговоры разговаривать. А тут тоже засада — больно разный у них двоих жизненный опыт. В общем, как перетерпеть оставшиеся до восхода трое суток — не вполне ясно. Посоветоваться с Абрамовым? Не стоит. Пока вроде ничего совсем уж нештатного не произошло, а дергать психологов попусту — вернейшее средство досрочно завершить карьеру. Абрам классный мужик, но службу знает туго. Ладно. Сергей с сожалением закинул в рот оставшийся кусочек сушки и допил чай. Будем думать, как ужиться зайчику с медведем в лубяной избушке.
Хотя… Есть один забавный армейский рецепт. Если солдату нечем заняться — пусть плац ломом подметает. Полезного выхода ноль — зато согреется. Да и фигней маяться времени не будет. Только тут аккуратнее надо. Пацан он глубоко штатский, к армейскому дебилизму не приучен. Значит, дело должно быть не совсем уж тупым и хоть чуточку интересным. Что бы такое проверить, не слишком тратя энергию? Желательно большое, длинное… О! Кабель! Кабель до реакторной площадки! И так будет хорошо, и эдак.
Вот и ладушки. Сами справимся, без Абрама. У него своих проблем хватает.
12:30 мск
Москва, ул. Щепкина, 42
— Что, Абрам, ходить-то можешь? Ну и на хрена ты вылез-то?! Под главный калибр? Тема ж не твоя ни разу.
Досталось всем. Господин Калитников, он же, промеж своих, Калита, напоминал медведя и дома. Точнее, в своем кабинете. Только вот европейский лоск в узком кругу подчиненных куда-то внезапно испарялся. Оно как водится — вдали от телекамер и улыбок иностранных партнеров обычно просыпается самое что ни на есть глубинно-нутряное, генерал-полковничье, а вот все внешнее и наносное — соответственно засыпает до следующей встречи с парижами и лондонами. Результат получается… неприятный. Особенно для этих самых подчиненных.
— Уж ты-то не подкалывал бы. — Абрамов высосал сигарету до фильтра и снайперски запулил окурок в урну. Почти снайперски. — Я ж тебя выгораживал, чудило. Меня эти ваши газетно-тивишные разборки вокруг радиоактивных железяк и вправду не касаются — я с людьми работаю. А с людьми у нас все вроде нормально, никаких ЧП, тьфу-тьфу-тьфу. А вот тебе придется отрабатывать хлебушек.
— Угу. С маргарином.
— Все мы не миллионеры. — Абрамов философически пожал плечами. Ну да, он психолог. Небось и высоконачальственные разносы воспринимает как внеплановый тренинг. — У тебя хоть в качестве компенсации есть возможность симпотных журналюшек кадрить. Та дамочка с хабаровского радио очень даже ничего была.
— Да брось. Так… подход к снаряду.
— Фиксируем демонстративно-пренебрежительное отношение к женскому полу. Осторожней, Филоныч, эдак можно и ориентацию сменить.
— Достал уже, Абрам. У тебя что — фиксация?
— Ты первый начал. По кофейку? Перед дорожкой? Или по пятьдесят?
— Можно. Но только кофе. А то мне еще разбираться, что там ребята наработать успели, пока мы с тобой на старты любовались.
— Ну, как хочешь.
Они просочились через вертушку один за другим, вышли на улицу. Коллеги по несчастью тоже разбредались кто куда. Впрочем, большинству путь недалек, по кабинетам и закуткам здесь же, в здании. Кто торопился развивать бурную деятельность, а кто и оную деятельность имитировать. А они не спешили. Все равно пилить в ближнее замкадье, а машины только через час придут. Или еще позже. Не проехать по Москве — пробки. Народ с отпусков повозвращался, мечутся, бедолаги, учебники-тетрадки для детишек закупают. Как всегда — в последний день. Ну или в один из последних. Так что время на кофеек найдется.
Кофе, кстати, был неплох, особенно по сравнению с носящей это гордое имя бурдой, сопровождающей жизнь служилого люда, что военного, что штатского. Бурда в пайках, бурда в конторских автоматах, бурда растворимая — в банках с наклейками разной степени художественности. Бурда в самолетах — впрочем, там к этой бурде хоть стюардессы симпатичные прилагаются. Иногда симпатичные. Хотя официантка в кофейне тоже была ничего. К сожалению, не та, которой достался их столик. Красивую — действительно красивую — молодую девчонку оттерла наштукатуренная бабенция, тут же начавшая строить Филонову глазки. Тот держался стоически — умение не разочаровывать женский пол ни до, ни после, ни во время, ни (как в данном случае) вместо у него, похоже, было врожденным. Но Абрамов еле заметно скривил в ехидной усмешечке рот — психолог он, собака такая, был от бога и душевные страдания красавчика, придавленного бюстом неопределенного размера, понимал преотлично. Причем на помощь не спешил.
