потому что был влюблен в нее.
— Когда лорд Уэстфелд переслал мне рукопись леди Стокхерст, — начал сэр Джон, — я опасался худшего. Но через несколько мгновений мне стало ясно, что я читаю работу одного из лучших умов во всей Европе.
Элейн покачала головой, глядя на него — не с упреком, а с нескрываемым восторгом. Письмо изобиловало математическими ссылками. В каком-то смысле ему казалось, что он вернулся домой — как будто он исправил ошибку, которая долгое время беспокоила его. Это стоило всех тех неприятностей, которые он перенес, чтобы увидеть, как Элейн улыбается без страха.
— Я могу с уверенностью сказать, — заключил сэр Джон, — что имя леди Стокхерст должно быть связано с моим именем и именем миссис Мэри Сомервилл за ее проницательность.
Эван проехал бы через ад и обратно ради выражения лица Элейн — этого сияющего, раскаленного добела счастья, которое невозможно было подавить.
Он чувствовал радость так остро, что это почти причиняло боль.
Глава 8
После того, как толпа начала расходиться, Элейн разыскала его. Как она могла этого не сделать? Он был в дальнем конце комнаты, и все же, как только ее взгляд упал на него, он повернулся к ней. Она почувствовала, как загорается, когда их взгляды встретились, как масляная лампа, включенная на полную яркость. Так почему же, когда она пересекала комнату, чтобы встретиться с ним, ее внутренности, казалось, скручивались в узлы? Что это было за возбуждение, которое она ощущала всем существом?
Он был просто другом. Просто друг. Хороший друг, да, и тот, кто оказал ей исключительную услугу. Он стоял на краю зала, когда толпа текла мимо него, стоя с группой ее друзей. Там были герцог и герцогиня Парфорд, несколько дам… и младший брат герцога, сэр Марк Тернер, что скорее объясняло присутствие дам.
— Герцогиня, — сказала Элейн, и ее подруга повернулась, улыбаясь, и протянула руку. Герцогиня Парфорд была одной из самых близких подруг Элейн. Она знала о переживаниях Элейн и пришла, чтобы оказать ей поддержку. — Ваша светлость. Сэр Марк.
Элейн кивнула другим членам группы, а затем сглотнула, прежде чем обратиться к последнему мужчине.
— Уэстфелд. Как же приятно видеть вас всех.
Уэстфелд встретился с ней взглядом.
— Мы говорили о природе дружбы, леди Элейн.
— Я говорила о том, — вмешалась герцогиня, — что Уэстфелд был вам очень хорошим другом.
— Да.
Элейн обнаружила, что не может оторваться от его пристального взгляда.
— Я очень благодарна ему.
Но "благодарна" было совершенно неправильным словом. Она поняла это, глядя в его темно-карие глаза. Она могла бы смотреть в них весь вечер и не заметить, как прошло время. Нет, она чувствовала не благодарность. Это было нечто гораздо более электрическое.
— Благодарна, — сказал он, выговаривая слова по слогам. А потом он покачал головой и печально улыбнулся. — Конечно, это так. Но в этом нет необходимости.
— Есть. Еще какая.
— Это и есть дружба.
Его голос стал тише, и ее желудок сжался.
Она чувствовала себя почти невесомой, готовой улететь прочь.
— На самом деле, сегодняшний вечер произошел из-за другого моего друга — Фрица Мейснера из Шамони, который родом из Ганновера. Я послал к нему курьера, и он приставал к своему дяде, чтобы тот показал работу мисс Хершел. С этого момента мне оставалось только убедиться, что ответ мисс Хершел станет широко известным. Это было пустяком.
— Уверяю вас, — вставил сэр Марк, — немногие друзья подумали бы так же.
— О?
— Большинство дружеских отношений, — продолжал сэр Марк, — это не более чем сходство темпераментов или немного общих интересов. Дружба — это когда рассказывают шутки и смеются вместе.
Пока сэр Марк говорил, Уэстфелд покачал головой.
— Раньше я думал так же — что пока мы смеемся вместе, этого достаточно. Это было до того, как я заинтересовался альпинизмом.
Уэстфелд разговаривал со всей группой, но его взгляд постоянно возвращался к Элейн.
— Все мое представление о дружбе изменилось, когда я зависел от кого-то больше, чем просто для приятного времяпрепровождения. Как только вы доверяете человеку свою жизнь, это меняет все. Уже недостаточно называть кого-то "другом" просто потому, что вы посещаете одну и ту же галантерейную лавку. Как только кто-то рискнул своей жизнью ради вашей, а вы рискнули своей ради его — как только вы объединились, зная, что один неверный шаг может убить вас обоих — что ж. — Он покачал головой. — Все после этого кажется очень бледным по сравнению.
— Ах. — Сэр Марк улыбнулся. — Мы скучные.
— Вовсе нет. Может быть, это то, что я искал. Когда грозят штормы и оползни, я ищу кого-то, кто будет держаться за меня и не отпустит.
Он говорил о дружбе, но то, как он смотрел на нее… Она бы затрещала, как огонь, если бы он прикоснулся к ней.
— Это то, что ты делал? — тихо спросила она. — Не отпускал?
— Мы друзья. — Его улыбка печально искривилась. — И это означает вот что: я никому не позволю причинить тебе боль. Если я могу этому помешать.
Она не смогла сдержать глупую ухмылку, слишком широкую и слишком болезненную, расползающуюся по ее лицу. Она чувствовала, как загорается под его пристальным взглядом. И его улыбка — эта неловкая кривая улыбка, просто слишком горькая. Он сказал, что они друзья. Но…
Ей удалось выбросить из головы все мысли о его давнем предложении. Он так часто шутил с ней, что она предположила, что это было сделано из чувства долга — и, возможно, намека на желание, которое он испытывал десять лет назад. Он хотел загладить прошлые обиды. И он знал… он знал, что она не может выйти за него замуж. Она думала, что он принял это, потому что до этого момента, до сегодняшнего вечера, она верила, что он не испытывает к ней ничего, кроме дружбы.
Но нет. В его улыбке была дикость, а в глазах, когда он наблюдал за ней, была тьма.
Он был влюблен в нее. И это причиняло ему боль.
Эван должен был уйти.
Воздух в зале стал слишком удущающим. Пока он говорил, Элейн начала смотреть на него с чем-то похожим на зарождающийся ужас. Ее разговор иссяк. И она обхватила себя руками за талию, замыкаясь в себе, пока не стала для него такой же закрытой, как запертая комната.
Итак, она все поняла. Он спустился по ступенькам холла и сделал знак своему лакею, ожидавшему под моросящим дождем. Но быстро сбежать было невозможно; вереница экипажей тянулась вдаль, и ожидающая толпа
