Поскольку надежд на разоружение в ближайшей перспективе не было, Эйзенхауэр сосредоточился на экономии по всем возможным статьям, где только можно было это сделать. Основные расходы шли на содержание военнослужащих; он приказал сократить численность войск, особенно наземных. Вильсон и начальники штабов возражали. Эйзенхауэр сказал членам своего Кабинета: "Думаю, что я знаю этот вопрос лучше, чем кто-либо другой. Что мы будем делать с большой армией, если она у нас будет? Что она будет делать?" Эйзенхауэр поручил Вильсону произвести сокращения и указал, где именно. Президент хотел рационализировать вооруженные силы, размещенные в Германии, сократив при этом их численность на тридцать пять тысяч человек. Оч также приказал сократить на сорок тысяч американские войска в Японии, в других местах — еще на двадцать пять тысяч *9.
Как ни было трудно Эйзенхауэру иметь дело с Конгрессом по таким проблемам, как, скажем, бюджет, вопрос о гражданских правах рождал трудностей намного больше. 10 января, выступая в Конгрессе с "Посланием о положении страны", Эйзенхауэр вновь представил законопроект Браунелла о гражданских правах. Этот законопроект касался многих аспектов, но Эйзенхауэр сосредоточил свое внимание на одном — праве голосовать. Он был "потрясен", когда узнал что из 900 000 негров в Миссисипи только 7000 было разрешено голосовать. Он изучил эту проблему и нашел, что чиновники, занимавшиеся регистрацией избирателей, задавали им вопросы типа "Сколько пузырей содержится в куске мыла?" и пытались зафиксировать ответы в регистрационной книге. В Луизиане регистраторы закрыли двери своего пункта перед очередью, насчитывающей пять тысяч негров. Однако местный суд присяжных нашел, что "нет доказательств" для возбуждения дела против чиновников *10.
В течение конца зимы и начала весны в Конгрессе обсуждался законопроект о гражданских правах. Эйзенхауэр поддерживал этот законопроект и в публичных выступлениях, и в частных беседах. Он настаивал на принятии законопроекта на своих встречах с лидерами республиканцев. Он встретился с Артуром Сульцбергером, обозревателем из "Нью-Йорк Таймс", чтобы убедить его поддержать законопроект. (Сульцбергер признался, правда, в разговоре сугубо доверительном, что, хотя "он и испытывает чувство стыда, не хотел бы видеть внучку в школе вместе с негритянскими ребятами" *11.) 18 июня Палата представителей одобрила законопроект, и он был направлен на рассмотрение в Сенат. Линдон Джонсон предупредил Эйзенхауэра по телефону, что "в Сенате будет драка вокруг проблемы гражданских прав — страсти уже накалились и разгорятся еще больше.
Эйзенхауэр был против такого развития событий; он был сторонником самого умеренного законопроекта о гражданских правах и подчеркнул в разговоре с Джонсоном, что сам жил на Юге и не страдает отсутствием симпатии к позиции южан. Такой взрыв страстей он рассматривал как ответный удар в его сторону *12.
2 июля сенатор Рассел из Джорджии охарактеризовал законопроект как "коварный инструмент", который предназначен не для обеспечения гарантии права голосовать, а для использования Министерством юстиции своей власти и "всей мощи федерального правительства, включая в случае необходимости и вооруженные силы, для принудительного смешения белых и черных детей".
На следующий день Джеймс Рестон на пресс-конференции попросил Эйзенхауэра прокомментировать это заявление. Ответ Эйзенхауэра был умеренным и не очень четким. Конечно, его собственное желание состоит только в том, чтобы защитить и предоставить право голосовать большему числу граждан; "это простые вопросы, затронутые в решениях Верховного суда, и они являются умеренным шагом". Теперь, со слов Эйзенхауэра, обнаружилось, что "очень уважаемые люди" выступают с заявлениями, представляя этот закон "крайне радикальным, ведущим к беспорядкам". Эйзенхауэр отнесся к такой реакции как к "довольно непонятной", но он был готов выслушать другие точки зрения по этому вопросу.
Рестон спросил Эйзенхауэра, нельзя ли изложить законопроект в другой редакции — чтобы речь в нем шла только о праве голосовать. Эйзенхауэр отреагировал на такую постановку вопроса с неохотой: "Этим утром я читал отдельные разделы законопроекта и некоторые фразы просто не мог понять до конца. Поэтому прежде чем комментировать законопроект, я хотел бы обсудить с министром юстиции точное значение этих фраз" *13.
Это было ошеломляющее признание в некомпетентности. Эйзенхауэр продвигал законопроект в течение двух лет, ему удалось провести его через Палату представителей, его рассматривали в Сенате, и вот теперь Президент заявляет: он не знает, что из себя представляет этот законопроект. Своим "признанием" Эйзенхауэр откровенно пригласил сенаторов из южных штатов поработать над законопроектом — что-то в нем исправить, что-то убрать, чем они и не замедлили заняться. Они предложили поправку к законопроекту, которая гарантировала проведение суда над каждым, кто будет обвинен в неуважении к суду при рассмотрении дел о нарушении гражданских прав. Поскольку списки судей и присяжных составлялись на основании списков избирателей, а они состояли практически только из белых, то эта поправка сводила на нет реальное влияние законопроекта — ведь на деле маловероятно, почти немыслимо, чтобы суд, состоящий из белых южан, вынес приговор другому белому за нарушение прав негра. Но право обвиняемого на рассмотрение его дела в суде, состоящем из равных ему, было такой давней и такой священной американской традицией, что эту поправку поддержали либералы с Севера, например Джозеф О'Махани из Вайоминга и Франк Черч из Айдахо. Эйзенхауэр призвал республиканцев не принимать поправку, а Ноулэнд заявил в Сенате, что голосование в пользу суда присяжных "будет голосованием за то, чтобы похоронить на этой сессии... законопроект о предоставлении реального права на голосование". На это Линдон Джонсон ответил: "... люди никогда не согласятся с концепцией, что человека можно без суда публично заклеймить как преступника" *14.
10 июля в Овальном кабинете Эйзенхауэр в течение часа совещался с Расселом. Энн Уитмен записала в своем дневнике, что Рассел "проявил некоторую эмоциональность в связи с обсуждавшимся вопросом, но держал себя очень хорошо". Затем Уитмен, которая всегда была лояльна по отношению к Эйзенхауэру и почти всегда безоговорочно на его стороне, отметила, что Президент "совсем не выражал несочувствия к позиции, которой придерживаются такие люди, как сенатор Рассел". Эйзенхауэр был "намного более готов, чем я, например, поддерживать их взгляды", — бранит его Уитмен за поддержку взглядов сторонников сегрегации. "Я жил на Юге, помните это", — сказал Президент своей секретарше. Она надеялась и верила в твердость его позиции — "необходимо защитить право на голосование". Затем, выражая точку зрения миллионов американцев — негров и белых, республиканцев и демократов, северян и южан, либералов и консерваторов, Уитмен пишет: "Мне это кажется чудовищным, поскольку это право уже было записано в Конституции много лет назад, а мы наконец подошли к тому, что некоторые из наших граждан действительно могут иметь такое право" *15.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
