«Как уверяет польский писатель Л. Яновский, в начале царствования Александра I «в Харькове и Полтаве у некоторых ожили планы отдаления левобережной Малороссии от России; планы эти нашли себе выражение в полтавской масонской ложе „Любовь к истине“, где играл заметную роль (творец „Энеиды“) Котляревский».
«Наиболее видными из старших представителей украинофильства были Костомаров, Шевченко и Кулиш. В 1846 году они образовали тайный панславистский республиканский кружок по имени Кирилло-Мефодиевского братства и в основу программы положили федерацию автономных славянских штатов, из числа коих назовем: 1) белорусский, 2) польский (этнографич. Польша), 3) западный малороссийский (часть Галиции и Юго-западный край) и 4) восточный малороссийский. Кроме России, предполагалось пригласить также Чехию, Болгарию и Сербию. Все столицы (в том числе Петербург и Москва) упраздняются. Сейм собирается в Киеве, где резиденция президента республики. Россию предполагалось разделить на 14 частей, не считая автономной Польши. По оценке М. Грушевского, братство (иначе «Кружок Шевченко») противопоставляло самодержавному режиму идею свободной славянской федерации, это было возобновлением федеративных идей «Соединенных Славян» 1820-х годов («Славянское собрание» в Житомире), но с тою существенною поправкою, что принцип национальной федерации проводился теперь и внутри восточного Славянства».
«Не была свободна поэзия Шевченко и от польских влияний и даже воздействий. Покойным киевским профессором Н. И. Дашкевичем было доказано, что поэзия Шевченко раннего периода находится в теснейшей связи с польской литературой, с произведениями, особенно революционными: Мицкевича, Чайковского, Залесского и Гощинского. Влиянием некоторых польских писателей он склонен объяснять «антимосковское» настроение Шевченко. По мнению польского публициста Василевского, политические стихотворные памфлеты «Сон» и «Великий Лех», а также многие мелкие стихотворения Шевченко написаны под очевидным влиянием мицкевичевских «Дзядов» и «Книг пилигримства». Не следует забывать, что накануне польского восстания 1831 года шестнадцатилетним юношей Шевченко проживал в Вильно и Варшаве, где восприимчивое воображение его впитывало, как губка, революционные настроения польской молодежи: ненависть к «Москве», к царской власти вообще, а в частности к императору Николаю Павловичу. Семевский также склонен думать, что ненависть к русскому правительству должна была поддерживаться в Шевченко некоторыми произведениями Мицкевича, которыми он зачитывался, как, например, «Dziady»; эта мысль косвенно подтверждается тем, что отправившийся заграницу в 1847 году член кирилло-мефодиевского общества Савич передал в Париж Мицкевичу, по поручению Шевченко, его поэму «Кавказ».
«„Две русские народности“ сливались, в глазах Костомарова, в высшее национальное „единство русского народа“. Деля русскую историю на периоды, он от Киевского периода переходил к владимирскому и московскому, что с точки зрения современной украинской партии является страшной ересью; в своих характеристиках малорусского племени Костомаров неоднократно подчеркивает его неспособность к политической жизни и высказывает уверенность, что воссоединение Малороссии с Россией закончило навсегда самостоятельную политическую карьеру Малороссии. Современный украинских дел мастер проф. М. Грушевский укоряет Костомарова и за то, что он, работая над историей казаччины, не становился на точку зрения „украинских интересов“: резко осуждал Хмельницкого за его переговоры с Турцией после 1651 года и неуважительно отзывался о гетманах Выговском, Дорошенко и Мазепе, говоря, что масса казачества не шла «за этими господами, когда они являлись противниками и врагами царя». Не одобряет г. Грушевский Костомарова и за то, что последний объясняет позицию малорусских народных масс „инстинктивным чувством“, повелевавшим всегда и при каждом случае держать сторону русского правительства».
«Украинофильство польских писателей соединялось с чисто-польской точки зрения на прошлое малорусской народности; они останавливались на тех моментах, когда она действовала заодно с поляками. Казак польских украинофилов был казак на службе у Речи Посполитой. Увлечение малорусской народностью и казачеством создало среди поляков политическое направление так наз. „казакофильство“ или „хлопоманию“. Это было демократическое течение, особенно развившееся среди польской молодежи перед последним польским восстанием. В 1851 году польским эмигрантом Михаилом Чайковским, принявшим ислам и известным более под именем Садыка-паши, была в Турции сделана попытка восстановления Запорожской Сечи, с тем же польско-казацким оттенком, какой носили казаки в произведениях польско-украинской школы. Восстановленная Сечь должна была, по мысли Чайковского, служить возрождению Польши. В войну 1853–56 годов Могаммед-Садык Чайковский боролся со своими „казаками“ в турецких рядах против России.
В начале шестидесятых годов усилились со стороны поляков попытки разжечь в юго-западной Руси украинофильское движение для использования его в своих польских целях. Готовясь к мятежу, поляки усердно культивировали южнорусский сепаратизм, ибо знали свое слабосилие и рассчитывали руками и боками малороссов побороть Россию и восстановить Польшу».
«Неудивительно, что аппетиты украинофилов разыгрались: некоторые из них стали добиваться введения малорусского языка в школы на Юге России уже не как вспомогательного, а как главного. Министр Головнин шел и этому преступному требованию навстречу, но честь народного просвещения была спасена другими ведомствами».
«20 января 1863 года состоялось Высочайше одобренное распоряжение министра внутренних дел Валуева о приостановке печатания книг религиозных, популярно-научных и учебных на малорусском языке, так что применение этого языка оказалось разрешенным лишь для изящной словесности. На протест со стороны украинофильствующего Головнина Валуев пишет (в июле 1863 года), что, по его мнению, замыслы малороссов (склонных к литературному сепаратизму) не только совпадают с намерениями поляков, но и чуть ли не вызваны польской интригой. В упомянутом распорядительном циркуляре Валуева (по цензурному ведомству) высказывается подозрение, что украинское движение инспирируется „политическими замыслами Польши“ и базируется на „сочиняемом“ некоторыми малороссиянами так называемом украинском языке».
«Московское царство, поясняет Драгоманов, выполняло и наши национальные задачи, с тех пор как история сложилась так, что мы сами для себя не могли их выполнять; такими задачами были освобождение нашего края от ига татарско-турецкого и от подданства польского. „Я прошу кого угодно, – иронически восклицает женевский эмигрант, – представить себе культурную Украйну с набегами татар за ясырем (на Полтавщине это было еще в 1739 году), с турками в Азове и на лиманах, без Одессы, Таганрога и т. д. <…> А если так, то нужно же признать, что московское царство все-таки выполнило элементарную географически-национальную задачу Украины“».
«В тридцатых и сороковых годах постепенно росло в Галиции сознание кровного родства местного населения и его речи с русским народом и русским книжным языком; талантливым апостолом такого сближения был наш знаменитый историк М. Погодин, посетивший Львов в 1835, 1839 и 1842 годах. Еще большее значение имело, несомненно, прохождение через Галицию в 1849 году русской армии (венгерский поход), когда народ услышал родную и понятную для него русскую речь. Если бы не упомянутое давление австрийского правительства, то русская культура пустила бы в Галиции корни гораздо глубже, нежели это случилось на деле».
«Еще более определенно высказывается по этому поводу современный сотрудник М. Грушевского М. Возняк: по его убеждению, даже в первой половине XVII века все говоры Галичины принадлежали к северно-малорусскому поднаречию, и лишь во время казацких войн туда привнесены были южно-малорусские элементы».
«В 1910 году кандидатом украинской партии в Галиции Лагодинским была опубликована речь, произнесенная на предвыборном собрании; оратор приглашает галичан „организовать восстание малороссов в России, чтобы пробить окно в великой… тюрьме народов“. Осенью 1911 года член венского парламента Сенгалевич произнес, при открытии памятника писателю Маркиану Шашкевичу на его родине, перед толпой делегатов и селян, публичную речь, представляющую, так сказать, квинтэссенцию ирредентизма. Украинцы, по словам оратора, стоят теперь исполинской толпой в тридцать миллионов, оживленные одним огненным лозунгом „Свободная Украина“. Огонь разгорается по всей Украине… у всех есть непреклонная вера в будущность народа во всеукраинской совокупности и объединении. Кончая речь, оратор призывает идти неустрашимо в освободительный бой.
