— Ну, вы, звездолеты! Ползи шибче! Давай веселей! Топ-топ!
Убедившись, что Артем Иванович уже совсем оправился после приступа, Сеня счел возможным осторожно начать разговор о том, что его сегодня с утра волновало пуще всего.
— Дядя, — начал он, — а вы правда самый сильный на свете?
— Да нет, совсем слабый я сегодня. — Незабудный покачал большой своей головой.
— Ну это сегодня… А завтра опять будете самый сильный, как пройдет у вас?
— Да нет, не пройдет уж это. А был когда-то, говорят, всех сильней.
— А сейчас уже разве не самый сильный? — с жалобной надеждой допытывался Сеня.
— Да, может, где уже и посильнее кто имеется. Я уже, брат, на слабину пошел.
— А раньше никто никогда вас не мог сбороть?
— Не находилось вроде таких.
— Никто-никто во всем мире?
— Сказал — никто.
— Ни разу в жизни?
Незабудный подозрительно покосился:
— А тебе что, другое говорили? Глупости! Не верь. Не было такого. Я с международного ковра ушел, разу одного к нему спиной не приложившись.
— Значит, всех могли сбороть?
— Всех.
— А если бы пять человек сразу набросились?
— Справился бы.
— А десять?
— Если бы рассерчал очень, совладал бы.
— А если двадцать?
— Ну, двадцать — это, пожалуй, не совладал бы. Многовато. Десяток раскидал бы, а те, кто целые, навалом бы взяли. Где уж тут! Хотя бы пятнадцать сказал, а то, вишь, двадцать. Это уж ты хватил!
Помолчали. Сеня с восхищением оглядывал необыкновенного своего знакомца:
— А вы, дядя, в Америке тоже были?
— Приходилось.
— А там много есть, которые за нас?
— Сколько хочешь таких. Люди чуют, что тут она, правда. Вот и сочувствуют.
— А вы, дядя, теперь тоже уже окончательно за нас будете?
— Да я сроду против не был. Это вышло так… Обманули меня, по дурости. Вот и получилось теперь, что приехал уж, как говорится, на все готовенькое. Народ такое тут сотворил, а я ни в чем и не участвовал…
— Я тоже еще ни в чем не участвовал! — вздохнул Сеня. — Ни в гражданской, ни в Великой Отечественной. Только вот лом мы собирали с пионерами на шахтах. А так больше ни в чем не участвовал.
— Ну, ты-то еще поучаствуешь во всем. А вот уж я…
Сеня поспешил утешить:
— У нас, кто и на пенсию уже полную вышел, все равно они тоже участвуют. Обследуют там что… Или во Дворце шахтера дежурят. Актив они там.
— Ну, в таком разе и меня не забудь. — Незабудный смешно шевельнул одним усом в сторону Сени. — Только не знаю уж, как я: актив буду или пассив?
— Зато самый сильный, — не смутился Сеня. Но у него еще была в запасе пропасть неотложных вопросов. И он торопливо продолжал:
— Дядя, а вы видели когда-нибудь в Америке живых диких индейцев?
— Видел… Только уж, вернее, как бы тебе сказать, — полуживых. Да и не дикие они вовсе. Им, брат, сейчас там не жизнь. Это они голы-босы с голодухи, а не от дикости. Им никуда и ходу не дают. Вот они перышки крашеные понатыкают, ну, а публике интересно. С того и живут.
— Про это я читал. Сурен, мой товарищ, книжку мне давал, — сказал Сеня. — И про негров тоже… Дядя, а в сколько этажей теперь уже есть в Америке дома?
— Да не считал. Говорили, что больше ста имеется. В Нью-Йорке.
— А вы, вы туда на самый верх лазали?
— Зачем лезть? На то элевейтер есть, лифт. Подъемная машина.
— Я знаю. Это как клеть у нас в шахте.
— Правильно говоришь. На тот же манер.
Сеня сбоку посмотрел на собеседника:
— У вас теперь совсем прошло?
— Будто ничего. Спасибо тебе, вовремя подсобил.
— Эх, хорошо, наверное, сильным быть! — мечтательно произнес Сеня. Интересно, наверное?
— Одной силы это еще мало. Надо подготовку иметь. Развитие.
— Ясно. Без тренировки нельзя. Дядя, а если я стану тренироваться, я могу тоже сделаться сильным? Ну не таким, конечно, а все-таки?..
— А почему бы нет.
— А меня вот физкультурник наш в команду не принял. Говорит — слабое сложение.
Незабудный мизинцем повернул за плечо Сеню к себе спиной. Другой рукой провел между лопатками у мальчика, свел ему локти вместе, наклонил Сеню вперед осторожным тычком ладони в круглый стриженый мальчишеский затылок с глубоко запавшей ложбинкой на гибкой шее. С отведенными назад остренькими локтями Сеня был похож сейчас на большого пойманного в руки кузнечика. Артем Иванович ощутил хрупкую худобу мальчика. Бережно провел широкой ладонью по спине Сени, где под материей каждая косточка прощупывалась, как прощупывается в тряпичной кукле-петрушке ее каркасик.
— Ничего, ты крепенький, — проговорил Незабудный. — Только тощий чересчур. Развивайся. Ты вот гнешься зря, ты прямее ходи. Вот этак — плечи разверни назад… Ну вот…
— Я уже немножко кое-чего достиг в жизни, — сказал Сеня скромно. — Вот, например, кульбит научился делать. И каждый день плавание изучаю, — тихо договорил Сеня.
— Плавание — это хорошо! — одобрил Артем.
— А-ля брасс уже знаю, и как кролем.
— А баттерфляй можешь?
— И баттерфляй могу. Только теперь новый стиль с поправкой, как в Австралии. «Дельфин» называют.
— Правильно, — сказал Артем Иванович. — Ну и как, хорошо получается?
— Да я на воде еще не пробовал. Я пока дома на полу. Расстелю одеяло и тренируюсь. Я учебник плавания уже весь прочел. У нас ведь скоро много воды будет. Вот я и хочу заранее подготовиться…
— Погоди, погоди!.. — прервал его Незабудный и повернулся, громадина, к мальчугану. — Откуда у вас вода-то будет? С чего ты взял? Недаром ведь Сухояркой место наше зовется. Ведь степь кругом?
— А Гидрострой? К нам же воду скоро подведут. Разве не знаете? Вот, если на террикон залезть… Хотите, я вас туда сведу? Оттуда уже сверху видно строительство. Правда, канал от нас далеко пройдет, ну, а к нам водохранилище разольется… Вот я уже и подготовленный буду!
И он, захлебываясь, словно уже глотая залпом желанную воду, стал рассказывать о том, как ждут все ее в поселке, как подготавливают к ней трубы в домах и колонки на улицах. Что же из того, что пройдет трасса канала в стороне? Пусть не на самой магистрали будет Сухоярка. Но вода, вода большая, желанная, еще дедами загаданная, подступит и сюда.
Незабудный слушал его, изумленный, весь исходя несказанной благодарностью к мальчишке, от которого узнал такое, о чем и мечтать не решался. Так вот зачем переносят кладбище. Вот чему уступит место хибарка матери, которую хотят куда-то перенести и, возможное дело, уже срыли. А он-то, старый чудила!.. Тут все готовилось быть полной чашей, а он полез со своей вазочкой.
