Упал, поднялся, опять упал, и уже не было сил встать. Лежал задыхаясь, но время шло, и постепенно дыхание успокоилось. Посыпались камни, это шел парень. Тисл поднялся на колени, потом на ноги — и тут обнаружил, что, сбегая с гребня, потерял пистолет. Уже нет времени за ним идти. К тому же темно.
Пошатываясь, он шел дальше, как ему казалось, кругами, уже подгибались колени, а глаза заволокло какой–то мутью.
Глава 16
Еще несколько минут, и он его возьмет. Судя по звукам, человек впереди быстро теряет ориентировку. Даже дыхание Тисла можно было расслышать, так близко они находились друг от друга. Тисл заставил его побегать, это уж точно. Он рассчитывал взять его несколькими милями раньше, а гонка все продолжается. Но ничего. Скоро все будет кончено.
Сломанные ребра не позволяли бежать быстро, но Тисл тоже сбавил скорость, так что ничего страшного. Вдруг Рэмбо споткнулся и упал. Раньше с ним такого не случалось. А впрочем, случалось… Все дело в том, что уже некоторое время он вынужден прижимать руку к тому месту, где болело — из–за дождя ремень опять ослаб. Это нарушало равновесие при беге, и боль, которой рука мало помогала, подтачивала силы… Возможно, он не сразу поймает Тисла. Но все равно это произойдет очень скоро.
Неужели он произнес это вслух?
Большая колючая ветка хлестнула его по лицу. Он знал, что это уже не дождь стекает по его лбу и щекам. Но какое это имеет значение? Впереди, совсем близко, Тисл. Еще чуть–чуть… Он свернул влево, вдоль края зарослей куманики, ожидая, что эта дорога приведет его на дно оврага, где он сможет отдохнуть, ожидая Тисла. В темноте он не увидит, как удивится Тисл, когда он в него выстрелит.
Но он шел и шел вдоль зарослей куманики, а они все не кончались. Он подумал, уж не покрывают ли они весь этот склон. Пять минут, десять, пятнадцать, двадцать, — он зря тратил время, нужно было сразу идти за Тислом, а не делать этот полукруг.
Вернуться. Может быть, по другую сторону гребня эти заросли не так обширны, может быть, там они сползают вниз. Он повернул назад и ускорил шаги, прижимая руку к груди и постанывая. Но куманике не было конца. Когда он споткнулся и упал, то остался лежать лицом в грязной от дождя траве.
Потерял. Потратил столько времени и сил — и потерял. Болело исцарапанное куманикой лицо. Ребра горели огнем, одежда была изодрана в лохмотья. На него сеял мелкий дождь, он лежал совершенно неподвижно и впервые с времен детства плакал.
Глава 17
В любую минуту парень мог появиться из зарослей куманики и броситься на него. Тисл пробирался на четвереньках и ни о чем другом не мог думать. Он был на грани истерики. Потом куманика стала ниже и гуще, и ему пришлось ползти, с трудом протискиваясь под нижними ветками. Колючки раздирали одежду и кожу.
Но куда же он ползет? Может быть, описывает круг, возвращаясь к парню? Он остановился, испуганный. Почва полого уходила вниз, наверное, он на склоне холма. Мысли путались, и он ничего не мог придумать. Мерзавец, я выберусь отсюда и убью тебя за это.
Убью за это.
Очнувшись, он понял, что на некоторое время потерял сознание. Сколько он пролежал вот так, беззащитный? Впрочем, парень не стал бы убивать его во сне. Он бы обязательно его разбудил, чтобы Тисл знал, что происходит. Темнота перестала быть кромешной, постепенно стало сереть, и Тисл увидел вокруг колючки куманики с дюйм длиной. Провел рукой по спине — там засели дюжины колючек, дикобраз да и только. Он смотрел на свою залитую кровью руку и думал: что, если парень уже давно за ним наблюдает?
Потом все смешалось в его голове. Над ним засияло солнце, и сквозь ветки куманики он увидел ярко–голубое небо и засмеялся. Над чем ты смеешься?
Смеюсь? Я даже не помню, как перестал дождь, а тут же чистое небо и день. Он опять засмеялся, смутно сознавая, что с ним что–то не в порядке. Но это тоже было смешно, и он продолжал смеяться. Потом пополз в ту сторону, куда лежал головой. Он был уже футах в десяти от заросшей куманики, на вспаханном в зиму поле, когда осознал, что выбрался. Попытался встать на ноги — и не смог. Опять пополз.
Прошло много времени, прежде чем он в очередной раз протянул руку вперед и чего–то коснулся. И не сразу понял, что это такое.
Проволока.
Он поднял голову — проволоки было много. Изгородь. И, боже милостивый, за изгородью нечто столь прекрасное, что он не сразу поверил в реальность увиденного. Придорожная канава. Щебеночная дорога. Он смеялся, просовывая голову между туго натянутой колючей проволокой, снова обдираясь и не замечая этого, он смеялся, падая в канаву. Там была вода. Он упал на спину, вода залилась ему в уши, потом стал карабкаться вверх, к дороге, скользя вниз, цепляясь и подтягиваясь наверх, опять соскальзывая — и вот одна рука коснулась дорожной щебенки. Он не чувствовал на ощупь щебенку. Видел — да. Смотрел прямо на нее и видел. А почувствовать не мог.
Парень — более сильный боец, вдруг подумал он. Но я умею… организовывать.
За Орвала.
За Шинглтона и Уорда, Митча, и Лестера, и самого молодого полицейского, за всех них.
За себя.
Я уничтожу этого мерзавца.
Тисл лежал на краю дороги и повторял это снова и снова, потом сказал то же самое человеку из полиции штата, который пытался поднять его, шепча «Боже мой», но не смог и побежал к машине — вызвать по радио помощь.
ЧАСТЬ III
Глава 1
Была ночь. Тисл сидел в кузове грузовика под брезентовым навесом и смотрел на большую карту, прикрепленную к одному из бортов. Горела только маленькая электролампа, висевшая у карты. Рядом с картой, на столике, был громоздкий приемопередатчик.
Радист сидел в наушниках.
— Грузовик национальной гвардии номер двадцать восемь занял позицию, — сказал он полицейскому. — Тот кивнул и воткнул в карту еще одну красную булавку — на южной стороне. К востоку желтые булавки показывали расположение сил полиции штата. Черные булавки на западе обозначали полицию из близлежащих городков и округов; белые булавки к северу представляли полицейские подразделения Луисвилла, Фрэнкфорда, Лексингтона, Боулинг Грина и Ковингтона.
— Неужели вы собираетесь просидеть здесь всю ночь? — спросил кто–то у Тисла. Тисл повернул голову — это был Керн, капитан полиции штата. — Поезжайте домой и поспите, хорошо? — продолжал Керн. — Врач посоветовал вам отдохнуть, а здесь все равно в ближайшее время ничего серьезного не произойдет.
— Не могу.
— Почему?
— Репортеры ищут меня дома и на службе. Лучший отдых, который я могу себе придумать — это не проходить через все заново вместе с ними.
— Скоро они вас и тут найдут.
— Нет. Я велел вашим людям у дорожных заграждений не пропускать их.
Керн пожал плечами.
— Врач перевязывал вам лицо и руки бесконечно долго, наверняка такое захватывающее зрелище он видит впервые в жизни. Что это за темное пятно у вас на рубашке? Неужели опять открылось кровотечение?
— Какая–то мазь, он слишком густо намазал. Под одеждой у меня тоже повязки. Те, что на ногах, такие тугие, что я с трудом хожу. — Он заставил себя улыбнуться, как если бы тугие повязки были всего лишь неудачной шуткой со стороны врача. Он не хотел, чтобы Керн понял, как ему плохо, так сильно кружилась голова.
— Боли есть? — поинтересовался Керн.
— Раньше болело меньше, до того, как он меня туго перевязал. Он дал мне таблетки, велел принимать каждый час.
— Помогают?
— Вполне. — Это прозвучало как нужно. С Керном приходилось говорить осторожно, преуменьшая боль, но не настолько, чтобы тот перестал ему верить и насильно вернул в больницу. Раньше, когда Тисл лежал в больнице, Керн негодовал на него за то, что он пошел в лес, не дождавшись полиции штата. «Это моя юрисдикция, и вы полезли без спроса — теперь сидите здесь и не суйтесь!» — сказал Керн. Тисл молча стерпел это, давая Керну выпустить пар, но потом постепенно убедил Керна в том, что вдвоем будет легче организовать столь масштабный поиск. Был и еще один аргумент, который Тисл не использовал, но знал, что Керн сам успел об этом подумать: сейчас может погибнуть не меньше людей, чем в начале, так что будет лучше с кем–нибудь поделить ответственность.
Мимо погромыхивали грузовики, большие грузовики, в которых, как знал Тисл, сидели солдаты. Завопила сирена, быстро приближаясь в их сторону, и Тисл был рад, что можно перевести разговор на другую тему.
— «Скорая помощь?» Для кого?
— Еще одного из цивильных подстрелили.
Тисл покачал головой.
— Они прямо умирают от желания помочь.
— «Умирают» — то самое слово.
— Что случилось?
— Глупость. Группа цивильных добровольцев ночевала в лесу, чтобы быть с нами с раннего утра. Они услышали в темноте шум и решили, что это парень к ним подбирается. Схватили свои винтовки и пошли выяснять. И, конечно, разбрелись в разные стороны, потому что порядка у них никакого. А потом один из них принял другого за парня и начал стрелять. Тот стал стрелять в ответ. Подключились остальные — хорошо еще никто не погиб, только ранен.
