— Можешь побегать по центру с простыней на голове, вдруг свет выработаешь, — язвят медсестры, припоминая, чей именно наставник испортил всем настроение.
— Сегодняшний день просто бьет рекорд по числу дельных советов, — говорю раздраженно.
Однако дамы уже раскаялись:
— На, угощайся конфетами, — протягивают мне лакомство, не переставая противно хихикать.
Со вздохом беру конфету и, развернув, кладу в рот. Уже собираюсь уйти, как вдруг слышу звук подъезжающей скорой нашего скромного отделения травмы. Сердце тут же опускается в пятки, а разум автоматически подмечает: без мигалок, значит, пациент не из критичных. Это радует. Медсестры, еще недавно лениво зубоскалившие, меняются в лицах. До этого момента нам везло исключительно: новых пациентов не было, но каждый боялся.
— Принимай, — велит один из врачей скорой. — Наш молодец подрался в стриптизе, а позвонили почему-то нам. Под Новый год, сама понимаешь, пьяных разборок полно, и больницы по уши загружены — с ходу еще одного пациента не навяжешь… да и жалко, вроде. Он же не шарик для пинг-понга, — добавляет шепотом парень, но вдруг застывает и оглядывается. — Слушай, а неужели свет так и не починили? Обещали же уладить за час.
— А что, похоже, что починили? — огрызаюсь, указывая на нервно подмигивающую лампу над головой. — Под Новый год, видимо, один час за четыре.
К счастью, пациент идет самостоятельно, разве что немного согнувшись. Сломанные ребра? В драке дело обычное. Интересно, сколько человек понадобилось, чтобы поколотить такого мощного парня? Высокий, крепко сложенный.
Напомнив себе, что разглядывать пациентов неприлично, велю:
— Давайте его на каталку.
— Сам пойду, — рявкает, да так, что медики отпрыгивают, а я, не сдержавшись, закатываю глаза. Ну вот опять. У нас каждую неделю нервные и самостоятельные появляются. И ведь выглядит так, будто не прочь кому-нибудь еще наподдать. Не хватило, судя по всему. На всякий случай ищу глазами шкафчик с медикаментами. Успокоительное присматривают.
— Карта здесь есть? — недружелюбно спрашиваю у пациента. В ответ он лишь выразительно изгибает брови. Ясно. — Заведите и принесите мне в процедурную, — обращаюсь к медсестрам. — А вы, — это уже пациенту, — за мной. Только, раз уж мы без каталок, если споткнетесь — не вздумайте возмущаться.
Причину моего сарказма он воспринимает правильно и, указав на лампы, подмечает басом:
— Оригинальные у вас здесь условия труда.
— В стриптизе, полагаю, значительно более впечатляющие, да? — язвлю, не сдержавшись. То, что мне хам попался в пациенты — просто подарок судьбы. С таким-то настроением, как сегодня. — Но тем хуже для вас: придется коротать время в моем обществе, пока аппарат МРТ не заработает. Давайте сюда, — велю, распахивая дверь процедурной.
Он кривится, но проходит. Умывшись, пока я надеваю перчатки, парень усаживается на кушетку без приглашения и весьма нахально рассматривает меня. Я отвечаю взаимностью: наливающийся синяк под глазом, разбитые губы и бровь, опухшая щека…
— Рассказывайте свою историю. Можете начать с имени.
Он смотрит на меня долго и мрачно, а потом будто выплевывает:
— Арсений.
Невольно задаюсь вопросом: имя это или вместе с историей? Бывают ведь имена-истории. Мое, например. Только, сдается мне, это опять банальное хамство.
— Ну и что же с вами, Арсений, приключилось в стриптизе? Танцовщица слишком понравилась или секьюрити вышвырнули вон? — спрашиваю, чтобы отвлечь его от боли, пока обрабатываю разбитую бровь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Попробуйте погадать еще, только теперь с учетом того, что это мой клуб.
— Ого, ну тогда вы просто гений невезения. — Приходится сдержать восхищенный свист. — Переходим на следующий уровень: не поделили выручку с партнером? Жених изменил невесте со стриптизером, и ее папаша решил воздать по заслугам всем воспевателям промискуитета?
После этого предположения он начинает смеяться, и мне приходится отвести иглу от его лица.
— Стриптиз и бордель — заведения разные, девочка. Еще варианты будут?
— Ладно, сдаюсь, помогайте. Мне нужна информация.
— Меня избили. Вот и все, что вам нужно знать.
— А вот это решать не вам, — обрубаю. — Может быть, вам что-то вкололи. Или…
— Мне ничего не кололи. Трое ублюдков подкараулили меня и избили. Профессионалы, если вас смущает мое неумение за себя постоять.
— Меня смущает только то, что их профессионализмом вы оправдываете собственную невозможность дать сдачи, а мне проявить профессионализм и сделать свою работу не позволяете. Мы не просто так выспрашиваем у пациентов подробности.
Но он как воды в рот набрал.
До самого конца обработки ран слышится только пыхтение. И когда я наклеиваю последний пластырь, он заявляет:
— Закончили? Тогда я пойду.
Парень слезает с кушетки и направляется к выходу, а внутри меня закипает злость.
— Выйдешь отсюда без моего разрешения и, если сдохнешь от внутреннего кровотечения где-нибудь в подворотне, труп отдам интернам. Эти полоумные нехристи вырежут из тебя все, что можно, а потом закатают в банки со спиртовым раствором и будут до самого окончания ординатуры любоваться. Не вру. У меня дома есть уши и почка.
Конечно, блефую. Так поступать незаконно, но странному владельцу стриптиз-клуба знать об этом не стоит. Да и вообще, идея состояла в том, чтобы привлечь внимание. Уверена, что у меня получилось. И, кстати, про уши и почку — все правда. Ну ладно, почти все. Я пыталась их вынести из больницы, но Капранов меня поймал и забрал обе банки себе. Сообщил, что ему для коллекции «человек в пробирке» не хватает именно левой почки, а уши вообще лишними никогда не бывают…
— Ну давай, веди меня к своему гребаному томографу, — усмехается Арсений.
Наверное глупо столбить очередь к неработающему аппарату, но мы сидим в темном коридоре и молчим. Он достает сигарету и сует ее в рот. Не знаю, зачем. Курить тут нельзя, сирена сработает даже при запасном генераторе, но, видимо, жевать незажженный табак ему уже в радость. Полчаса, наверное, сидим в полном молчании, а света как не было, так и нет.
— Может, все-таки расскажешь, что с тобой приключилось? — спрашиваю скорее от скуки. Как-то между прочим мы ухитрились перейти на «ты». Отсутствие света и дурное настроение творят чудеса.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Он некоторое время молчит, продолжая разбитыми губами мять сигарету. Я практически уверена, что с ним все в порядке. Если бы у него был болевой шок, то уже прошел бы, и этот Арсений орал бы сейчас благим матом. Спорю, он это отлично умеет.
— Бартер, — фыркает он. — Ты первая.
