Примерно к двадцати годам Мухаммед начал совершенно самостоятельную жизнь, без формальной опеки со стороны Абу Талиба. К этому времени обстоятельства, не зависящие от самого Мухаммеда, полностью определили его род занятии - он был человеком, сведущим в торговле, умел водить караваны, но не имел достаточно средств, чтобы вести самостоятельные торговые операции. Поэтому он вынужден был наниматься к более зажиточным торговцам в качестве приказчика, проводника караванов или торгового агента. По словам арабских историков, Мухаммед отличался прекрасным характером, честностью и добросовестностью, был добрым соседом и вообще всяческим образцом совершенства. Впрочем, его профессия действительно требовала от человека и ума, и сообразительности, и честности, и верности своему слову, и безукоризненной заботы о вверяемых под его ответственность товарах, а раз дела Мухаммеда шли хорошо, значит, люди ему доверяли, и у нас нет основания не верить тому, что он был в глазах мекканцев человеком безукоризненной репутации, вполне справедливо заслужившим прозвище Правдивый, которым якобы наградили его курайшиты.
О духовной жизни Мухаммеда в этот период мы не знаем фактически ничего. По его собственным словам, он вел жизнь добропорядочную и целомудренную и Бог сохранял его от всех грехов и пороков идолопоклонства. Впрочем, божественное вмешательство потребовалось всего дважды за весь период юности Мухаммеда. О первом эпизоде Мухаммед якобы рассказывал так.
Однажды он пас скот на холмах, окружавших Мекку, вместе с одним юношей-курайшитом, когда у него возникло желание провести ночь в городе, подобно тому "как поступали другие молодые люди". Юноша согласился присмотреть за его скотом, и Мухаммед отправился в Мекку, руководимый подобным греховным желанием. "Когда я дошел до первого дома, - рассказывал Мухаммед, - я услышал звуки тамбуринов, и мне сказали, что здесь только что сыграли свадьбу. Я сел, чтобы понаблюдать (за дальнейшим течением праздника, во время которого подвыпившие женщины не всегда вели себя целомудренно), но Бог оглушил меня, и я сразу уснул, и спал, пока меня не разбудило солнце. Я вернулся к своему товарищу и в ответ на его вопросы рассказал, что со мной произошло".
Тем же способом Бог пресек и вторую попытку юноши пуститься в легкомысленные приключения, после чего, по свидетельству Мухаммеда, у него никогда больше не возникали греховные побуждения.
Почему легенды не приписывают Мухаммеду тех дьявольских искушений, героическая борьба с которыми украшает жизнь многих христианских святых? Наиболее естественное объяснение сводится, по-видимому, к тому, что особых искушений просто не было, а Мухаммед, как человек правдивый и искренний, не собирался заниматься приписыванием себе несуществующих подвигов. Его авторитет мог быть достаточным, чтобы и у других пропало желание фантазировать на эти темы. Следует также иметь в виду, что существует глубокое различие между святыми и пророками. Святые становятся святыми, совершая разнообразные подвиги веры, и чем глубже первоначальная пропасть греха, в которой они находились, тем больше их заслуги, тем более достойны они уважения и почитания. Пророки же, по широко распространенному у семитических народов представлению, чаще всего просто избираются за какие-то присущие им от рождения достоинства Богом, который и проявляет активную заботу о чистоте своих избранников Святым может стать в принципе любой человек, а пророческий дар - это свойство, от человеческой воли не зависящее.
Мухаммед должен был вступать в жизнь с твердым убеждением, что, хотя он не менее благороден по своему происхождению, чем самые знатные курайшиты, и обладает большими, чем они, нравственными достоинствами, "путь наверх" ему фактически закрыт навсегда - в Мекке уже давно восторжествовали нравы торгового города, где влияние и уважение определялись прежде всего богатством, а не честью и благородством. Для бедных закрывалась дорога к выгодным предприятиям, и Мухаммед, унаследовавший ничтожное имущество, мог "выбиться в люди" только благодаря счастливой случайности.
Глава 5
Хадиджа
Мекканские богоискатели - ханифы
Почему потребовалась новая религия
Влияние иудаизма и христианства
Шансы на избранничество
Зовы
Ночные молитвы Мухаммеда
Посты
Нравственная чистота Мухаммеда
Предложение богатой вдовы Хадиджи
Второе путешествие в Сирию
Свадьба Мухаммеда
Мухаммеду шел двадцать пятый год. Четыре года самостоятельной жизни внешне ничего не изменили в его судьбе - он все так же пас стада, нанимался погонщиком верблюдов, выполнял торговые поручения. Репутация человека честного и дельного за ним упрочилась, и к его услугам охотно прибегали не только его дядья и другие хашимиты, но и зажиточные торговцы из других кланов. Свои собственные небольшие средства, доставшиеся ему по наследству, Мухаммед тоже пускал в оборот, но прибыль была ничтожной и состояние его не увеличивалось. Никаких шансов разбогатеть у него не было.
Во внутреннем его мире протекали в эти годы скрытые от посторонних взглядов сложные перемены; они привели к усилению и углублению того интереса к религиозным проблемам, который обнаруживался у Мухаммеда и раньше.
Повышенный интерес к религиозным вопросам был вообще характерен для жизни "священного города", куда со всех концов Аравии стекались паломники. На рубеже V и VI веков этот интерес принял четкие формы богоискательства, и предания сохранили для нас имена многих мекканцев, посвятивших себя критике существующих культов и созданию новых религиозных концепций. Такой сдвиг умонастроений не был случайным - город переживал тяжелый общественный кризис.
Племенные законы продолжали действовать неукоснительно, но соблюдались они все более формально, дух племенной солидарности улетучивался, законы утратили абсолютный авторитет и уже не почитались священными. В жизни все больше руководствовались принципом:
"Кто богат, тот и силен, кто силен, - тот и прав". Те, кто были богаты, считали, что все идет как надо, все правильно и все справедливо. Они ссылались на традиционный фатализм арабов-кочевников - ведь и в кочевом племени одни были бедны, а другие богаты, одному повезло, а другому нет. Ничего не поделаешь - рок, судьба, да и боги, между прочим, знают, кого наделять богатством, а кого оставлять ни с чем. По этой логике, так или иначе, выходило, что богатые одновременно и самые достойные жители Мекки, которых нужно всячески уважать и которым нужно добровольно подчиняться.
Большинство же мекканцев, оттесненное богачами от участия в выгодной торговле, чувствовало, что происходит что-то не то, что настали какие-то смутные и несправедливые времена. При кочевой жизни судьба щедро сеяла несправедливость - один рождался здоровым и сильным, другой хилым и слабым; одному везло- смерть щадила его домочадцев и его скот, а на другого сыпались несчастья. И само племя переживало превратности судьбы: засуха, падеж скота и голод сменялись годами процветания и достатка, поражения - удачными набегами, приносившими богатую добычу. Но земля была общей, и несправедливости судьбы не переходили из рода в род, из поколения в поколение. Всегда оставалась у человека надежда, что завтра та же судьба улыбнется ему, что его личные усилия плюс удача круто изменят все к лучшему. И действительно, кочевая жизнь изобиловала примерами резких и внезапных поворотов судьбы, что не только оправдывало фатализм, но и питало чувство уверенности, что путь наверх - к славе, богатству и власти - открыт для каждого.
Не то было в Мекке. Город жил торговлей, и торговля была тем "пастбищем", которым владело номинально все племя курайшитов. И это-то "пастбище" богатые семьи постепенно захватывали в свои руки, сгоняли с него более слабых соплеменников, заставляли их служить себе. Не судьба и рок не позволяли человеку подняться от бедности к богатству, занять достойное место в обществе, а алчные и богатые Абд Шамсы, Науфалы и Махзумы: крепко взяли они все дела в свои руки, так крепко, что, как бы ни поворачивалась фортуна, богачи останутся богачами, а бедняки бедняками.
Перемены, вызванные стремительным переходом от традиционного племенного строя к ярко выраженному классовому обществу, порождали в сердцах большинства мекканцев чувства уныния и отчаяния. Для людей, мыслящих старыми понятиями, жизнь становилась просто непереносимой - унылой, бессмысленной, унизительной и нелепой. Так или иначе, нужно было выработать такое миропонимание, которое позволяло бы человеку и в условиях социальной несправедливости ощущать ценность и осмысленность жизни, вернуло бы ему утраченное чувство радости жизни.
Само собой разумеется, что в VI веке нашей эры новая идеология могла быть только религиозной. Созданием ее и занимались богоискатели, которых арабы называли ханифами.
