Павла Еремина привезли, вместе с другими страдальцами, на Новую Землю. Молочное-белое стылое небо, серое море, камни и кости замерзшей земли. «ЗА ЧТО, ГОСПОДИ?!» — вопрошал Иов, кидаясь на землю, раздирая себе плачущее лицо ногтями. Павел Ефимыч на землю не кидался и лицо ногтями не раздирал. Он озирался. Хоть бы одна изба. И дерева нет, леса-то нет. Из чего они будут строить себе жилища?.. Землю рыть, в землянках селиться?.. Солдаты хохотали: да, ройте, ройте, землеройки!.. Пока они рыли себе землянки, как могилы, солдаты, привезшие их сюда, ночевали на барже. В вырытые землянки перенесли провизию. Обнаружился чахлый лесок за прибрежными голыми скалами. Павел возглавил лесопильный отряд. Вот инструментов им палачи не забыли прихватить: топоры, пилы. Человек — зверь живучий, он ко всему приладится, быстро пообвыкнет. И этот дикий, лютый край обживет. И раб, чтобы выжить, срубит крышу над головой; и, чтоб он не сдох от голода, прислужник Власти, покорный повар, такой же раб, как и он, сварит ему лагерную баланду. Свекольный хвост, пара картофелин, гнилая капуста. Будем умирать от цинги, жестко подумал Павел. Надо жевать хвойные иглы. Тогда не умрешь.

Когда были возведены бараки, другая баржа с материка привезла им работу. Материя, отрезы, сукно, шерсть. Шить шинели и куртки для солдат, валенки валять для армии. А что, к войне готовимся?.. Да, вовсю. Ты разве не знаешь, Пашка, что идет уже война. Лютая зима — и война. Война всегда Зимняя, так уж заведено. Чем морозней на дворе, тем война лютее. Чужой кровью человек греется.

Поставили допотопные швейные машины; вывалили из мешков нитки, иголки; снабдили ножницами — и тщательно следили, чтоб ножницы заключенные с собой не утаскивали, они хоть и тупые, а все же — холодное оружие. Следи не следи — за всеми не уследишь. Мужики разъединяли украденные ножницы, крепко, остро затачивали о камень, о кремневый гранитный скол, лезвие. «Ну и в кого ты его всадишь?.. В вертухая?..» — «В кого бы ни всадил — мое оружье!..» Павел горбился над шитьем. Он сроду не умел шить — бабье занятие!.. — тут же, на Новой Земле, обучился мгновенно. Ничего хитрого в шитье не оказалось. Знай подставляй под стрекочущую иглу льющуюся, как серая вода, ткань, обрывай, обрезай, обкусывай зубами нитки, размечай мелком, куда класть шов. И все. Людская одежда, людская еда. Человек сам себя укутывает от морозов, сам себя кормит. А птицы небесные не сеют, не жнут, а сыты бывают.

Он, когда шил, все повторял про себя названье пролива, что они пересекли на барже: Маточкин Шар, Маточкин Шар. Ему виделся клубок младенческого тельца, скрюченного, скатанного в живой шар в утробе матери. Так скатывались в светящийся, шевелящийся над головой клубок заполярными ночами — звезды. Когда наступал вечер и мороз усиливался, Павел запахивался в тулуп и шел к берегу моря, к Маточкину Шару. Он глядел, как серо-зеленый лед заберега обрывается зубцами в пропасть плещущей жестоко и насмешливо воды, в ее власть и безбрежье. Да, завезли их. Отсюда теперь не выбраться. Черный вечер вел за собой на серебряной нити черную ночь, и во все небо распахивался огромный колышущийся, прозрачный веер Сиянья. Павла околдовывало, примораживало к камням Сиянье. Однажды он стоял целых два часа на морозе, восхищенно наблюдая размахи стрельчатых алых и синих лучей по черноте, переливы золотых шелков, растяг изумрудных, а то вдруг сразу небесно-голубых и слепяще-индиговых гармошечных мехов, полосы и сполохи тончайшего шарфа Царицы Небесной — «Богородице, Дево, радуйся, благодатная Марие, Господь с Тобою!..» — тихо, благодарно шептал он, и слезы на его щеках застывали на морозе, образуя ледяную корку на коже, — и заболел, и попал в лазарет. А лазарет-то был совсем не лазарет, не больница, как там, далеко, в покинутом миру, а деревянная собачья будка, домулька на три железных койки — да, для больных на барже палачи привезли и свинтили еще и койки, вот Божеская милость, спасибо, — и тощий фельдшер с жидкой бороденкой, а то, может, и коновал, коровий лекарь, именовавший себя лагерным доктором, только прижал к его лбу руку и отдернул: ого, жар, полыхает весь!.. И целую неделю, насмотревшись роскошного Сиянья, Павел Ефимыч лежал в жару и бреду на настоящей койке, на железной кровати, уносившей его в мир снов о разлученной с ним семье, и его пересохшие губы шептали: плат Богородицы, покров Богородицы, ну точно накидка Богородицы, не иначе.

Она идет по небу, и стопы ее легки.

Она идет по земле, и острые камни впиваются Ей в босые ноги. Какое Она право имеет ходить в рубище и босиком?.. Кто Она?.. Люди помнят, кто Она. Знают.

Легкая, тонкая ткань развевается за Ее плечами, относимая ветром. Сырым и пронизывающим ветром побережий; вольным и тоскливым, сухим и пыльным ветром горячей степи; и дождями тоже посекается Она, но, высохнув, остается все такой же — легкой, прозрачной, светящейся, летящей. Летят впереди Нее на Ее лице и Ее глаза. И, побожиться бы, да боюсь, — за Ее спиной — незримые крылья. Есть люди, что видят их. Широкие крылья, и перо к перу, и видны заросшие раны, а вон и свежая ржавая кровь недавно запеклась. Ржавые перья, обветренные, птичьи, хрупкие. Погибельно на земле быть крылатому человеку, иметь два крыла. Все равно подстрелят.

Но когда Она идет, ступает легко — по небу ли, по земле, — крыльев мы не видим; ведь Она не ангел, а женщина, выносившая во чреве Бога. От Духа Святого Она не убереглась. И, пройдя через Успенье, вознесшись на небо, Она не перестала ходить по земле. Ее ход радостен, тягостен и вечен. Она, ходя по земле, наблюдая страданья людей, искупает их вину перед Сыном Ее. Она наклоняется к мученикам, отирает пот им со лба, слезы со щек, целует, утешает, вдыхает силы. Она приходит к казнимым в виденьях; и идущий на смерть счастлив, увидя Ее перед эшафотом.

Если Она приходит к страдальцу как Царица — это один знак. Но бывает так, что Она приходит в нищенском обличье — в грязном рубище, босиком, с развевающимися по плечам, распущенными косами, с исхудалым горестным лицом, видевшим столько страданий, что Ее уязвленная душа ничего для самой себя уже не просит и не хочет. Что значит такой Ее приход? И никогда Она не думала о себе; она всегда думала о людях. Ее Сын открывал ей глаза. Она возлюбила ближнего всем сердцем Своим и всем помышлением Своим. И Она стала совершать свой Великий Ход по земле, чтобы люди, живущие внутри ненависти и скорби, не утеряли последнего счастья — любви. Апостол Павел заповедал о любви, что она не пройдет, не оборвется, как нить рыбачьей сети. Горы сдвинутся, моря разольются, люди сгорят в пламени, а любовь не прейдет. ОТКУДА ЖЕ ОНА ПОЯВИТСЯ, ЕСЛИ НИКОГО БОЛЬШЕ НА ЗЕМЛЕ НЕ БУДЕТ?!

«От Меня, — шепчет Она, и тонкий прозрачный плат за ее плечами горит, переливается, вспыхивает золотыми звездами, синими искрами. — От Меня, ибо Я не прейду. Небо — дом Мой. Я снова спущусь с неба, если здесь все разрушено будет. Я поцелую земной уголь, сожженную кость. И кость покроется жилами и мясом, и Я вдохну в нее Дух. Вы поймете не умом, а кровью своею и духом, что смерти нет».

Господи, какое же красивое у нее лицо. У этой юной девочки, идущей босиком, в лагерном рубище, по берегу моря.

Ведь зима же! Где твои валенки!..

А солнечный день, мне охота позагорать. Скоро весна. Пригревает.

Ты спятила! Ты заболеешь и умрешь! И ни в каком лазарете…

Я бессмертна, Павел. Я же никогда не умру. Ты же понимаешь — я не умру.

Мои руки протягиваются к тебе. Мои руки пытаются нащупать тебя, обнять тебя. Вот я чувствую небесную, земную плоть твою под моими руками. Ты сумасшедшая, так легко, не по погоде, одеться!.. Откуда ты?.. С той черной баржи?.. С материка?..

Ты думаешь, я из семнадцатого барака. Нет. Я с неба. Задери голову. Ну да, с неба, вот с этого, с этого неба.

Ты лишилась ума. Почему ты такая бледная. У вас в бараке кто-то умер. Не ходи туда. Побудь со мной. Вот так, я тебя обниму. Согрею. На мой тулуп, погрейся. А ножки-то, ножки… дай-ка я с себя валенки сниму, надевай-ка скорее…

Что ты. Зачем ты так стараешься. Я не забуду доброту твою. Я отблагодарю тебя. Ты умрешь легкой смертью.

Будет болтать-то, грейся лучше. Ну как?.. То-то же. Голые пятки собаки закусают!.. Видела, сколько собак вертухаи на Острове развели?.. тьму тьмущую… Одной жратвы сколько им надо… А ты, мать, совсем худа — худо тебе здесь, сгложут тебя морозы, работа… ты уж не поддавайся, ладно?.. Можно я тебя… покрепче обниму?..

Можно.

Какая нежная улыбка на ее устах. Уста. Очи. Свет в очах. Худое иконное лицо. Здесь все от голода похожи на иконы. Здесь всем от голода скоро начнут видеться виденья. Девушка, девочка. Какая она мать. Почему в ее глазах — материнский вопль?!

Новая Земля. Новая Земля.

Какое веселое имя — Новая Земля. Оно пахнет громким порохом открытья, морем, парусами.

Оно пахнет бочкой сельди, и смолой, и…

…и овчиной для тулупов, и черными валенками, тяжелыми, как утюги, и тухлой капустой в баланде, и жеваными — от цинги — иглами карликовой северной сосны, в тундре они искали и находили такую, и снегом, снегом, снегом… Снег бил в лицо Павлу. Павел знал: еще год прошел здесь. Многие, кто прибыл сюда с ним на той барже, уже давно умерли. А он, крепкий, кряжистый, красивый, усатый-бородатый, как любимый им с детства Спас в Силах на той старой красной иконе в церкви в самарском селе Буяне, все живет. Иной раз его засылали на кухню — помочь чистить картофель. Весь сгнивший, мелкий, как горох, — его сюда привозили в баржах; что горох, что люди, — было все едино. Драгоценнее самоцветов был он. Его чистили, шелушили — так бережно и нежно, будто бы чесали голову ребенка. И потом ссыпали в пахнущие голодом и пустотой котлы, светясь цинготными улыбками. Павел вспоминал из церковных книг: берег моря Галилейского, Учитель, апостолы. Думал: они не варили в котле картошку. Они варили рыбу. Они тащили рыбу из моря сетями, и рыба мощно играла, била упругими хвостами, переливалась серебряно-розовой чешуей на солнце — рыба не хотела умирать, она хотела жить. Те, страшные, слухи подтвердились. На одной из барж, раньше, еще до их этапа, плывших сюда, вспыхнуло восстание, и начальники приказали баржу утопить. Вместе с людьми. А чтобы неповадно было остальным, во веки веков, аминь, повелели утопить и другие баржи с заключенными, шедшие следом, караваном.

1 ... 13 14 15 16 17 18 19 20 21 ... 57

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Рельефы ночи - Елена Крюкова бесплатно.

Похожие на Рельефы ночи - Елена Крюкова книги

Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
Шоу - Росса Барбара - Современная проза
Прозрачная земля - Андрей Бычков - Современная проза
Просто дети - Патти Смит - Современная проза
Рассказы - Валерий Буланников - Современная проза
Считанные дни, или Диалоги обреченных - Хуан Мадрид - Современная проза
Дарованный остров - Кристина Камаева - Современная проза
Красный сад - Элис Хоффман - Современная проза
Темная комната - Рейчел Сейфферт - Современная проза
Исповедь (Бунт слепых) - Джейн Альперт - Современная проза

Оставить комментарий