— Мы не можем долго оставаться здесь, — мягко сказал я. — Они обнаружат нас. — Я потянул его за руку, но он сопротивлялся. И не мог оторвать глаз от этого меча.
— Пойдем посмотрим лошадей, — настоял я, и Тан наконец позволил утащить себя. Другой рукой я повел за собой Мемнона. Мы обошли вокруг лагеря на безопасном расстоянии и прокрались поближе к лошадям.
Когда я рассмотрел лошадей, мною овладела страсть столь же горячая, как и страсть Тана к голубому мечу. Эти лошади были другой породы, не той, что мы получили от гиксосов. Они были выше ростом, пропорции тел изящнее. Головы их были благороднее, а ноздри шире. Я уже знал, что ноздри — это признак выносливости и сильного дыхания. Глаза у них располагались ближе к носу и казались крупнее, чем глаза наших лошадей. В них светились доброта и ум.
— Они прекрасны, — прошептал Мемнон. — Посмотри, как держат головы и как изгибают шеи.
Тан жаждал получить меч, а мы с Мемноном — лошадей, причем не менее страстно.
— Хоть бы одного-единственного жеребца заполучить и подпустить к нашим кобылам! — молил я всех богов. Я готов был обменять надежду на вечную жизнь на такого жеребца. Один из конюхов взглянул в нашем направлении, потом что-то сказал своему товарищу. Тот поднялся и пошел в нашу сторону. На этот раз мне не пришлось настаивать. Мы быстро спрятались за скалу и уползли прочь. Потом нашли надежное укрытие ниже по течению реки за кучей огромных камней, и тут у нас начался долгий спор, во время которого все говорили одновременно и никто никого не слушал.
— Я пойду и предложу ему тысячу дебенов золота, — поклялся Тан. — Я не могу без этого меча.
— Он убьет тебя, а потом спросит, чего ты хотел. Разве ты не видел, как он поглаживал меч, будто это его первенец?
— А лошади, — восхищался Мемнон, — я даже не мечтал о таких красавцах. Такие звери, наверное, возят колесницу Гора.
— Видел, как те двое налетели друг на друга? — предостерег я его. — Это настоящие дикари, причем кровожадные дикари. Они выпотрошат тебя, прежде чем ты откроешь рот. Да и что вы оба можете им предложить? Вас примут за жалких нищих.
— Мы можем угнать у них трех жеребцов ночью и поехать на них на равнину, — предложил Мемнон. Хотя мысль эта мне понравилась, я строго укорил его:
— Ты же царевич Египта, а не конокрад. Он ухмыльнулся.
— Ради такой лошади я согласен резать глотки, как последний негодяй в Фивах.
Пока мы разговаривали, со стороны неприятельского лагеря послышались голоса. Они приближались к нам по берегу реки.
Мы поискали укрытия и спрятались за камнями. Голоса стали ближе. Небольшая группа женщин появилась на берегу и остановилась прямо под нами у края воды. Женщины носили одежды неопределенного грязного цвета, а волосы замотали черными платками. Я принял их за служанок или нянек, сопровождающих дочь знатного человека. Тогда мне не пришло в голову, что это тюремщицы, поскольку они обращались с девушкой с необычайной почтительностью.
Девушка была высокой и стройной и раскачивалась на ходу, как стебель папируса на легком ветерке. На ней была короткая одежда из толстой шерсти, окрашенная желтыми и небесно-голубыми полосками. Колени оставались обнаженными. Хотя ноги скрывали короткие сапожки из мягкой кожи, не было никакого сомнения, что икры у нее стройные и гладкие.
Женщины остановились прямо под нашим укрытием, и одна из них начала раздевать девушку, пока две другие наполняли водой кувшины, которые принесли на головах. После дождя вода в реке еще стояла высоко. Войти в такой ледяной поток небезопасно. Очевидно, они собирались помыть девушку из кувшинов.
Женщина подняла одежды девушки над ее головой, и та осталась обнаженной у самой воды. Я услышал, как Мемнон судорожно перевел дыхание. Посмотрел на него и понял, что о лошадях он уже забыл.
Две женщины поливали девушку водой из кувшина, а третья терла сложенной тряпкой. Девушка подняла руки над головой и медленно поворачивалась, чтобы они смогли хорошенько помыть все ее тело. Она смеялась и визжала под струйками холодной воды, и я увидел, как гусиная кожа выступает у нее на сосках, которые, как яркие полированные гранаты, увенчивали округлые гладкие груди.
Густые, курчавые волосы были черны, а кожа — цвета сердцевины акации, когда ее смажут маслом и отполируют. Коричневая, чуть красноватая, она сверкала в отвесных лучах солнца.
Черты лица были тонкими, нос — узким и изящным, губы — мягкими и полными, но не слишком чувственными. Глаза большие и темные, чуть раскосые, ресницы — настолько густые, что путались. Девушка была прекрасна. Я знал только одну женщину, которая могла бы сравниться с ней.
Внезапно девушка что-то сказала женщинам. Те отошли, а она быстро вскарабкалась по склону в нашу сторону. Не успев добраться до нашего укрытия, встала за камнем, который скрыл ее от спутниц, но осталась у нас на виду. Быстро оглянулась, но не заметила нас. Наверное, холодная вода повлияла на нее, поэтому она быстро присела, и ее собственные воды зажурчали по камням.
Мемнон тихо застонал. Он издал естественный стон мучительной тоски. Девушка вскочила на ноги и уставилась на него. Мемнон прятался немного в стороне от меня и Тана. Нас она не заметила, а он стоял перед ней во весь рост.
Мемнон и девушка стояли и смотрели друг на друга. Девушка задрожала, глаза ее расширились. Я ожидал, что красавица вот-вот закричит и побежит прочь. Вместо этого она оглянулась с заговорщицким видом, как будто убеждалась, что ее спутницы не последовали за ней. Потом повернулась к Мемнону и спросила его о чем-то тихим, нежным голосом, с мольбой протянув к нему руки.
— Не понимаю, — Мемнон развел руками в недоумении.
Девушка подошла к нему и нетерпеливо повторила вопрос, а когда Мемнон покачал головой, схватила его за руку и потрясла. В возбуждении она заговорила громче, как будто умоляла что-то сделать.
— Масара! — одна из служанок услышала ее голос. — Масара! — Очевидно, так звали девушку, потому что она жестом попросила Мемнона молчать и повернулась, чтобы вернуться к слугам.
Однако все три женщины стали подниматься по склону за Масарой. Они взволнованно болтали о чем-то, когда обогнули скалу и остановились от неожиданности, увидев Мемнона.
На какое-то мгновение все застыли, а потом служанки дружно завизжали. Обнаженная девушка шагнула было в сторону Мемнона, но, как только она двинулась в его сторону, две женщины схватили ее. Теперь они кричали вчетвером, Масара билась в их руках, пытаясь освободиться.
— Нам пора домой, — Тан дернул меня за руку, и я прыжками понесся за ним.
Со стороны лагеря раздались вопли мужчин, встревоженных криками. Когда я оглянулся, то увидел, что они толпой бегут к нам через небольшую горку. Я заметил также, что Мемнон не побежал за нами, а бросился на помощь к девушке.
