…Казалось, что все тяжелые события этого года уже должны были кончиться, исчерпаться. Но впереди было еще одно, самое тяжелое испытание 90-х.
Крутой маршрут (1995)
10 декабря 1994 года в Кремле шла рассылка поздравительных посланий президента России по случаю Дня Конституции.
«В официальном списке поздравляемых, — пишут помощники Ельцина, — по статусу значилась и фамилия президента Чеченской республики. В круговерти дел никто не обратил на это внимания. Так бы и ушло поздравление Ельцина мятежному генералу, если бы в группу спичрайтеров не вошел растерянный офицер фельдсвязи и не спросил, каким образом доставлять письмо в Грозный».
Этот эпизод как в капле воды отражает общую неопределенность и расплывчатость отношений Москвы и Грозного начиная с 1991 года. Хорошо представляю себе эту картину: предпраздничная суета, секретарши заклеивают конверты, неожиданно входит человек в мундире. Его вопрос застает кремлевских служак врасплох. На Кавказе уже практически идет военная операция… По сути дела, война.
О чеченской войне написано очень много. И все факты вроде бы хорошо известны. Но очень часто, листая страницы воспоминаний, перебирая в уме события, я не могу избавиться от мысли: чего-то не хватает. Не хватает какой-то последней точки, не хватает ясности.
Так что же случилось 11 декабря 1994 года, на день позже того вечера, когда офицер кремлевской фельдсвязи со своим кожаным портфельчиком вошел в комнату спичрайтеров и застенчиво спросил, как ему доставить поздравление Дудаеву с Днем Конституции.
«В ноябре 1990 года в Грозном состоялся “I съезд чеченского народа” (впоследствии переименованный в Общенациональный конгресс чеченского народа, ОКЧН)… С первых же шагов деятельность этой организации создавала почву для этнических чисток», — пишут помощники Ельцина.
Этнические чистки, напомню, — это аресты и расстрелы без суда и следствия, по национальному признаку. Ближайший по времени пример — Югославия.
«С лета 1991 года, и особенно после августовского путча, ОКЧН приступил к практическим действиям по захвату власти. 28–29 августа вооруженные отряды ОКЧН блокировали центральные улицы и площади Грозного, силой захватили здания Совмина, радио и телецентра, аэропорта».
Москва отреагировала быстро. В Грозный вылетела делегация в составе зампреда Совмина РСФСР Гребешевой, народных депутатов Аслаханова и Гаджиева (последний был еще и союзным министром, заслуженным нефтяником) — вылетела, поскольку Ельцин и Хасбулатов (кстати, тоже видный чеченец) поручили им договориться с местной элитой о прекращении беспорядков и кровопролития.
Договориться не удалось. 6 сентября вооруженный отряд ворвался в здание Дома правительства, где заседал Верховный совет Чечено-Ингушской республики (на тот момент Чечня и Ингушетия еще не разделились). Пытавшихся сопротивляться депутатов жестоко избивали.
Председатель городского Совета, шестидесятилетний Виталий Куценко, разбил окно и попытался выпрыгнуть, чтобы спастись. Но выпрыгнуть удачно из высокого окна первого этажа ему, увы, не удалось. Он ударился головой и через несколько дней скончался в больнице. Двадцать человек доставили в реанимацию.
Так началась история новой Чечни.
Ельцину на стол тем временем поступает абсолютно противоречивая информация о ситуации в Грозном. По одной версии, Доку Завгаев, глава республики, «как паук, опутал сетью всю республику, расставил везде своих подонков и отчаянно цепляется за власть. Что если бы снять его указом Горбачева? Это оздоровило бы обстановку». По другой — «в начале сентября 1991 года в республике совершен антиконституционный переворот… Республика вовлечена в глубокий политический кризис, последствия которого, безусловно, будут для нее катастрофичными».
Некоторая противоречивость позиции новой российской власти по отношению к перевороту в Чечне стала понятной позже. Вот что пишет об этом Сергей Филатов, в ту пору работавший в Верховном Совете РСФСР, а позднее глава кремлевской администрации:
«На следующий день после этого кровавого побоища пришла в Грозный телеграмма от исполняющего обязанности председателя Верховного Совета РСФСР Хасбулатова: “Дорогие земляки! С удовольствием узнал об отставке Председателя ВС республики. Возникла, наконец, благоприятная политическая ситуация, когда демократические процессы, происходящие в республике, освобождаются от явных и тайных пут…” В Хасбулатове бурлила прямо-таки лютая ненависть к Завгаеву, а независимость Доку Гафуровича приводила его в бешенство — до такой степени, что он, говорят, по телефону, плохо себя контролируя, требовал расстрелять земляка. Но и тот, видимо, относился к Хасбулатову не лучше и как-то в разговоре даже обронил: “Когда всё закончится и обстановка у меня на родине нормализуется, я добьюсь, чтобы в тюрьму посадили единственного человека — Хасбулатова. Вот уж кто настоящий преступник!”».
Итак, Ельцину кладут на стол две противоположные по смыслу, по оценкам записки о положении в Чечне.
Он пишет на второй записке резолюцию для первого вице-премьера Бурбулиса: «…Глубоко ли мы разобрались в процессах в ЧИ?»
Но вскоре и самой «ЧИ», то есть Чечено-Ингушетии, как территориального образования в составе России, не стало. 27 октября 1991 года прошли выборы в чеченский парламент «на произвольно очерченной территории». «Конгресс чеченского народа» определил границы: где Чечня, где Ингушетия, а где Россия.
Однако чем бы ни руководствовались восставшие люди в Грозном, но по отношению к федеральной власти это был явный мятеж, бунт, причем вооруженный. 19 октября Ельцин направил в Грозный ультиматум, предложив в течение трех суток освободить все захваченные здания и помещения, сдать всё имеющееся оружие органам внутренних дел и распустить незаконно созданные вооруженные формирования (если бы он знал, сколько таких ультиматумов ему еще придется подписывать!). А 6 ноября 1991 года президент России ввел в Чечено-Ингушской республике чрезвычайное положение.
В то время председателем российского КГБ был Виктор Иваненко. Иваненко позже рассказал журналисту Леониду Млечину, что, когда мятежники захватили здание КГБ в Грозном, он попытался дозвониться до Ельцина в Сочи, но его «не соединили». Иваненко в интервью возмущается тем, что «руководитель спецслужбы не может связаться с президентом, когда такое происходит в стране!». Что же хотел сообщить Иваненко Ельцину? «…Был выбор: то ли идти на силовые действия, то ли договариваться с Дудаевым».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
