Однако она постеснялась сказать обо всем этом новоявленному «другу». Она вообще не могла даже представить себе разговор на эту тему с самцом.
– Я дала обет… – шепнула она.
– Он еще имеет для тебя значение?
Действительно, что для нее, преступницы и беглянки, означает теперь этот обет верности, данный во славу императора?
– Можно делать вид… – произнесла она, все более ощущая свою обреченность.
– Да? – саркастически спросил зеленоглазый. Наан искоса глянула на своего собеседника и заметила на его физиономии блуждающую и, как ей показалось, похотливую ухмылку. – Ты сумеешь?
– А может быть, ты просто хочешь воспользоваться случаем?!
Усмешка сползла с его лица.
– Я не сумасшедший. Ты слышала, что сказал император. Я рискую так же, как и ты. Может быть, даже и больше.
– Да кто ты такой?! – Наан чувствовала, как нервная дрожь вновь охватывает ее.
– Тише. Я – друг твоего брата. Он давно разыскивает тебя.
Наан вздрогнула и еще крепче прижалась лицом к груди незнакомца.
– Я не могу…
– Свет Живого Знака стимулирует память. Никто из горожан уже никогда не забудет твое лицо. Тебя поймают… Нас поймают сейчас же.
– Я не могу!.. – в смятении повторила Наан.
– Тише.
– Я… Может быть, все-таки можно обойтись без… этого?
– Мы должны уйти с площади последними.
Внезапно Наан охватила слабость, она обмякла, но руки самца не поддержали ее.
– Мы будем любить друг друга, – тихо, но твердо сказала она. – Как тебя звать?
Случилось так, как и предрекал зеленоглазый. Император закончил речь, и, под аккомпанемент вновь зазвучавшей музыки тысячи тел, освещенные разноцветными сполохами объемной мозаики, сверкающей над центром площади, слились в любовном экстазе.
Его звали Дент-Харрул. И он стал первым самцом в жизни Наан. Он, а не император, как грезилось ей когда-то в Храме… И это делало все происходящее еще более нереальным, безумным.
Впервые плоть самца вошла в ее лоно, и возможно, кроме страха и обиды она смогла бы почувствовать в этот момент хоть что-то еще, если бы Дент-Харрул не шепнул зачем-то ей в затылок:
– Учти, я делаю это только для того, чтобы спасти тебя…
Эти слова погасили в ней мимолетное желание получить от близости удовольствие, и она, стиснув зубы, пробормотала:
– Я очень ценю твою находчивость…
Он больше не сказал ни слова, был ласков и сделал все, чтобы она не ощущала себя униженной. И скованность отступила. Порою, в порыве неведомой ей прежде экзальтации, Наан кричала и, забыв об осторожности, принимала такие положения, что кто-то из окружавших легко мог узнать ее. Лишь тогда самец, ни на миг не выпускавший ситуацию из-под контроля, действовал грубовато и быстро: или закрывал ее лицо пятерней, или прижимал к земле, или натягивал наверх ее блузу, или накрывал ее своими крыльями…
Иногда ей было хорошо, но лишь изредка. Болезненных ощущений она испытывала значительно больше. А еще более нестерпимым был огонь, изнутри выжигающий ее душу. Стоило ей закрыть глаза, как перед ней вставало лицо Лабастьера Первого. И это пугало ее. Странное нелогичное чувство вины заполняло ее душу. И вот тогда даже боль, отвлекая ее, становилась желанной.
…Оргия продлилась до самого утра. Наан не заметила, как уснула, лежа на животе и уткнувшись лицом в траву. Осознала она это лишь тогда, когда ее разбудил Дент-Харрул:
– Вставай. Твой брат ждет тебя. Нужно спешить, пока Город спит.
Она поднялась. Все тело ныло. Огляделась. Было еще темно, но утренняя зарница уже занялась. Площадь была пуста. Пуста была и ее душа.
Наан машинально стала поправлять одежду. Заметив на себе внимательный взгляд зеленоглазого, она, вопреки всякой логике, почувствовала внезапное смущение и остановилась.
– Если для тебя это что-то значит, – сказал самец, беззастенчиво разглядывая ее, – ты – лучшая самка из всех, кого я знал.
– Нет, – резко ответила она. – Не значит. – И отвернувшись, в тягостном молчании привела себя в порядок. Затем коротко скомандовала: – Летим.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
… – Ты ведь, наверное, знаешь, что ваши куколки появились на свет триста лет назад? – разговорился Дент-Харрул уже в воздухе. Как ни странно, он взял курс не к окраинам, а наоборот – направил свой полет еще ближе к центру Города.
– Я догадалась.
– Тогда не удивляйся, что твой брат значительно старше тебя. Его куколку активировали несколько раньше.
– Кто он?
– Он – архивариус имперской мнемотеки. В нее-то мы и направляемся сейчас. И мы почти на месте. Я работаю там же.
– Как вы меня нашли? – спросила Наан, хотя по большому счету, сейчас это было ей совершенно безразлично. Больше ее мучал вопрос к себе: так уж много выиграла она, не став женой Лабастьера Первого?.. С момента ее побега прошли только сутки, а впереди – целая вечность…
– Мнемотека пользуется имперскими каналами связи, – отвечал зеленоглазый, словно и не замечая ее отчужденности. – Мы узнали о твоем бегстве почти сразу. Настоятельница твоего Храма сообщила, что ты интересовалась родителями.
– Она жива? – опешила Наан.
– Конечно, – удивился тот. – Почему ты спрашиваешь?
«Значит, в убийстве меня не обвинили бы…» – подумала она с горечью.
Не дождавшись ответа, Дент-Харрул продолжил:
– Мы решили, что поиски родни должны привести тебя в столицу, и наша организация приложила все силы к тому, чтобы засечь тебя. И это случилось, когда твой антиграв прошел через купол. Но добраться до тебя я сумел только на площади. Мне повезло.
– Вот как?.. – вопрос Наан подчеркнул двусмысленность его высказывания.
– В том смысле, что не окажись я там вовремя, законопослушные горожане уже выдали бы тебя страже, – пояснил Дент-Харрул поспешно, но покосившись на нее, не удержался и слегка усмехнулся. – А ты подумала…
– Я ничего не подумала, – голос Наан вновь стал безжизненным. – Ничего и не было.
– Что ж, забыть и никогда не вспоминать… это соответствует традиционным правилам Дня Любви…
– Ты сказал «организация», – сменила тему Наан. – Кто вы?
– Ты все узнаешь. Тем более, что мы уже прибыли.
Здание, на которое он указал, напоминало семейство древесных грибов или несколько поставленых на ребро океанских раковин. В то же время и в очертаниях, и в использованном строителями материале (тщательно отполированный серый мрамор с черными прожилками), а главное – в масштабах, явственно ощущались величие и размах.
– Добро пожаловать! – широко улыбнулся Дент-Харрул, когда они приземлились на крышу, и шагнул было к входному отверстию, но Наан остановила его:
– Подожди.
Он удивленно обернулся.
– Подожди… – повторила Наан тихо и несколько секунд вглядывалась в его смуглое лицо… А затем, основательно размахнувшись, отвесила ему звонкую пощечину.
Оторопевший самец даже не успел отшатнуться, только схватился за щеку, и затравленно молчал, глядя на Наан блеклыми изумрудинками глаз.
– Извини, – сказала она все тем же бесцветным голосом. – Пойдем.
7
– Знаешь ли ты, кого ты ждешь?
– Нет. Но таков мой рок.
– Знаешь ли ты, зачем ты живешь?
– Нет. И какой в том прок?
– Знаешь ли ты, когда ты умрешь?
– Да, коль назначен срок.
«Книга стабильности» махаон, т. III, песнь III; учебная мнемотека Храма Невест провинции Фоли.
Впервые в жизни Наан столкнулась с приспособлением, которое Дент-Харрул назвал «лифтом». Она нашла его хоть и странным, но удобным. Они опустились к основанию строения, затем, проведя Наан десятком узких кривых коридоров, Дент-Харрул вывел ее в центральный информаторий мнемотеки – просторное сферическое помещение, стены, пол и потолок которого были усеяны тысячами небольших углублений с носителями информации.
