— Это неправда, — самодовольным тоном заявил марсианин, — Это не может быть правдой. Мы все предусмотрели. Нет никакого шанса для ошибки. Мы правы.
Лэтроп сплюнул от отвращения. Отвращения к существу, которое было старым и трясущимся и даже не знавшим об этом.
Марсианин медленно боком отошел назад, затем сделал внезапный рывок к Фиолетовому кувшину, сгреб его и крепко прижал к себе.
— Остановите его! — завопил Элмер, его вопль был наполнен страхом и ужасом.
Марсианин устремился к открытой двери космического корабля, все еще прижимая к себе кувшин. Лэтроп резко бросился вперед, сбивая его с ног подножкой. Его руки, не дотянувшись до кожистого тела, отчаянно вцепились в неуклюжую ногу. Щупальце ударило его в лицо, и он, выпустив ногу, покатился по полу.
Затрещал бластер Альфа, и марсианин застонал от пронзительной боли.
— Остановите его! Остановите его! — Мысли Элмера походили на рыдание.
Но ничто не могло его остановить. Марсианин уже находился на корабле, дверь за ним закрывалась.
Лэтроп, встав на колено, наблюдал, как судно начало уменьшаться в размерах.
— Бесполезно, — сказал он Элмеру.
— В некотором смысле, — сказал Картер, — этот парень — герой. Он рисковал собственной жизнью, чтобы спасти свою расу.
— Спасти свою расу, — горьким эхом отозвался Лэтроп, — Он не может спасти свою расу. Они проиграли. Они уже однажды проиграли, когда создали существо и сказали, что это правильная вещь, безоговорочно правильная и не может быть неправильной.
— Корабль может скрыться во внутриатомной Вселенной, — возразил Картер, — и туда же отправится кувшин. Мы никогда не сможем найти его. И никто никогда не найдет его. Но этот марсианин не сумеет сам забраться в кувшин. Он отсек себя от его собственной Вселенной.
— Кувшин может быть найден, — сказал Лэтроп, — Он может быть найден независимо от того, каким бы маленьким его ни сделал марсианин. И возможно, даже если он не сохранится, став меньше, чем внутриатомный объект, это всего лишь означает, что его молекулярное тело будет перемещено в четвертое измерение, где оно станет длиннее или больше — или что там еще случается с материальными телами в четвертом измерении. И тогда этим плохим парням будет нетрудно его найти.
Корабль выглядел не больше, чем кончик пальца, когда поднялся в воздух. Через мгновение он превратился в пятнышко, танцующее на свету, и затем полностью исчез.
Картер уставился туда, где только что был корабль.
— Это означает, — сказал он, — что теперь мы будем бороться одни.
— Одни мы боремся лучше, — прорычал Лэтроп и погладил оружие. — Харпер умер, когда я направил это на него. Он не сжался, подобно Бастеру. Оружие по-разному действовало на них. Что-то есть в этом оружии, не случайно эти ребятки так его испугались. Марсиане должны были знать это, но они не знали. Они были слишком уверены в своей правоте. — Он снова погладил оружие. — Именно поэтому Харпер или кто-нибудь еще вроде него хотел получить кувшин. Он и его раса не чувствовали себя в безопасности, пока во Вселенной существовала другая раса, обладавшая знанием о четвертом измерении.
— У Харпера, — сказал Элмер, — было чувство четвертого измерения.
Лэтроп кивнул.
— У марсиан такого чувства не было, они не могли ощущать четвертое измерение. Поэтому, когда они оказывались в нем, они никогда об этом не знали. Но когда Харпер начал проникать туда, ему досталось по первое число. Это убило его.
Картер пожал плечами.
— Стоит ли продолжать.
— Человеческая раса, — напомнил ему Лэтроп, — существует не так давно. Оружие — отправная точка. Благодаря ему мы узнаем основной принцип. Довольно скоро мы сможем вернуть Бастеру его первоначальные размеры. И после этого мы будем способны сделать кое-что еще. Затем мы найдем другой факт, изучим его. В конце концов мы будем знать о четвертом измерении больше, чем марсиане. И у нас будет оружие, которого будут бояться все злые существа.
— Мы сделаем это, — сказал Картер, — если Элмер позволит нам уйти. Он по-прежнему может настаивать, чтобы мы остались здесь и умерли с голоду.
— Вы можете идти, — сказал Элмер.
Все трое уставились на потолок, где Элмер порхал легкой дымкой.
— Вы можете идти, — повторил Элмер, и в его голосе ощущалась легкая настойчивость, как будто он желал, чтобы они ушли, — Вы найдете выключатель силового поля в потайном месте, там, где стоял кувшин.
Они молча ждали, пока Картер нашел его, а затем нажал на кнопку.
— Доброй ночи, — сказал Элмер, и в его мыслях ощущался груз печали, печали, которая, казалось, была следствием тысячелетий жизни.
Они уже направились к двери, но, едва оказались рядом с ней, он позвал их.
— Может быть, вы возьмете с собой Бастера? Позаботьтесь о нем, пока не восстановите его прежние размеры.
— Конечно, — сказал Лэтроп.
— И, джентльмены, есть еще кое-что… — сказал Элмер.
— О чем вы, Элмер?
— Наступят времена, — сказал Элмер, — которые будут вам непонятны. Времена, когда вы почувствуете, что зашли в тупик.
— Нисколько не сомневаюсь в этом, — признал Картер.
— Когда эти времена наступят, — сказал Элмер, — приходите ко мне. Возможно, я смогу помочь.
— Спасибо, Элмер, — сказал Лэтроп и отправился в другую комнату за Бастером.
НАИТИЕ
Ганнибал опять грезил наяву, а Спенсеру Чемберсу очень хотелось, чтоб он прекратил. Председателю Контрольного совета Солнечной системы забот и без того хватает с избытком, посему дополнительно перегружать сознание беспорядочными зрительными образами, которые прогонял через его мозг Ганнибал, представлялось непозволительной роскошью. Однако — и Чемберс это прекрасно понимал — поделать он все равно ничего не мог. Периодическое погружение в грезы — одна из неотъемлемых черт поведения маленького паукообразного создания, а поскольку человек крайне нуждался в нем, приходилось сносить это со всей возможной кротостью.
Не обладай мысленные картины такой четкостью, еще имело бы смысл пытаться их игнорировать. Увы, в силу природы Ганнибала иными они и быть не могли.
В мозгу Чемберса возник знакомый образ: широкая зеленая долина, усеянная красными булыжниками в кляксах серых лишайников, и горные пики по обеим ее сторонам, протянувшие к ярко-голубому небу остроконечные пальцы. Видение посещало его не впервые, и на этот раз, как и всегда, в нем присутствовал неотвязный оттенок ностальгии.
Чемберса, видящего долину в точности такой же, какой ее помнил Ганнибал, посетило малоприятное чувство, будто ему она тоже знакома. Казалось, в следующую секунду он вспомнит ее название и сумеет точно сказать, где она находится. Ему и раньше доводилось испытывать подобное, когда определение места, как и в этот раз, вертелось на кончике языка. Может, это всего лишь эмоциональные галлюцинации, обусловленные частыми воспоминаниями Ганнибала, где к образу той долины примешивался неизменный оттенок светлой печали? В последнем, однако, Чемберс иногда сомневался. Временами он мог поклясться, что ощущение порождено его собственным мозгом, является его личным, отдельным чувством и Ганнибаловы грезы тут ни при чем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
