— Думаю, в ноябре, — ответил я, — но не могу сказать точно. В любом случае, справка была дана, и Протопопов получил всю информацию о Пер-рене. Через две недели или немного позже Перрен снова прислал телеграмму Протопопову, с еще одной просьбой о разрешении на въезд в страну. По просьбе Протопопова мы сочинили вежливый отказ, и Протопопов сам лично послал его телеграммой.
Это было все, что я знал о деле Перрена. Затем председатель комиссии пожелал узнать, существовал ли в Департаменте полиции специальный отдел, занимающийся делами о шпионаже. Я ответил, что нет. Один из членов комиссии спросил меня, что я знаю об учреждении «Датского кабеля», на что я правдиво ответил, что не имею ни малейшего представления, о чем идет речь. На этом допрос, как и предшествовавшие, завершился — классический пример полной пустоты и бесполезности деятельности комиссии. Затем мне разрешили вернуться в свою камеру{149}.
Глава XX
Дни страха. — Ожидание катастрофы. — Июльское восстание большевиков. — Временное правительство ищет моей помощи в борьбе против Ленина. — Мое «преступление» раскрыто. — Бессмысленные обвинения. — Моя защита
Впервые дни июля 1917 года мы, заключенные, заметили, что в городе происходит что-то необычное. Офицеры и солдаты в крепости пребывали в состоянии нервного возбуждения, которое мы не могли понять; и очень скоро обычные еженедельные визиты наших родственников были отменены.
Однажды мы услышали с той стороны реки, из города выстрелы из винтовок и пулеметную стрельбу, и так как мы все еще не понимали, что происходит, то часами изводили себя, строя самые фантастические теории.
Конечно, вначале я полагал, что это восстание верных сторонников царской власти против республиканского правительства. Я очень желал этого в интересах России, но наше положение в подобном случае только усугубилось бы, так как мы находились в тюрьме в руках революционеров. И тем не менее я всем сердцем надеялся, что схватка за стенами тюрьмы закончится победой монархистской партии. Однако по некоторым намекам охранников я вскоре понял, что это не восстание монархистов, а мятеж в лагере самих революционеров. Никаких подробностей мы не смогли узнать, несмотря на все усилия.
Все разговоры с тюремной охраной вновь были строго запрещены, но, находясь в состоянии нервного возбуждения, я не мог долее выносить напряжения и спросил у солдата-охранника, когда он вошел в мою камеру, что происходит и чем объясняется продолжающаяся перестрелка, которую я вполне отчетливо слышал через открытое окно. Услышав мой вопрос, солдат усмехнулся, смерил меня взглядом и сказал, что в городе все спокойно. Дав мне столь лживый ответ и только заставив волноваться еще сильнее, он закрыл за собой дверь и несколько часов не появлялся.
Только поздно ночью мне удалось немного поспать, но вскоре я вновь проснулся, услышав в коридоре торопливые шаги явно очень возбужденных людей. В состоянии, близком к нервному срыву, я прислушивался к каждому звуку, и моя паника достигла предела, когда я услышал, как кто-то около двери моей камеры спросил: «Зарядили револьверы?» Часовой ответил утвердительно, тогда неизвестный прошептал: «Если они войдут в крепость, никого из заключенных не оставлять в живых». Можете себе представить мое состояние, когда я услышал эти слова. Я понял, что жизнь наша висит на волоске, и хуже всего было то, что я до сих пор не знал, кто может штурмовать крепость. В состоянии безнадежного отчаяния и готовый к любому исходу, я торопливо написал прощальную записку жене, так как ожидал, что в любую минуту меня может настигнуть зловещий конец.
Эта нервозная ситуация продлилась три дня, и просто чудо, что никто из заключенных не потерял рассудок при таком напряжении. И только 7 июля все успокоилось и стрельба прекратилась. Опять тюремный врач стал совершать обход камер, и родственникам разрешили возобновить визиты.
Прошло немало времени, пока я не узнал все подробности происходивших в те ужасные для меня дни событий. Трус Керенский, несмотря на свои разглагольствования, не смог во все эти месяцы «правления» Россией набраться смелости, чтобы арестовать большевистских лидеров; напротив, он пассивно наблюдал, как они постоянно усиливали свое влияние на деморализованную армию. Прискорбный провал предпринятого Временным правительством наступления в Галиции еще больше подорвал его авторитет, который и так был невысок; и, как следствие этого, в начале июля большевики предприняли первую попытку вооруженного восстания. Некоторые части, которые должны были из Петрограда отправиться на фронт, категорически отказались делать это и устроили митинг, где Троцкий подстрекал их к восстанию против Временного правительства. Солдаты и вооруженный народ опять овладели улицами и предприняли шумную демонстрацию перед Таврическим дворцом, громко требуя отставки Временного правительства и объявления диктатуры Советов.
Матросы и солдаты Кронштадта, весьма радикально настроенные, сразу же походным порядком отправились в Петроград, где Ленин, расположившийся в бывшем дворце балерины Кшесинской, устроил им военный парад. То, что Временное правительство полностью утратило власть, наглядно продемонстрировал тот факт, что кронштадтские матросы хотели расправиться с Черновым, министром сельского хозяйства, лидером партии эсеров, который своей речью пытался успокоить их Чернов обязан своей жизнью исключительно вмешательству Троцкого, посчитавшего нужным помешать толпе, чьи страсти он сам же распалил, призывая не проливать кровь, что может вызвать слишком сильный ужас.
Это чудо, что Временному правительству удалось победить большевистское восстание, главным образом потому, что некоторые подразделения казаков неожиданно остались верными правительству и выступили против плохо организованных отрядов мятежников.
Насколько опасным было наше положение в те дни, я узнал много позже, а именно что Петропавловская крепость была тоже захвачена матроса-ми-большевиками из Кронштадта. Но в те часы, когда напряжение достигло предела, никто не объяснил нам, что происходит, и мы ожидали худшего. Однако в ночь с 5 на 6 июля правительство одержало победу, и вскоре после этого матросы в крепости тоже вынуждены были капитулировать.
Мне все еще ничего не было известно об этих событиях, когда несколькими днями позже меня вызвали в канцелярию тюрьмы Там меня встретил следователь, который спросил неожиданно приветливым тоном: «Вы были последним главой Департамента полиции и можете поэтому помочь правительству понять некоторые важные вопросы. В связи с этим я предлагаю вам высказать свое мнение об инциденте, произошедшем с третьего по пятое июля».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
