Водорезов снова зашелся в приступе неудержимого веселья.
— Мне кажется, я где-то ее видел… А впрочем, не важно. Вернемся к нашим баранам, Игорь. Со временем у меня сегодня не очень.
— Да-да. Извини, не смог удержаться — очень уж у нее глупое лицо было. Надо этой Андреевой под каким-нибудь предлогом премию, что ли, выписать, пусть утешится. Так, теперь о тебе. Значит, решение окончательное? Развод?
— Окончательное. И знаешь, Игорь, я бы предпочел, чтобы ее как можно меньше тревожили. У Аньки на руках маленький ребенок, и потом, сестра не совсем здорова. Я потому и пришел к тебе, чтобы, во-первых, попросить заняться этим делом лично, а во-вторых, чтобы оградить ее от этих хлопот… Все твои расходы будут учтены, в этом не сомневайся.
Я не сомневаюсь. Аньке твоей привет передавай, помню ее хорошо — бедовая была девчонка. Не беспокойся, Петро, сделаем все в лучшем виде. На днях подготовим для нее все бракоразводные документы, пусть один раз придет, подпишет — и все. Больше никаких хлопот, пусть сидит дома, сына растит. У нее ведь сын?
— Сын. Алешка. И ты знаешь, хороший такой пацаненок. Смешной…
В туалетной комнате Катя окунула в ладони алое зареванное лицо. Раз, другой, третий. Перед глазами стоял Петр Истомин — господи, господи, за что ты меня так наказал, почему мы встретились именно так?!
Сейчас Катюше казалось (а может быть, так оно и было на самом деле), что все эти годы она подсознательно ждала именно его. Его! К своим воспоминаниям о Петре она вернулась не сейчас — они пришли к ней несколько месяцев назад, пришли, как добрые старые знакомые, и встали на защиту от прежнего, стыдного, страшного…
Это случилось в тот день, когда, вернувшись с работы домой, она обнаружила в своей квартире Валентика, удобно расположившегося в кресле. Ноги его были сложены на стеклянный столик, потускневшие глаза в рамке красных век бездумно пялились в телевизор.
— Привет, моя хорошая! — Валентик не сделал ни малейшего движения, чтобы встать навстречу застывшей в дверях Катерине, но вытянул губы трубочкой и издал звук, отдаленно похожий на звук воздушного поцелуя.
— Не хочешь здороваться? Жаль, жаль, жаль… А почему ты не спрашиваешь меня, что я тут делаю? Неужели тебе это неинтересно? А как я провел все это время — «все-е эй го-ды-ы без тебя-я», — провел он треснувшим тенорком и засмеялся, обнажая неожиданно черные зубы, — чего поделываю, чем жил-занимался — тоже неинтересно? Молчишь? Странно. Ты знаешь, я ведь могу и обидеться.
Катя смотрела на мужа не отрываясь. Она не видела его три с лишним года. Время и новые заботы загасили последние искры тлеющего чувства, остались одни уголечки. И причина сегодняшнего пристального внимания к Валентику была другая — Катю Поразило, как за это короткое время переменился Валентик.
Очарование юности покинуло его, а вместе с ним ушло и всегдашное обаяние балованного ребенка. Прелестный волоокий паренек, дышащий здоровьем и беззаботностью, превратился в невысокого худого человека не первой свежести. Юношеская хрупкость переродилась в болезненную худобу, пышноволосая прическа повисла сальными прядями, персиковый румянец уступил место сизоватому оттенку, проступившему на натянутой на скулах коже. Подкупающе безмятежное выражение глаз сменилось лихорадочным и явно нездоровым блеском. Валентик нервно, словно встревоженная кошка, облизывал бледные губы и судорожно сжимал и разжимал руки на подлокотниках.
— Я, кажется, понял! — сказал он, коротко хохотнув лающим смехом. — Ты все еще на меня сердишься, дорогая! Я, кажется, имел глупость переспать с твоей лучшей подругой. Хотя, если смотреть на такие вещи беспристрастно, ты сама была виновата: не стоило оставлять слабовольного любимого мужа так надолго и одного! Но в данном случае, родная моя, дорогая-любимая-милая-красивая, я предлагаю отложить выяснение этих маленьких пикантных деталей на потом. Сейчас…
По лицу его и по всему телу прошла судорога — Катя с ужасом смотрела, как на лбу у Валентика прямо на ее глазах выступил крупный прозрачный пот. Уголки губ поползли вниз, задергалась щека, правый глаз стал неожиданно косить — и все это в одну минуту! Валентик походил сейчас на клоуна, играющего в глупой и фальшивой буффонаде.
— Катя… — прохрипел он и вскочил с кресла, продолжая так же страшно дергать щекой. — Катя, дай мне денег… Дай мне денег, мне очень надо, я умру, если ты мне откажешь, дай мне денег, Катя, дай, дай, дай, дай…
Она попятилась, Валентик сделал шаг ей навстречу и вдруг упал на колени, как будто ему враз подрубили обе ноги.
— Катя! — Она не верила своим глазам: он плакал! — Катя, умоляю тебя, детка, красавица, счастье мое, дай мне денег!!! Мне нужно, нужно, мне сейчас очень плохо, любимая, и будет еще хуже, намного хуже, если ты не дашь! Дай мне денег, дай! Я знаю, у тебя есть!
— Сколько? — наконец-то она смогла выдавить из себя хоть какое-то слово! — Сколько тебе надо?
— На дозу! — Валентик плакал и обнимал ее ноги. — Мне надо на дозу, на одну-единственную, маленькую дозу, и я уйду, я уйду от тебя, Катюша, я сразу же от тебя уйду..
Катя дрожащими руками открыла сумочку и отдала ему все, что там было — половину своей зарплаты.
Потом он приходил к ней еще и еще раз, всегда с одной и той же просьбой. По его совершенно сумасшедшим глазам Катя давно поняла, что нет в мире унижения, на которое когда-то такой уверенный в себе Валентик не мог пойти ради нескольких сотен рублей, служивших для него пропуском в несколько часов благостного забвения. Он был страстным, законченным и безнадежным наркоманом.
Она уже знала его историю, которая составилась из обрывистых слов и покаянных уговоров, которыми Валентик вымаливал у нее очередную подачку.
Связавшись после произошедшего с Катюшей несчастья с женщиной много старше себя, он на время окунулся в океан удовольствий — пятидесятилетняя дама покрыла юного любовника дождем ласк и подарков, возила одевать в дорогие магазины, по четыре раза в год брала с собой на роскошные курорты. Университет он бросил — шелест купюр в кошельке патронессы затмил для него все, даже неприятный холодок в желудке, возникавший всякий раз, когда Валентику в полумраке роскошной спальни приходилось дотрагиваться до стареющих плеч своей повелительницы. Чтобы избавиться от этого досадного ощущения, он, сам того не замечая, подсел на легкие — сначала легкие — наркотики. Денег у Валентика было теперь полны карманы, и почему не попробовать в этой жизни все?
А потом… потом он ей надоел. Пресытившаяся любовью симпатичного, но не слишком далекого в смысле ума и жизненного опыта молодого человека, знающая себе цену банкирша в один прекрасный день подарила ему золотой портсигар с трогательной надписью, а наутро дала распоряжение секретарю и охране больше не пускать Валентика к себе как домой, так и на работу. И телефон ее перестал отзываться на призыв Валентикова мобильника. И свет ее окон в элитном доме на Остоженке был больше не для него. Не было никаких объяснений, не было расставаний с красивыми словами — его просто выставили на улицу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
