— Ничего, Лютик… В Цинтре была… девочка. Внучка Калантэ, лет десяти-одиннадцати. Ее звали Цири. О ней слышал что-нибудь?
— Нет. Но в городе и дворце была жуткая резня, и почти никто не уцелел. А из тех, кто защищал башню, не выжил никто, я же сказал. Большинство женщин и детей из самых знатных родов были именно там.
Ведьмак молчал.
— Калантэ, — спросил Лютик. — Ты знал ее?
— Знал.
— А девочку, о которой спрашиваешь? Цири?
— И ее знал.
От реки понесло ветром, по воде пошла рябь, ветер рванул ветки. С них мигающей пылью полетели листья. «Осень, — подумал ведьмак. — Снова осень».
Он встал.
— Ты веришь в Предназначение, Лютик?
Трубадур поднял голову, глянул на него широко раскрытыми глазами.
— Почему ты спрашиваешь?
— Ответь.
— Ну… верю.
— А знаешь ли ты, что одного Предназначения мало? Что надобно нечто большее?
— Не понимаю.
— Не ты один. Но так оно и есть. Надо нечто большее. Проблема в том, что я… Я уже никогда не узнаю, что именно.
— Что с тобой, Геральт?
— Ничего, Лютик. Давай садись. Едем, день пропадает. Как знать, сколько времени нам потребуется, чтобы найти лодку, а лодка нужна будет большая. Не оставлять же Плотву.
— Переправимся вместе? — обрадовался поэт.
— Да. На этом берегу мне уже искать нечего.
9
— Йурга!
— Златулина!
Она бежала от ворот, развевая выпроставшимися из-под платка волосами, спотыкаясь, крича. Йурга бросил вожжи слуге, спрыгнул с телеги, помчался навстречу, ухватил ее за талию, крепко поднял, закружил, завертел.
— Я приехал, Златулинка! Вернулся!
— Йурга!
— Вернулся! Эй, раскрывайте ворота! Хозяин вернулся! Эх, Златулинка!
Она была мокрая, пахла мылом. Видимо, стирала. Он поставил ее на землю, но и тогда она, вцепившись, не отпускала его, дрожащая, теплая.
— Веди в дом, Златулина.
— Боги, ты вернулся… Ночей не спала… Йурга… Я не спала по ночам.
— Я вернулся. Ох, вернулся. И богато вернулся. Видишь телегу? Эй, погоняй, заезжай в ворота! Видишь воз, Златулинка? Много добра везу, потому как…
— Йурга, что мне добро, что мне воз… Ты вернулся… Здоровый… Целый…
— Богато вернулся, говорю. Сейчас увидишь…
— Йурга? А это кто? Вон тот, в черном? Боги, он с мечом…
Купец обернулся. Ведьмак слез с коня, отвернувшись, делая вид, будто поправляет подпругу и вьюки. Не глядел на них, не подходил.
— Потом расскажу. Ох, Златулинка, если б не он… А где дети? Здоровы?
— Здоровы, Йурга, здоровы. В поле пошли, ворон стрелять, но соседи им дадут знать, что ты дома. Тотчас примчатся, все трое…
— Трое? Откуда? Златуля? Да ты уж не…
— Нет… Но надобно тебе кое-что сказать… Не станешь злиться?
— Я? На тебя?
— Я приютила девчушку. От друидов взяла, знаешь, от тех, что после войны детей спасали… Собирали по лесам бездомных и потерявшихся… Едва живых… Йурга. Ты злишься?
Йурга приложил ладонь ко лбу, оглянулся. Ведьмак медленно шел следом за телегой, ведя лошадь под уздцы. На них не глядел, все время отводил взгляд.
— Йурга?
— О боги, — простонал купец. — О боги! Златулина… Такое, чего я не ожидал! Дома!
— Не злись, Йурга… Вот увидишь, как ты ее полюбишь. Девочка умненькая, милая, работящая… Немного странная. Не хочет говорить откуда, сразу плачет. Ну я и не спрашиваю. Йурга, знаешь, я ведь всегда хотела, чтобы была дочка… Что с тобой?
— Ничего, — проговорил он тихо. — Ничего. Предназначение. Всю дорогу он во сне говорил, бредил, ничего, только Предназначение да Предназначение… О боги… Не нашего ума это… Златулина. Не понять нам, что думают такие, как он. Что видят во сне. Не нашего это разума…
— Папа!
— Надбор! Сулик! Ну и выросли, ну бычки, истые бычки! А ну живо ко мне! Живо…
Он осекся, увидев маленькую, худенькую, пепельноволосую девочку, медленно бредущую за мальчиками. Девочка взглянула на него, он увидел огромные глаза, зеленые, как весенняя травка, блестящие, как две звездочки. Увидел, как девочка вдруг срывается, как бежит, как… Услышал, как она кричит, тоненько, пронзительно…
— Геральт!
Ведьмак отвернулся от коня мгновенным ловким движением. И побежал навстречу. Йурга изумленно смотрел на него. Никогда он не думал, что человек может двигаться так быстро.
Они встретились на середине двора. Пепельноволосая девочка в сером платьице и белоголовый ведьмак с мечом на спине, весь в горящей серебром черной коже. Ведьмак мягкими прыжками, девочка трусцой, ведьмак на коленях, тонкие ручки девочки вокруг его шеи, пепельные, мышино-серые волосы на его плечах. Златулина глухо вскрикнула. Йурга обнял ее, молча прижал к себе, другой рукой обхватил и прижал мальчиков.
— Геральт! — повторяла девочка, прильнув к груди ведьмака. — Ты нашел меня! Я знала! Я всегда знала! Я знала, что ты меня отыщешь!
— Цири!
Йурга не видел его лица, спрятавшегося в пепельных волосах. Он видел только руки в черных перчатках, сжимающие плечи и руки девочки.
— Ты нашел меня! Ах, Геральт! Я все время ждала тебя! Я так ужасненько долго… Мы будем вместе, правда? Теперь будем вместе, да? Скажи, ну скажи, Геральт! Навсегда! Скажи!
— Навсегда, Цири!
— Так как говорили, Геральт! Как говорили… Я — твое Предназначение? Ну скажи? Я — твое Предназначение?
Йурга увидел глаза ведьмака. И очень удивился. Он слышал тихий плач Златулины, чувствовал, как дрожат ее руки. Глядел на ведьмака и ждал, весь напряженный, его ответа. Он знал, что не поймет этого ответа, но ждал его. Ждал. И дождался.
— Ты — нечто большее, Цири. Нечто большее.
Кровь эльфов
Глава 1
Elaine blath, FeainneweddDearme aen a’caelme teddEigean evelienn deireadhQue’n esse, va en esseathFeainnewedd, elaine blath!
«Цветочек». Колыбельная песня и популярная детская считалка эльфов
Истинно, истинно говорю вам: придет век Меча и Топора, век Волчьей Пурги. Придет Час Белого Хлада и Белого Света. Час Безумия и Час Презрения, Tedd Deireadh. Час Конца. Мир умрет, погруженный во мрак, и возродится вместе с новым солнцем. Воспрянет он из Старшей Крови, из Hen Ichaer, из зерна засеянного. Зерна, кое не прорастет, не проклюнется, но возгорится пламенем.
Ess’tuath esse! Да будет так! Внимайте знамениям! А каковы будут оные, глаголю вам: вначале изойдет земля кровью Aen Seidhe. Кровью Эльфов…
Aen Ithlinnespeath, пророчество Ithlinne Aegli aep Aevenien
Город горел.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
