— Вера Васильевна уехала, поэтому давайте без нее побеседуем, — предложил начальник райотдела.
Женщина повернула к нему лицо, и из глаз ее посыпались слезы. Именно посыпались — крупные, тяжелые капли быстро скатывались по щекам, Тамара не вытирала их.
— Я подумала ночью и решила все рассказать. — Она посмотрела на Ивана Александровича, но тот молчал, боясь спугнуть ее неосторожным словом.
Снегова продолжала:
— Да, я вечером тридцать первого марта уехала от мамы в ее шубе, шофер правду сказал. Утром 1 апреля, как муж ушел, я подумала: «Однако надо еще съездить в Ийск, может, пройду комиссию». На попутке добралась, да было еще рано. Где мне ждать? Устала, замерзла и поехала на вокзал. Ну, сижу на скамейке в зале, вдруг подходит ко мне женщина, чуть меня постарше. В телогрейке, в ботах резиновых, платок на ней, на глаза надвинут. Слово за слово, разговорились. Она говорит, мол, весна уже, а холодно у вас еще. Вот у нас уже зацветает все, теплынь. А потом: «Мы с тобой, девка, сестры, у обеих во рту щербинки». Я поглядела — точно, щербинка у нее, как у меня. Сидели, беседовали, потом она мне и предлагает: «Хочешь много денег иметь?» В магазине, говорит, в «Тканях», вчера дефицит был, наверняка продавцы деньги припрятали. Я, конечно, отказалась, а она стращать принялась. «Видишь, вон парни. Они тебя угробят, если с нами не пойдешь». А у кассы здоровенные два мужика стоят. Я испугалась, согласилась.
Николаев слушал внимательно, мысль работала лихорадочно, сопоставляя показания Снеговой и данные следствия. Приметы женщины указаны Снеговой точно — боты, платок и даже щербинка. Но ведь это и самой задержанной приметы! Что же, себя она описывает?! Чушь какая-то получается.
— Продолжайте, продолжайте, — сказал он, видя, что Тамара запнулась.
— В городе, как стали к «Тканям» подходить, я сказала, что не пойду, вон милиция недалеко, кричать буду. Тогда женщина мне приказывает: «Снимай шубу». Я решила, пусть лучше шубу возьмут, а меня отпустят. Отдала ей шубу, незнакомка надела, а мне — свою телогрейку сунула. И парням крикнула: «Айда в „Высокое крыльцо“».
Слух майора неприятно резануло это «Высокое крыльцо». Только местные называют так магазин «Ткани», чужим откуда знать такое? И по рассказу получалось, что женщина-то не местная! Снегова между тем продолжала:
— Они к «Крыльцу» втроем направились, а я выскочила к Куличковой горе да на попутке до Заозерного. А когда услышала про убийство продавщицы, поняла, что они это сделали, напугалась, молчать решила.
Девушка притихла, вопросительно уставилась на майора: обильных слез не было и в помине. «Проверяет впечатление», — особого труда не требовалось, чтобы это понять…
— Узнать своих знакомцев сможете?
— Конечно, — оживилась та. — Только найдите, сразу узнаю.
— Значит, шубы вы лишились? — спросил Николаев сочувственно.
— Лишилась, — закивала головой Тамара. — А телогрейку я сразу выбросила. Завернула в нее камень — и в прорубь.
«Как хорошо, что вчера Вера с ней поработала», — подумал Николаев. Видно, что все вопросы, возникшие при допросах, Тамара продумала. Поняла, что кое в чем запираться бесполезно — вот сегодня и новая версия. Итак, нужно проверить то, что сказала Снегова.
Майор позвонил Климову. Коротко обсудил новость с вошедшим сотрудником.
Андрей Ильич только получил сообщение от Богданова из Ярино. Вернулись домой супруги Степанко. Говорят, что ездили проведать дочь и проехали до Ийска — купить патронов к весенней охоте. Богданов проверил — действительно, зафиксировали покупки, у Степанко охотничий билет. Еще сообщил Богданов, что соседи счетовода не любят, потому что он нелюдимый и злобный. Ходит охотиться один, хотя не старожил, а места в Ярино дикие, полно опасного зверя и заблудиться легко. Кроме того, часто приезжают к нему родственники откуда-то издалека. Местным такое гостевание кажется странным — чего бы это за семь верст киселя хлебать, какие такие чувства гонят людей к этому Иосифу за тысячи верст? Лейтенант просил разрешения вернуться в райотдел, не видя больше смысла оставаться в Ярино.
— Богданов не знает о показаниях Князева, автофургонщика? Ну, что шуба была на Тамаре, когда от матери она поехала? — спросил майор.
— Не сказал я ему, Иван Александрович, работник он молодой, горячий. По-моему, осторожность не помешает. Не спугнуть бы Степанко, если шуба у них. А уехать ему не разрешил. Там у нас будут еще хлопоты.
— Согласен с тобой, Андрей Ильич. Надо искать шубу Снеговой. В грабителей не верю, не такова девица. Не уничтожила ли она вещи?
— С утра проси у прокурора санкцию на обыск у Снегова и Степанко.
К вечеру разыгралась метель, мокрый снег летел в окна, залепляя стекла. «Испортилась погода», — огорчился Николаев.
Ждать труднее, чем действовать — это известно давно.
Метель свистела, не переставая, деревья прижимались друг к другу голыми ветвями, но сквозь раздражающие звуки донесся вдруг шум мотора подъезжающей к подъезду машины.
— Вера приехала, — обрадованно бросился к окну Николаев. Тарахтенье двигателей своих милицейских автомобилей он различал безошибочно.
Следователь прокуратуры вошла в кабинет с мокрым от растаявших снежинок лицом, и Николаев посочувствовал ей искренне:
— Непогода, не повезло тебе!
— Что ты, Иванушка? — оживленная Вера позволила себе такое обращение, посторонних в кабинете не было. — Что ты, — повторила она. — Ветер совсем не холодный, а пороша до земли не долетает — тает прямо в воздухе! И вообще, что ты такой сердитый? Я с хорошими вестями!
— Пора, пора им быть — сколько ж можно, — майор покосился на окно. Действительно, снежинки исчезали на лету. — Так что у тебя?
— В двух словах. Во-первых, — следователь загнула палец, — Сережин больной, Мельников, рассказал, что при увольнении из котлопункта у Снеговой, тогда еще Барковой, была обнаружена недостача — 242 рубля. Начальник потребовал погасить ее и припугнул Тамару: «Прокурору передам дело, если в месяц не заплатишь».
Вера сделала паузу, а Николаев нетерпеливо переспросил:
— Заплатила?
— Не заплатила, — она торжествующе смотрела на майора, — приехала и рассказала Мельникову страсти-мордасти. Дескать, не явилась к нему раньше, потому что в городе убийство, ищут молодую женщину, ну и так далее, ты же знаешь, Сережа говорил. Рассказала то, что могла знать только женщина, приходившая к Пушковой…
«Вот оно, начинается. Это уже серьезно!» — обрадованно подумал Иван Александрович.
Путаются ноги в высокой траве, трудно бежать. По огромному ярко-зеленому лугу прямо на маленького Ваню несется табун лошадей. Сильные, огромные, с мощными копытами кони, и на шее каждого звенит ботало — большой колоколец. Звон заполняет все вокруг, бегут, бегут кони и скрыться от них нельзя. Он отталкивает рукой одну лошадь, а другая уже настигает его, ударяет грудью. «Ванюша, Ваня», — слышит он голос и просыпается.
— Вставай же скорее, тебя к телефону срочно, а я добудиться не могу. Устал, бедный, — жена ласково треплет его волосы.
Коммутаторные телефонистки — об АТС в Ийске еще только мечтали — зуммеры выдавали от души. Иван Александрович взял трубку, машинально взглянул на часы — четверть шестого. Полученное известие мигом разогнало сон, горячая волна затопила сердце, он только и смог выдохнуть в трубку:
— Что? Что ты сказал? Повтори!
Настолько неправдоподобным было сообщение Климова, что майору невольно подумалось, уж не ошибся ли? Конечно, он знал, что у них опасная служба, и сам участвовал в совсем небезопасных операциях, но такое?! Впервые.
Взволнованный Климов сообщил, что старый охотник Семен Ярин, направляясь на утреннее глухариное токовище, в тайге, верстах в пяти от Ярино, наткнулся на раненого Богданова, чуть прикрытого свежесрубленным лапником. У него два огнестрельных ранения — в спину и в грудь. Ярин увидел, что парень жив, и с великим трудом, соорудив наскоро волокушу, притащил его в деревню. Местная фельдшерица только перевязала, и Богданова повезли в ближайшую Одонскую больницу.
— Не знаешь, там Сергей? — кричал Климов на другом конце провода, а Николаев ошеломленно молчал, Вихрем проносились мысли: «Алик, единственный сын у матери, вот горе-то, и кто же мог?» До сознания майора не сразу дошел вопрос начальника отделения.
— Там, там Сергей, — ответил наконец он.
— Что будем делать?
Необходимость действовать все поставила на свои места, мысль заработала четко. Эмоции потом. Сейчас — дело.
— Опергруппу поднимай по тревоге. Выдать оружие. В Ярино выезжаю сам. Вы с Верой вплотную займитесь Снеговой. Нет ли здесь связи? Богданов там только этим делом занимался и, видно, кого-то задел. Свяжитесь с Сенкиным в Заозерном — под строгий контроль мужа Тамары. Румянцеву немедленно в Одон — пусть неотлучно, подчеркиваю, неотлучно сидит при Богданове, может, очнется. У Сергея руки золотые, — надежда прозвучала в голосе Ивана Александровича.
