«Команде — готовность ноль! — предупредил пилот десантную обойму».
«Ныряй, — коротко ответил Прохор Панкратов, назначенный командиром десанта».
И спейсер, не отрываясь от слоистых скал Меркурианского плоскогорья, метнулся по «струне» в фотосферу Солнца, к одной из двух «дыр», где, как предполагалось, находился центр эмиссара ФАГа.
Благодаря ухищрениям ультраоптики десантники спейсера видели то же, что и пилоты — все объекты сложнейшего «энергетического хозяйства» Солнца.
«Прошли корону», — доложил инк спейсера.
И все увидели колоссальный эруптивный протуберанец, похожий на сияющую прозрачно-золотую медузу, поднявшуюся над краем Солнца на триста тысяч километров. Его изображение было синтезировано для человеческого глаза из доброго десятка электромагнитных диапазонов, от инфракрасного до рентгеновского, но наибольшую яркость давал диапазон кислорода-6{98} при температуре триста тысяч градусов.
Кроме протуберанца, наблюдатели могли видеть и активную петлю из ионизованного газа, являющуюся частью внутренней короны и упиравшуюся в активную область рядом с «ямой», но петля не так впечатляла, как протуберанец, хотя и ее радиус — сто двадцать тысяч километров — давал хорошее представление о масштабах процессов на поверхности Солнца.
«Прошли хромосферу».
«Целеуказание снимаю», — прилетел голос диспетчера с базы Меркурия.
Отсек десанта затопил бестеневой ослепительно желтый свет, в котором трудно было что-либо различить. Прохор выключил видеостены, и в отсеке стало темно, однако изображение солнечной поверхности продолжало передаваться непосредственно в глаза каждому десантнику, так что яркость и диапазон видимости можно было регулировать.
«Прошли обращающий слой».
Корабль приобрел форму чечевицы и оделся в слой «абсолютного зеркала», позволяющий ему находиться не только в атмосфере Солнца, но и в его недрах с температурой в миллионы градусов и с гигантской плотностью. База ФАГа наверняка тоже скрывалась под «абсолютным зеркалом», поэтому Ставр не понимал, каким образом ее надеялся обнаружить командир спейсера, но Прохор уловил его мысль и ответил:
«Мы подготовили для эмиссара бо-ольшой сюрприз! Дело в том, что «абсолютное зеркало», то есть собственно поляризованный вакуум, очень хитрым образом взаимодействует сам с собой, «перетекает» из объема в объем, обмениваясь хроноквантовыми потоками, искривляющими время. В качестве иллюстрации можно предложить движение лемоидов».
«Разве лемоиды используют искривление времени?»
«Задело, физик? Может быть, и не используют. Если бы ты продолжал работать на Тартаре, сам дошел бы до этого открытия. Так вот, лемоиды генерируют трехмерный поток времени и живут то «параллельно» нашему пространственно-временному континууму, то «под углом» к нему. А процесс преобразования сопровождается сбросом пузырей «поляризованного вакуума».
Ставр, уязвленный профессионально, задумался над словами отца, но тот дал ему понять, что не время и не место размышлять над физическими аспектами открытия.
«Я мог бы и раньше сообщить эту новость, но ты был занят».
«Кто это открыл?»
«Первым начал работать в нужном направлении твой дружок Степа Погорилый… вечная ему память! Подхватил Левашов, а закончил Ян Тот. Да и ты натолкнул Артура на кое-какие мысли, он тебе за это очень благодарен».
Ставр стиснул зубы, награждая себя нелестным эпитетом, но отец не лукавил: Левашов действительно недавно отзывался о работах Ставра с уважением.
«Барражирование в области полной тени», — сказал первый пилот спейсера. Он имел в виду, что корабль опустился в «тень» — на дно широкого углубления в солнечной поверхности с температурой около четырех тысяч градусов по Цельсию, в то время как температура поверхности за пределами пятна равнялась шести тысячам градусов. Углубление являлось торцом изолированной магнитной трубки диаметром в тысячу километров и было известно астрономам Земли под названием «солнечное пятно». Таких пятен на Солнце насчитывалось порой до трех миллионов.
Полчаса прошло в тишине, лишь изредка нарушаемой репликами десантников да переговорами пилотов.
Под кораблем проплывали удивительные четкие структуры, похожие то на песчаные дюны, то на пчелиные соты, то на сложные переплетения раскаленных труб диаметром в километр и больше, и Ставр представил себе изумленные физиономии астрономов, впервые увидевших эту картину, когда стало возможным заглянуть сквозь атмосферу Солнца и увидеть его поверхность в деталях. Небось долго все были уверены, что открыли «цивилизацию» на родном светиле. Хотя… кое-кто из серьезных ученых, тот же Артур Левашов, не отрицает, что на Солнце может существовать своеобразная плазменная жизнь, те же «улитки», например…
«Конец программе. Уходим в район-два».
Спейсер ввинтился в алое сияние атмосферы Солнца и спустя четверть часа вышел к другой «яме», заполненной скоплением солнечных «улиток» — плазменных баранок, проявлявших к этому месту подозрительный интерес. К тому же здесь зачем-то «пасся» чужанский «дредноут».
Эта «яма» представляла собой шестигранную конвективную ячейку диаметром всего в полтысячи километров. Ее филигранную структуру формировала сложная магнитная петля с напряженностью поля в три-четыре тысячи эрстед, и путешествовать внутри ячейки, держать точный курс было очень сложно. Внешние динамики доносили непрерывный гул и странные звуки, сопровождавшие ураганы ядерного огня: скрипы, вздохи, шорох прибоя, птичий щебет, обрывки музыки, чьи-то голоса и крики. Слушать их было жутко, интересно, и сердце замирало…
У большинства десантников заболели от напряжения глаза, и они отключили изображение поверхности Солнца, но Панкратовы и не произнесший до сих пор ни слова Герцог продолжали разглядывать удивительные огненные пейзажи, жадно ловя новые детали и надеясь по каким-то признакам определить местонахождение базы. Они первыми, одновременно с аппаратурой спейсера, увидели чужанский корабль — кажущееся черным и одновременно прозрачным километровой длины уродливое «бревно».
«Черт возьми, а он что здесь делает?» — раздался чей-то голос.
«Ну и вопросик, — протянул Ставр, обращаясь к отцу. — Я-то другое хотел спросить: неужели эмиссар не понимает, что чужанские «дредноуты» и «улитки» его выдают?»
«Во-первых, логику эмиссара понять трудно, — ответил Прохор, — а во-вторых, в Солнце сейчас торчит около двух десятков этих «корыт». И что они там делают — одному Богу известно».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
