Да, демонах — и героях, которые их побеждали.
Тиро упал, следом за ним упала на землю кровь, фонтанирующей дугой вырвавшаяся наружу, и мгновение миновало. Альфарий опять стал всего лишь врагом, которого следовало убить. Безверным предателем, не заслуживавшим мифологизации.
Альфарий что-то сказал, но визор Нумена пересекала трещина, и слов на дисплее не появилось. Поэтому он прочитал их по губам примарха.
«Убить их».
Ашур Мезан, заметив железные штифты у Сулгана и Дубрика, направился к ним. Гаскон Малтак медленно шагал к Нумену, описывая четко контролируемые спирали тусклым стальным шаром на цепи.
Альфарий встал напротив Таматики, и они что-то друг другу сказали. Нумен не стал тратить усилия на чтении по губам. Все его внимание требовалось для собственного боя. На периферии зрения возникло движение, но Нумен мысленно отгородился от него. В таких ситуациях, когда возникала нужда в полной сосредоточенности, глухота была благом.
Малтак ничего не говорил, за что Нумен был ему благодарен. Сейчас они будут драться, и один из них умрет. К чему слова?
Они кружили под химическим дождем, как хищники, оценивавшие соперника-альфу. Малтак продолжал вращать кистенем, у которого к шару размером с кулак были приварены пирамидальные, тупые, но от этого только более опасные шипы. Нумен не обращал внимания на оружие и свободно держал в правой руке свой побитый, тридцать семь лет верно служивший ему цепной меч.
Малтак сделал обманный выпад влево, шагнул вправо и с невероятной скоростью направил кистень в колено Нумена. Он мастерски сохранял натянутость цепи, направляя рукоять по той же дуге, по которой двигалась шипастый шар.
Нумен в последнее мгновение разворотом ушел с пути кистеня. Малтак вывернул руку, возвращая шар, а затем ударил им в нагрудник Нумена. Сила атаки была гигантской, и Нумен охнул, чувствуя, как под броней ломается еще одна кость.
Еще один удар по очередной убийственной параболе.
Нумен успел поднять меч, но шар разбил клинок, как фарфоровый. Зубья разлетелись от сломанного оружия, и Нумен взревел, когда один угодил ему в левую линзу. Изображение в визоре пересекли помехи. Он отступил, но Мальтак уже замахивался кистенем снова.
На этот раз он целил Нумену в голову. Атака была прекрасно продумана, идеально рассчитана и вмиг закончила бы бой с воином из любого легиона, кроме Железного Десятого.
Нумен отреагировал единственным возможным образом. Он поднял руку, поймал шар кистеня ладонью и крепко сжал прежде, чем Малтак успел его отвести.
— Вот она — польза железной руки, — сказал он.
Нумен перенес вес на другую ногу и бросился вперед, по-прежнему держа шар между плечом и шеей. Используя весь свой вес и всю инерцию, он вбил его в лицевую пластину Малтака. Шипы пробили шлем, врезались в плоть и кость. Удар отдался по всей длине руки.
Малтак издал булькающий крик и отшатнулся, насколько позволяла натянутая цепь. От разбитого шлема отваливались куски керамита, а из-под него выглядывали ужасающие повреждения.
Железный шар вдавил левую часть лица советника от линии челюсти до брови. Один глаз исчез, второй выбило из глазницы. На коже и мышцах возникли кровавые борозды. В дырах, пробитых шипами, виднелись сломанные, окровавленные зубы.
— На колени, шавка! — взревел Нумен, дернув за цепь, как хозяин, требующий повиновения от побитого пса. Малтак застонал от боли и упал перед ним с поднятой рукой, поскольку шар и цепь еще были у Нумена.
Свободной рукой Нумен вытащил болт-пистолет и прижал дуло к дыре в щеке Малтака.
В тот самый момент, когда он нажал на спусковой крючок, фотонный клинок гибмессера, принадлежавшего Ашуру Мезану, вошел под ребра и направился вверх, к сердцу.
У Таматики не было шансов, и он это знал. Безусловно, он был жив лишь потому, что Альфарий пока не собирался его убивать. Его поведение противоречило логике, но, возможно, примарх был выше подобных вещей. Альфарий срезал его броню кусок за куском.
Сулган и Дубрик были мертвы: Ашур Мезан вскрыл им грудные клетки и шеи пятью-шестью ударами гибмессера. Нумен стоял на коленях над безголовым телом Гаскона Малтака, борясь с Мезаном, который пытался вогнать лезвие ему в сердце.
Изменив направление меча, Альфарий поймал руку Таматики в захват и развернул его. Заломив ему плечо с силой, достаточной для того, чтобы сломать кость, примарх заставил его поднять голову к бурлящему от бурь небу.
— Видишь, фратер? — спросил Альфарий. — Да свершится справедливость, когда рухнут небеса!
Когда прозвучало последнее слово, подфюзеляжная броня ударного крейсера вздыбилась. Мгновение спустя с его бортов вырвались потоки огня от цепи мощнейших взрывов: огнеопасная смесь топлива и воздуха разрывала внутренности корабля.
Над Лерной Два-Двенадцать пронесся громкий стон металла, подобный реву степного левиафана, гибнущего под атаками охотников. Взрывы, сотрясавшие сегмент с двигателями, заставили ударный крейсер накрениться вперед, кормой поднимаясь к облакам.
Оторвавшиеся гигантские топливопроводы выбрасывали на раненый крейсер тысячи мегалитров прометия. Микросекунду спустя тот воспламенился, и огонь пошел по трубам вниз, к силосной башне в центре платформы.
В ней активировались протоколы экстренного отключения и остановки подачи, но против этой губительной скорости не было шансов. Центральная башня взорвалась, и от этого взрыва содрогнулась вся платформа.
Таматику омыла обжигающая волна. Он заскрипел зубами, борясь с болью, и почувствовал, как Альфарий прижал острие меча к нижней части его челюсти. Над кончиком собралась капля крови.
— Хорошая работа, фратер, — сказал Альфарий. — Смотри.
Ударный крейсер падал, и его клинообразный нос был направлен прямо на Лерну Два-Двенадцать. Он падал медленно, с достоинством сопротивляясь неизбежной гибели. Корабль покрывали цвета врага, но Таматику его смерть печалила.
— Недостойный финал для столь замечательного корабля, — заметил он.
Он не хотел смотреть на то, как гибнет столь гениальное и величественное творение рук человеческих, и закрыл глаза, зная, что собственная смерть тоже близка.
— Тебе стоит посмотреть, как он гибнет, — произнес Альфарий, словно прочитав его мысли. — Больше такой возможности не представится.
Таматика не ответил, только сосредоточился на одиноком пятне тьмы посреди гигантских неоново-ярких пожаров.
Альфарий проследил за его взглядом и тоже посмотрел в бурлящее небо и раскаленные добела ураганы плазмы, которые бушевали над центральной силосной башней.
— Что там, фратер? — спросил Альфарий. — Что ты видишь в огне?
Таматика улыбнулся.
— Освобождение, — ответил он.
Шарроукин врезался подошвами ботинок в наплечник Ашура Мезана, опрокинув на труп Малтака. Приземлившись с кувырком, он вскочил на ноги, одновременно вынимая из ножен парные мечи с черными лезвиями.
Мезан, уже вставший, ткнул гибмессером в горло Шарроукину. Тот парировал одним клинком и поставил блок другим, удивленный и немало впечатленный скоростью сержанта.
Он отлетел от кровожадного Альфа-легионера, дав короткий импульс в прыжковый ранец. Вокруг них падали горящие обломки, а земля содрогалась от глубоких вибраций, которые вызывали взрывы по всей платформе.
— Ты быстр, вороненок, — сказал Мезан, по-змеиному поднимая и опуская голову и скользя к Шарроукину, перебрасывая при этом нож из руки в руку. — Но сейчас ты узнаешь, что старый Мезан быстрее… О да, гораздо быстрее. На моем счету уже четыре головы, но твоя станет главным сегодняшним достижением. Подойди ближе, уж я подрежу тебе крылышки.
Шарроукин внимательно взглянул на противника. Он ничего не знал о происхождении Альфа-Легиона, о том, откуда они пришли, какая культура их сформировала, какие тяготы их выковали. Мезан был искусен, но Шарроукин не мог обозначить нюансы его мастерства. Без сомнения, он был быстрым, подвижным и жестоким, но помимо этого в его глазах виднелось бездонное, как океан, сумасшествие.
— Ты безумен, — сказал Шарроукин.
— Значит, нас двое, вороненок, — ответил Мезан.
Они бросились друг на друга, атакуя клинками, как когтями.
Мезан уходил от всех убийственных атак, с невероятной скоростью блокируя удары Шарроукина гибмессером. Шарроукин редко встречал более быстрых воинов. Сравниться с ним мог лишь смеющийся мечник с сеткой шрамов на лице, которого он убил на Йидрисе.
Он осознал, что истекает кровью из ран на бедре и шее, но не видел даже, чтоб его ранили. Каждый удар Мезана скрывался за обманкой, и каждый выпад, выглядевший смертельной атакой, оказывался уловкой для нанесения еще более серьезной раны.
Мезан отскочил и вытер меч, оранжевый от пожаров на разрушающейся платформе и красный от крови Гвардейца Ворона, об наруч.
