В это же время в Лондоне
Лайл прибыл в Ормонт-Хаус, когда карета, нагруженная багажом и прислугой, поехала вдоль по улице.
Если хоть немного повезет, это будет головной экипаж, а не последний.
Но он не полагался на удачу.
Лайл заплатил кучеру кеба, взбежал по ступенькам и заколотил дверным молотком.
Дадли, дворецкий вдовствующей графини, открыл дверь. Когда его взгляд упал на Лайла, то непроницаемое выражение лица сменилось раздражением. Без сомнения, он был готов вызвать лакея, чтобы вышвырнуть незваного гостя на улицу.
Несмотря на то что другие царапины и синяки графа Лайла быстро заживали, его подбитый глаз стал еще более красочным: зеленым, с красным, фиолетовым и желтым. В дикой спешке он оставил шляпу и перчатки в клубе. Николс ни за что не выпустил бы его из дома в подобном виде, но Николса не было рядом, чтобы позаботиться о нем.
Однако мудрые и опытные дворецкие не делают поспешных выводов. Дадли потребовалась ровно минута на то, чтобы внимательно рассмотреть ненормального мужчину, стоявшего на пороге в тот час, когда пьяницы, бродяги и взломщики выходят на охоту.
Лицо дворецкого разгладилось и приняло обычное непроницаемое выражение. Он проговорил:
— Добрый вечер, лорд Лайл.
— Он уже здесь, да? — донесся из-за спины дворецкого надтреснутый, но отчетливый голос. — Проси его, проси.
Дворецкий поклонился и отступил в сторону. Лайл ворвался внутрь, услышал, как за ним захлопнулась дверь, и направился в большой холл.
Опираясь на свою трость, перед ним стояла вдовствующая графиня Харгейт в наряде из оборок и кружев, который вышел из моды еще в те времена, когда парижская чернь штурмовала Бастилию.
— Похоже, кто-то пощипал тебе перышки, — сказала вдова, окинув его взглядом сверху вниз.
Может быть, она настолько стара, что все в семье, включая его, боятся ее, но говорить не то, что думаешь, у Лайла не получалось никогда. В настоящий момент у него не было терпения на учтивые любезности.
— Вы позволили ей уехать, — проговорил он. — Вы, должно быть, совершенно потеряли голову от этой ужасной девчонки, если разрешили ей сделать это.
Она захихикала, хитрая ведьма.
— Когда она выехала?
— Ровно в полночь, — ответила леди Харгейт. — Ты знаешь Оливию. Она любит театральные выходы и уходы.
Полночь пробило больше часа тому назад.
— Это безумие, — обронил Лайл. — Поверить не могу, что вы позволили ей отправиться в Шотландию в одиночку. Да еще глубокой ночью!
— Ну какая глубокая ночь? — возразила ее сиятельство. — Званые вечера еще только начинаются. И она вовсе не одна. С ней Агата и Миллисент, не говоря уж о прислуге. Признаю, что дворецкий у нее легче перышка, но кухарка весит шестнадцать стоунов. Оливия взяла с собой полдюжины крепких горничных, и с ней еще полдюжины лакеев, а ты знаешь, что я люблю видеть вокруг себя высоких, привлекательных парней. Хотя теперь я не способна на большее, чем просто любоваться ими.
Рассудок Лайла пустился размышлять о том, что вдова делала с лакеями до того, как ее возраст взял свое. Но усилием воли он вернул свои мысли к Оливии.
— Разношерстный набор прислуги, — произнес он. — Две эксцентричные старушки. Я знаю, вы в ней души не чаете и во всем ей потакаете, но это переходит все разумные границы.
— Оливия может сама о себе позаботиться, — ответила леди Харгейт. — Ее все недооценивают, а в особенности мужчины.
— Но не я.
— Разве?
Перегрин не позволил немигающему взгляду ее карих глаз привести его в замешательство.
— Оливия Карсингтон — самая коварная девчонка из всех, когда-либо живших на земле, — сказал он. — Она сделала это нарочно.
Оливия знала, что Лайл почувствует себя виноватым и ответственным за нее, даже несмотря на то что она не права. Она знала: Лайл не сможет сказать родителям, что она поехала в Горвуд без него, а он остался дома.
Остался дома.
Возможно, навсегда.
Дома. Без Оливии, которая могла сделать это пребывание сносным, хотя временами сама бывала невыносимой.
Черт бы ее побрал!
— Не могу поверить, что в этой семье нет ни единого человека, который может ее контролировать, — сказал Лайл. — Теперь я должен перевернуть вверх ногами всю свою жизнь, бросить все и мчаться за ней, среди ночи, только подумайте….
— Не спеши, — ответила вдова. — Помни, рядом с ней эти две старые карги. К рассвету они доберутся до Хартфордшира.
В это же время на Старой Северной дороге
Оливия знала, что, путешествуя со свитой, невозможно развить скорость экипажа королевской почты. И все же когда вдовствующая графиня сказала, что дорога до Эдинбурга займет у них две недели, Оливия подумала, что это шутка или речь шла о прошлом столетии.
Теперь она изменила свое мнение.
Она знала, что примерно каждые десять миль они будут делать остановки, чтобы сменить лошадей, а на холмистых отрезках пути остановки будут происходить через более короткие интервалы времени. Тогда как опытные грумы могли поменять упряжку за две минуты, чтобы уложиться в строгое расписание остановок почтовых экипажей и дилижансов, к Оливии и ее свите это не относилось.
Теперь до нее дошло, что пожилым леди потребуются более продолжительные остановки в придорожных гостиницах. Они будут чаще, чем разрешалось пассажирам почтовой кареты или дилижанса, выходить из экипажа и больше времени проводить в уборной, или прогуливаясь туда-сюда, чтобы размять ноги, или подкрепляя силы едой и напитками. В особенности напитками.
Леди быстро разделались с большой корзиной, которую собрала им повариха. Теперь, опустевшая, она лежала на полу кареты у ног Бейли.
Хотя, если рассуждать здраво, для длительного путешествия трудно найти более приятную компанию.
Они двигались вперед, две пожилые женщины рассказывали истории о днях своей юности, от которых волосы вставали дыбом, пока наконец не добрались до городка Уолтем-Кросс, что находится в графстве Хартфордшир.
Принимая во внимание небольшую скорость, та же упряжка лошадей могла бы преодолеть еще десять миль до Уэра. Но кучер собирался остановиться здесь, на постоялом дворе «Сокол», чтобы сменить лошадей. Каждый раз семья Карсингтон делала одни и те же остановки, на одних и тех же постоялых дворах, и этот выбор основывался на многолетнем опыте поездок. В дорожном путеводителе Патерсона, принадлежащем Оливии, вдовствующая графиня сама пометила остановки и записала названия излюбленных постоялых дворов.
— Наконец-то, — сказала леди Уиткоут, когда карета въехала во двор.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
