был не очень любезен по этому поводу.
Он съёживается.
— Гость?
— Нет. Уборщик. Ну, мне кажется, что он был уборщиком. Он вытирал пол.
— Дай угадаю, — говорит Макс. — Высокий, темноволосый, с хмурым лицом, может быть, на год или два старше нас?
— Да. Как ты узнал?
— Ты повстречалась с Петровым.
— С кем?
— Алек Петров, — объясняет он. — Он живёт здесь, в отеле, как ты с твоим отцом.
Странно. Разве Софии не стоило бы упомянуть о ком-то ещё, живущем в отеле?
— И он не столько уборщик, сколько человек, который делает всё, — продолжает Макс. — В основном он занимается садом и ремонтом. Иногда он подменяет официанта или повара, если кто-то заболеет и не сможет найти замену.
— Значит, у него нет какой-то конкретной работы?
— Насколько я знаю, нет.
— Его родители тоже здесь работают?
— Если и так, то я никогда с ними не встречался. Я уже спрашивал об этом маму, но она просто говорит, что личная жизнь других людей меня не касается. И пофиг, что она просит нас осмотреть личную собственность кучки мёртвых людей специально для того, чтобы она могла выставить их личную жизнь на всеобщее обозрение, — он качает головой. — Поговорим о лицемерии во всей его красе. Эй, дай мне, пожалуйста, тот старый дневник.
* * *
Отнеся на стойку регистрации последние коробки, намеченные на сегодняшний день, мы с Максом направляемся в офисы на первом этаже.
— Любимый фильм? — спрашивает меня Макс.
— Это просто, — отвечаю я. — Авансцена.
— Прошу прощения?
— Ну, фильм о балете? Из-за него я и захотела стать балериной.
— Что ж, тогда я не смогу превзойти тебя в этом, не так ли? И у него, по крайней мере, солидная сюжетная линия.
— Ты видел его?
— Я видел всё, — говорит он, руками сжимая ремень сумки, пересекающий его грудь. — Так ты балерина?
— Да. Или, по крайней мере, пытаюсь ею быть.
— И ради этого ты хочешь пойти в школу?
— Таков план.
— Очень круто. Может быть, когда-нибудь, когда мы оба станем богатыми и знаменитыми, и сможем вместе снять фильм о балете.
— Мы могли бы, — говорю я, — но ты не сможешь превзойти мой любимый фильм.
— Спорим? — Макс останавливается у кабинета моего отца. — Так я увижу тебя завтра?
— Да, я приду.
— Хорошо, отлично! — он прочищает горло. — Это, эм… здорово. Я подумал, вдруг тебе было безумно скучно. Я знаю, что большинству людей так и было бы.
— Нет, — говорю я. Вообще-то, мне кажется, это было довольно круто.
— Потрясающе. Я хочу сказать, я знаю, что мама будет рада это услышать. Она уже несколько недель не даёт мне покоя, пытаясь найти кого-нибудь, кто мог бы помочь, но никто из моих друзей не оказался заинтересован, — он наклоняет голову и одаривает меня самой глупой улыбкой. — Ну, короче. Увидимся завтра.
— Увидимся.
Он разворачивается и направляется обратно тем же путём, которым мы пришли, к офису своей мамы.
Я качаю головой и немного смеюсь над его вызывающим, очаровательным энтузиазмом, затем поворачиваюсь и стучу в полуоткрытую папину дверь.
Папа сидит за своим столом и что-то печатает на компьютере.
— Привет, Нелли Би! Как прошёл твой первый рабочий день?
Я плюхаюсь на один из стульев напротив него.
— Хорошо, — говорю я, хотя хочу сказать, что встретила одного очень хорошего парня и одного придурка, который, очевидно, не знает значения слова «несчастный случай». — Оживлённо. Как прошёл твой день?
Он ухмыляется.
— Хорошо. Оживлённо.
— Ты почти закончил?
— Мне нужно закончить ещё пару дел, но что ты скажешь, если мы поужинаем где-нибудь через час?
— Звучит хорошо.
Он возвращается к своему компьютеру.
— Эй, пап? Ты, правда, счастлив здесь, да?
Он делает глубокий вдох и кивает.
— Счастливее, чем я был долгое время, малышка.
Это всё, что мне нужно услышать. Его счастье стоит того, чтобы иметь дело с кошмарами и дерзким уборщиком. И, кроме того, это не значит, что за последние два дня мне не понравилось в «Гранде».
Крутая пекарня. Потрясающая работа. Макс.
Всё могло быть и хуже.
* * *
Я достаю из кармана ключ-карту и открываю дверь в наш номер. Здесь тихо, почти до жути, и впервые я понимаю, что не слышала никаких явных признаков присутствия других гостей вокруг нас. Ни телевизора, бормочущего сквозь стены, ни захлопывающихся ящиков, ни разговоров в холле. Это означает, либо комната, смежная с нашей, не занята, либо конструкция девятнадцатого века намного более звукоизоляционная, чем я полагала.
Я направляюсь в ванную, включаю горячий душ и снимаю с себя запыленную одежду. Зеркало запотевает, поэтому я открываю крошечное окошко под потолком, так как наша комната находится слишком высоко, чтобы кто-нибудь, кроме птиц, прыгающих на цыпочках по зелёной медной крыше, мог меня увидеть.
Я вхожу в душ, разминаю узлы на шее и вдыхаю пар, пока вода бьётся о мои ноющие мышцы. Я закрываю глаза и напеваю себе под нос знакомую мелодию. Мне требуется мгновение, чтобы даже вспомнить, где я недавно слышала эту песню, а затем ко мне приходит ответ.
Бальный зал. Просачивающаяся через эти невероятно хорошо скрытые динамики.
По другую сторону занавески скрипит половица.
— Папа?
Ответа нет.
Кончиками пальцев я отодвигаю край занавески. Туман пара размывает туалетный столик и очертания двери, но я вижу достаточно, чтобы понять, что здесь никого нет. Я хмурюсь, а потом вспоминаю об открытом окне.
Должно быть, от порыва ветра задребезжали жалюзи.
Тем не менее, я побыстрее заканчиваю. Возможно, скрип исходил от папы с другой стороны двери, и я не хочу заставлять его слишком долго ждать, чтобы перекусить. Я выключаю воду, беру полотенце с душевой штанги и вытираю кожу насухо, а затем оборачиваю его вокруг себя и отодвигаю занавеску.
Я кричу.
Все до одного ящики под раковиной были выдвинуты и беспорядочно висели на петлях, как будто кто-то что-то искал и не успел их закрыть.
Папа?
Я бросаю взгляд на дверь…
Она заперта изнутри, но я не помню, чтобы запирала её.
А значит, человек, который это сделал, всё ещё находится со мной в ванной — окно слишком маленькое, чтобы кто-то мог пролезть, и находится слишком высоко, чтобы кто-то мог дотянуться, — но тут никого нет.
Я одна.
Мой взгляд останавливается на зеркале. Буквы начертаны на запотевшем стекле, конденсат стекает по стеклу.
Сердце колотится, я выскакиваю из душа, щёлкаю замком и открываю дверь. Пар клубами валит из ванной комнаты при внезапном порыве свежего воздуха. Я снова смотрю на зеркало, зная, что это было всего лишь моё воображение, что моё
