(только подумайте, насколько яснее можно узнать, что представляет собой объект, когда на него падает свет).
О теле холстовика
Теперь вообразите себе коробку настолько больших размеров, что она не знает границ ни в одном из возможных направлений, и в ней мысленно проведите линии. В этой коробке будет заключаться все твердое движение всего возможного вещества, а в зазорах – всего невозможного. Эти зазоры заполнены телом холстовика (некоторые зовут его Богом), нервными узлами этого тела, между которыми проходят волокна – лучи твердого света, который и есть Искра, – образуя сеть, пересекаясь и сообщаясь друг с другом. Эти зазоры, узлы и волокна составляют тело холстовика, но в то же самое время содержат и его волю, поскольку воля передается через нервы к конечностям (например, когда некто решает двинуть пальцем, он сперва думает о том, чтобы сделать это, а затем палец двигается; но этого не случается, если нерв перерезан, случайно или в ходе эксперимента, чем доказывается, что воля заключена в нерве, сообщающемся с данным членом.
О Божественности холстовика
Вот почему холстовик является Богом: потому что он состоит из невозможного, то есть из магии, ибо это то, что ему свойственно. Невозможное для него – все равно что тело для жителя вещественной сферы; оно передает его магическую волю к его конечностям – вещественной и невещественной сферам, которые составляют собой мир (за исключением промежуточных миров). Таким образом, можно с полным правом говорить о всемогуществе холстовика, поскольку он принадлежит холсту, но не ограничен им, а в холсте заключено все возможное и все существующее, тогда как холстовик есть единственный и изначальный движитель холста. Его воля определяет, чем холст является, являлся и будет являться, поскольку сама его форма определяет то, что никогда не будет явлено, ибо он, занимая свое место, тем самым удаляет это место из числа тех, которые могут быть естественным образом заняты чем-либо. Исполняя роль такого барьера, он заключает в себе вероятность того, что невозможное может однажды начать существовать или оказаться существующим; так некто, стоящий в дверном проеме, препятствует как входу в него, так и выходу, однако, отступив в сторону, может позволить случиться и тому, и другому.
О вечности холстовика и месте, которое он занимает в холсте
Однако являлся и является ли холстовик по отношению к миру продолжающим или предшествующим? Был ли он создателем мира или же созданным? Поскольку была засвидетельствована его смерть, мы не можем полагать, что сперва произошли все вещи, а затем в промежутках был создан холстовик. Нельзя считать, будто материя, влекомая природной энергией, двигалась сквозь пространство и была освещена светом и все возможные события, которые могли произойти, произошли, а те, что не произошли, не произошли; и тогда в зазорах между ними энергия Искры явила холстовика. Как бы он существовал в достаточной мере, чтобы умереть прежде смерти времени (как это и произошло), если бы не мог даже появиться до тех пор, пока все сущее не будет закончено, а ведь оно продолжается до сих пор. Нет, нам следует считать, что холстовик был, и затем оказалось, что пространство вокруг него есть все, что осталось для возможного мира, и потому оно заполнилось этим миром при содействии холста как ему, так и нематериальным принципам, и вещественной сфере, и самому холстовику. Впрочем, даже это не вполне верно, ибо время представляет собой нечто весьма другое в холсте, о котором едва ли можно сказать, что пространство для него значит то же самое, что и для нас. Из этого различия мы можем знать, что холстовик – это Бог и он явил все вещи путем вытеснения невозможного в возможное; так некто заставляет воду в ванне подняться, поскольку она не способна занимать с ним один и тот же объем, и тем самым он еще и придает ей форму, которую можно было бы видеть, если бы удалить его из ванны, а воду оставить на мгновение застывшей в пространстве. Это и является доказательством того, что холстовик был всегда и что он вернется прежде конца всех вещей, ведь иначе разве вещественный мир не подчинился бы форме другого или не принял бы бесформенность и безо́бразность, недружественную к жизни и объектам, наподобие той, что можно видеть, оставив ребенка с угольным карандашом и листом бумаги и по возвращении обнаружив на листе множество черных хаотических линий, а вовсе не изображение чего-либо прекрасного?
О размере холста
Каков размер холста? Это вопрос, на который не может быть дано разумного ответа, поскольку масштаб не имеет размеров. Если у кого-то есть брат и этот брат отличается от него, поскольку не является его близнецом, то первый человек может думать о себе, что он выше или ниже своего брата, и ввиду этого представлять себя высоким или низким. Но что, если он будет считать себя высоким, а затем, выйдя на улицу, обнаружит себя посреди рынка рядом с другим человеком, который будет гораздо выше него? Будет ли это значить, что он, напротив, низок ростом? Или, скажем, другой человек окажется толще – сделает ли это первого человека тонким, даже если он принадлежит к тем людям, что не ограничивают себя в трапезах и постоянно едят сладости? Нет, поскольку размер – это вопрос сравнения; но с чем можем мы сравнить холст, который существует и наполняет собой все вещи, включая и принципы, но пребывает отдельно от взаимно сопоставимых объектов вещественной сферы?
О том же предмете, продолжение
Что, если бы холст являлся, по видимости и по сути, исключительно материальной вещью, которую можно показать и пощупать? Даже тогда его размер являлся бы спорным, поскольку любой принцип обладает бесконечной сложностью, состоя из меньших концепций. Например, «личность» – это один из видов «животных», которые являются видом «организмов», которые являются видом «вещей», а те представляют собой общий род, каковой следует различать от рода частного, оба из которых являются категориями, а определение категории требует целого сонма абстрактных терминов, каждый из которых имеет собственное определение, и так дальше и дальше без конца, так что можно считать чудом, что кто-либо вообще понимает речь другого, поскольку, для того чтобы понять значение чего-либо, требуется бесконечная цепь взаимозависимых значений, некоторые из которых мы можем лишь почувствовать интуитивно (например, значение предлога «из»). Вещественный мир, если рассмотреть его через увеличительное стекло или волшебную трубку, окажется подобен тому, как рассматривают пускай даже гладкий металлический шарик (например, дробинку или подшипник, которые, хотя и кажутся абсолютно сферическими и сияют на свету,
