лишь несколько экспериментальных образцов.
– Значит, Соболев раздобыл себе где-то один из них.
– Не я ли предупреждал тебя, Паша? Надо было взять моих «зомби», на них не действуют ни «глушаки», ни «болевики», да и пулей их не завалишь с одного раза. К тому же, замечу, захват ганфайтера в квартире – далеко не лучший вариант. Он специально тренирован для боя в ограниченном оперативном пространстве. Его надо было выгнать на простор, в поле, в лес, на улицу, и навалиться всем скопом. Впрочем, с этой минуты Соболев – моя проблема. Попробую взять его с другой стороны, связать с убийством Голышева.
– Каким образом?
– Подкину «улики», найму свидетелей, найду компромат… Надо только подумать, каким образом. Единственный твой прокол в деле Голышева – применение «дырокола». Прокол – «дырокол», хорошо рифмуется, да? Поэт Юрген…
– Сам же посоветовал испытать на нем НК.
– Ладно, замнем. Вряд ли милицейские дуроломы определят, из какого оружия убит генерал. Готовь на вторник команду, надо убрать еще одного сильно строптивого генерала.
– Кого же?
– Никушина.
Кийк залпом допил кофе, но под ироничным взглядом Юргена взял себя в руки.
– По «смершевцам» я еще не работал. Чем не угодил нашему полководцу начальник военной контрразведки?
– Слишком рьяно взялся копать дела Голышева, военного журналиста и левой торговли. Ликвидировать его будет непросто, зато есть возможность замести следы.
– «Чистилище»?
– Умен. Сделаем вид, что убрали генерала ВКР «чистильщики», подбросим их сертификат с кинжальчиком, сообразим на генерала компромат. Теперь о главном. Ты слышал, что все силовые дяди создают команды, подобные нашей? Страхуются. «Федепасы» уже сформировали «Грозу», «губошлепы» – «Харон», милиция – «Принцип». Даже Коржаков, кажется, засуетился и организует свою зондеркоманду под названием «Туз».
– Смешно.
– Это не смешно, Паша. В «ККК» работают не дилетанты, а спецы самого высокого класса, с ними и воевать надо всерьез. Требуются координация, информационный поиск и общее руководство розыском. Тебе придется связаться с командирами спецкоманд.
– Я предпочитаю работать один.
– Это не тот случай. Хотя по большому счету ты и будешь работать самостоятельно, как перехватчик. Но нужны наводчики, без них не обойтись. Ищи себе телохранителей покруче: те, что были с тобой у Соболева, не годятся. Помнишь, с нами вместе занимался Людвиг Белоярцев?
– Люда? Так он же «голубой»!
– Лучше быть «голубым», чем идиотом, а он – пидор с головой. Не знаешь, где он сейчас?
– Свяжусь со своими в Таллине, они выяснят. Но у меня с ним, э-э… отношения были несколько натянутыми.
– Переживете оба, главное, что он «супер». Кофе еще хочешь? Или чего покрепче для сугреву?
– Бабу бы, – грубовато пошутил Кийк.
ЗАЩИТА «РЮРИКА»
Кристина вышла в халатике, смущенно улыбаясь, и Матвей замер, окидывая ее взглядом. По сути, она являлась его женой и постоянно пробуждала в нем море чувств, желаний, воображения и мечтаний. Она и в парализованном состоянии, к его собственному изумлению, влекла его к себе с непреодолимой силой, отчего Матвей порой подумывал – уж не колдовство ли это? Но бороться со своими желаниями не хотел, потому что Кристина в моменты их близости вызывала максимум ощущений, оставаясь всегда новой и неразгаданной. Ее любовь так и не стала для него привычной, спокойной, объяснимой.
– Как самочувствие? – проговорил наконец Матвей и, едва Бася Яновна просеменила на кухню, подскочил к Кристине, обнял, стал целовать в шею, грудь, губы, а потом, быстро отпрянув, уселся на диван как ни в чем не бывало.
– Порядок, – ответила Кристина, и глаза ее сказали то, что не выговорили губы. – Я поняла, что Лихтенберг [103] прав: ощущение здоровья приобретаешь только пройдя через болезни. Ты останешься сегодня?
– Сегодня – нет, надо разделаться с кое-какими делами.
– Стас будет ждать. Знаешь, что он заявил мне вчера? Я разговаривала с мамой, а он уроки делал. Говорю маме: «Надо, наверное, устраиваться на работу, пока я в академ-отпуске», а он услышал и так серьезно сказал: «С мужской точки зрения, красивая женщина работать не должна».
Матвей фыркнул.
– Он прав. Я вообще хочу вас на месяц увезти отсюда.
– Куда? И зачем? – Глаза Кристины потемнели, она догадалась, в чем дело.
– К своему отцу, в Воронеж. Он учитель, историю в школе преподает, живет один… Или к деду в Тамбов, тоже мужик один, старенький уже, помочь надо.
– Понятно. Опять нависла туча? Старые враги? Те, что приходили?
Матвей хлопнул ладонью по дивану.
– Садись, тебе еще вредно долго стоять.
Кристина послушно подошла – ходила она, конечно, еще неуверенно, всего день прошел, как ноги стали слушаться, но Матвей усадил ее к себе на колени, и, когда Бася Яновна принесла чай, они целовались.
Во время чаепития разговаривали на отвлеченные темы: о программах телевидения, о новом отечественном сериале, с успехом заменившем надоевшие мексиканские, аргентинские и бразильские «мыльные оперы», о ценах на продукты и налогах, которых становится все больше.
– Скоро Дума дойдет до налога на право жить, – с грустным юмором констатировала Бася Яновна.
Зазвонил телефон, и она засеменила в прихожую.
– Может, все-таки останешься? – спросила Кристина.
Матвей не успел ответить, Бася Яновна позвала его:
– Матвей Фомич, тебя.
Звонил расстроенный Парамонов.
– Я слышал, кто-то провел эксперимент с вашей девушкой без меня. Хотелось бы услышать подробности.
– Не переживайте, Иван Терентьевич, – с облегчением проговорил Матвей. – Я ни при чем, произошла жуткая история с попыткой ограбления. Но вы были правы, Кристя уже ходит. Если хотите, заезжайте, она сама все расскажет.
– Спасибо, заеду. Но учтите, этот шоковый удар, поставивший ее на ноги, может послужить спусковым механизмом психосуггестивной программы, о которой я вас предупреждал. Она, конечно,
