роту пена, по некоем време встанет, озиратся на все стороны, позевает как бутто был в великом исступлении». Известный религиовед Мирча Элиаде (1907–1986) на основе таких описаний определяет шаманизм как технику экстаза[10]. Его понимание шаманизма как явления в основном концентрируется на обрядовой сфере. Такой подход правомерен в том смысле, что именно применение шаманами экстатических техник, или контролируемого транса, отличает шаманскую мистерию от других культовых практик. Экстатическая техника — это переход в иную реальность, состояние, которое психологи называют измененным состоянием сознания. Шаманский полет, трактуемый как переход в иную реальность, — это и есть транс. Шаман в ходе обряда действительно совершает путешествие, но его путь лежит не в другие миры, а внутрь себя, в глубины собственного сознания, в подсознание, туда, где эти миры (их образы) сконструированы картиной мира — своеобразным отражением коллективных представлений об окружающей его Вселенной и личного духовного опыта шамана. В обычном состоянии сознания картина мира доступна шаману только во внешних образах: он может описывать их, изображать или рассказывать о них, но не способен вступать с ними в контакт и изменять их. В состоянии транса шаман погружается в эти образы, живет и действует внутри. Для него это такая же ясная реальность, как и повседневное существование.
Измененные состояния сознания{14} — будь то сон, алкогольное или наркотическое опьянение, гипнотический или другие виды трансов — спонтанны и неуправляемы. Шаман же входит в состояние контролируемого транса. При помощи собственных методик шаманы погружают себя в это состояние и достаточно легко выводят себя из него. При этом чаще всего они действуют самостоятельно и вполне осмысленно, сохраняя способность контролировать и время своего пребывания в трансе, и процессы перехода. При этом шаман описывает собравшимся, что с ним происходит и что он видит, иногда даже говорит одновременно и с духами, и с людьми. Возвращаясь к людям, шаман часто рассказывает зрителям о своем экстатическом полете, описывая его в деталях и отвечая на их вопросы. Более того, новые образы, с которыми он сталкивается, особенно если эти встречи впечатляющи и периодичны, становятся частью его картины мира и в дальнейшем могут переноситься в картину мира всего социума.
Весь внешний антураж обряда и его логическая структура нацелены на то, чтобы обеспечить выполнение основной задачи шамана — общения с духами. Для этого ему нужно осуществить переход границы миров (погрузиться в транс) — провести сеанс взаимодействия с иным миром и вернуться. Все действия большой мистерии можно рассматривать как технические приемы для погружения в транс и выхода из него. Создание специальной среды и перевоплощение — это своеобразная психологическая подготовка самого шамана, призыв духов с использованием специальных техник входа в шаманский транс — пения, музыки, специальных телодвижений, слабых наркотиков или алкоголя{15} — всего, что помогает шаману достичь нужного состояния сознания, изменить его настолько, чтобы совершить свой полет. Центральная часть обряда проходит при полном погружении шамана в транс. Однако это не совсем «полное погружение», поскольку шаману зачастую удается контролировать и происходящее с ним в этом мире. В подобных случаях возникает ощущение, что даже глубокий транс шаман переживает только одной своей частью, а другая остается в мире людей. В то же время перерывы и возвращения в ходе ритуала могут быть и особой техникой его контроля. Выход из транса — возвращение из полета — тоже особый этап, и зачастую опасный. Нередко после камлания шаман падает без сознания и находится в этом состоянии некоторое время, иногда его приводят в чувство присутствующие. Даже после возвращения шаман ощущает себя еще на грани миров. Возможно, поэтому он стремится к общению с людьми, тем самым пытаясь удержать еще не покинувшее его до конца состояние и сопровождающие его образы, актуализировать их вербально и закрепить в собственной памяти, тем самым перенести их из области подсознания в объективную реальность.
Здесь стоит отметить, что шаманский транс не обязательно должен быть зрелищным и похожим на болезненное состояние. Транс может быть настолько легким, что окружающие его просто не замечают. Шаман движется, бьет в бубен, поет и говорит с духами. Все его действия кажутся осмысленными и целенаправленными, но в то же время он может находиться в состоянии самогипноза или легкого транса, когда внутренние бессознательные образы картины мира актуализируются и взаимодействуют с ним. Многие ученые, работавшие с шаманами в XX веке, вообще не замечали, что шаман входит в транс, и не наблюдали каких-либо болезненных или экстатических симптомов, в то же время исследователи более ранних периодов очень красочно их описывают, даже если испытывают скептицизм по отношению к увиденному. Что это? Постепенное вырождение настоящего шаманизма, изменение его обрядовой техники? Может быть и так. Я тоже ни разу не видел шаманский транс в чистом виде, но всегда наблюдал отрешенность шамана во время камлания, его глубокую сосредоточенность на происходящем и на своем состоянии, погруженность в свой внутренний мир и в мир духов.
Тувинский шаман Кара-оол камлает в священном гроте. Фото Владимира Дубровского. 2002 год
Чудеса и фокусы
— Всё, — шаман устало повернулся к нам, — обряд закончен. Духи приняли жертву. Теперь все хорошо будет. Сегодня вечером большой дождь польет. Он погасит все пожары в Западной Туве.
— А в Туране будет? — спросила Татьяна. — У меня картошка третий день не полита.
— И в Туране будет, зальет всю твою картошку, — кивнул шаман.
Был очень жаркий июнь. Кругом горели кедровники. Обеспокоенные люди позвали на помощь шамана и теперь получили надежду. После обряда семья местного фермера пригласила нас к себе. Этим вечером много ели и пили. Народу было много, пришли практически все участники обряда, потом подтянулись мужчины, которые тушили лесные пожары. Настроение было приподнятое, никто, кроме меня, кажется, не сомневался, что будет большой дождь. Я не верил, потому что знал прогноз погоды, к тому же было уже поздно, жара не спадала, ветра не было, в воздухе пахло дымом близкого пожара.
До Турана, где мы жили, было около 200 километров. Мы отправились домой, когда уже стемнело. В Кызыл я ехал в машине с шаманом. После полутора часов езды по ухабам я взглянул на часы. До полуночи оставался час. Дождя все не было.
— Кто-то обещал большой дождь, — поддел я шамана, — что-то его не видно.
— Подожди, — ответил он, не смутившись. — Видишь, где мы едем? Это высохшее русло реки. Если дождь пойдет, тут все смоет, мы вообще никуда не доедем, вот
