В 1837 году, когда Шмуэль Хаиму было 12 лет, его семья поселилась в городе Шклов Витебского уезда, где кое-как сводила концы с концами. Своего старшего 14-летнего сына Залмана мать отправила жить в Витебск к надежным людям, а Шмуэля, чтобы спасти от призыва, спрятали в дом плакальщицы Ханы. Хана занималсь тем, что обмывала и обряжала покойников в тахрихим (саван) и оплакивала их. Говорили, что она продает белье покойников. К ней относились, как к отверженной, и обходили стороной. Поэтому на нее пало подозрение, что в ее доме устроено убежище для кандидатов в кантонисты. Облава оказалась успешной. Хаперы обнаружили в доме Ханы детей медника Нахмана, сапожников Вульфа и Ицхака и кузнеца Мойши, а Шмуэлю удалось вырваться и бежать. 3 дня он скрывался в овраге, куда сбрасывали мусор.
Моя прабабка Рахель тем временем упала в ноги петербургскому купцу Райхману, который приехал закупать пеньку. В те годы Компании требовалось большое количество работников на китобойные суда и евреи этим пользовались чтобы спасти детей. Ребёнку приписывалось 5-7 лет, вербовщик получал 100-150 рублей и 10-тилетний мальчик подписывал 7-летний контракт на матросскую службу.
Купец не только сжалился над ней, но и сам пошёл с ней к Исраэлю Коэн и сговорился с ним на 150 рублях. Вскоре Райхман закончил свои дела и поехал в Петербург, а с ним Шмуэль и еще 2 мальчика отправляющихся в Америку. Один Борух, сын Финкельштейнов из Шклова. Дважды Финкельштейнам удавалось спрятать сына от набора, отправив его к их знакомому крестьянину в белорусскую деревню. Тот поселял Боруха на сеновале или в хлеве. Однажды приятель Финкельштейнов отказался дальше им помогать, опасаясь доноса соседей. До Финкельштейнов дошли слухи, что Райхман дал в долг на выкуп Шмуэля и они тоже попросили у него денег.
С Беней Вайнштейн из соседнего со Шкловым местечка Копыси произошла другая история. Соломон Вайнштейн, отец Бени, занимался столярным делом. В молодости судьба занесла его в Смоленск. В это время там развернулось строительство военных казарм, и Соломон устроился подсобником к отделочникам. Он проработал в Смоленске три года и в совершенстве овладел ремеслом. Он решил использовать свои навыки в столярном деле, чтобы укрыть детей от хаперов, и построил в одной из комнат дома двойную стену. Дверь в междустенное пространство Соломон искусно замаскировал. Хаперы сбились с ног, разыскивая его детей - они прятались в стену при их приближении. Как-то к Соломону пришла мадам Беркович, у которой он ремонтировал мебель. Она услышала разговоры детей. Через несколько дней хаперы ворвались в дом и, переворошив все, нашли тайник. Беню хаперы увели, а его брат Ицхак успел убежать. Тогда Соломон заложил всё что мог и за 400 рублей Коэн сделал бумагу задним числом, что Беня уже подписал договор с Компаниеей на 7 лет и Беню отпустили.
Добрались они до Петербурга в сентябре, а в ноябре 1838 года отправились в плавание на кругосветном барке "Казань". Моему деду повезло. В ту пору множество барков отправлялось в Америку с пустыми трюмами забирать плоды охоты на китов: ворвань и ус. Это спустя несколько лет, когда множество людей бросилось в Калифорнию искать золото, каждый фут трюма и палубы был занят. А тогда каждому матросу из команды и 80 будущих китобоев нашлось много место.
За время плавания взрослых контрактников обучали морской науке. К каждому приставляли "дядьку", матроса из команды, с которым новобранец работал в его вахты. Им пришлось нелегко. Не зная русского языка и не понимая морских терминов они часто ошибались. За это их сначала били "дядьки", а потом ещё мичман Эсаулов, которому командир "Казани" капитан-лейтенант Шихманов поручил надзор над новичками назначал 10 или 20 линьков - ударов по голой спине короткой, осмоленой веревкой толщиной в мизинец.
Детей пристроили к лёгкой работе. Они драили палубу, начищали медяшки, разбирали снасти. Старший над ними мичман Закревский редко кого порол но к концу плавания почти все немного говорили по русски и знали названия всех снастей, ловко лазили по вантам и умели вязать узлы и сплеснивать канаты.
Кормили их хорошо, хотя первое время, пока не привыкли к качке, почти никто не ел. Мясо давали каждый день. Сначала некоторые не хотели есть некошерное мясо, но им дали линьков, а мичман Эсаулов сказал, что вся солонина только говяжья. В шабес (суббота) и в праздники им выделяли особое время для молитв, однако работать их заставляли и в шабес. Но ещё дома шкловский равин реб Зуся сказал Шмуэлю, что в плавание по морю, когда прекращение работы может обернуться гибелью, это не грех.*(3)
Однажды "Казань" попала в страшный шторм. Шмуэль за какой-то надобностью пришлось выйти на палубу и тут огромная волна сбила его с ног и лишила чувств. Шмуэль быстро очнулся и только благодаря этому его не смыло за борт следующей волной. Какой силы был тот шторм можно оценить по тому, что одной из волн у "Казани" в тот раз сломало бушприт - бревно толщиной в 2 фута. Как раз был шабес и все усердно молились о спасении. Видно Всевышний услышал их молитвы и на исходе шабеса шторм стих.*(4)
В свободное от вахт время в хоршую погоду их сажали на специально расставленные на палубе лавки с уключинами и заставляли часами ворочать тяжеленными веслами. Чтобы не мешать морякам вёсла были короткими но с большими свинцовыми обручами для тяжести. Тех кто не мог грести в лад опять пороли. К приходу в Новороссийск все они стали хорошими матросами и гребцами.
Но Шмуэль до Новороссийска не доплыл. К тому времени во владениях Компании скопилось множество детей так же, за взятки, завербованных в китобои. Посильной для них работы не было, отправить обратно в Россию дорого, кормить на месте- ещё дороже. Поэтому за год до приезда моего деда их стали отправлять на гавайские сахарные плантации и Шмуэля вместе с остальными малолетними "китобоями" с "Казани" ссадили в Гонолулу. В том году вместе с ними на "Тотьме" приехали на Гавайи ещё много евреев из Могилёвской, Гомельской и Минской губерний, среди них почти половина детей.
3 года Шмуэль бесплатно работал на плантациях. Бесплатно, потому, что завербовавшись в китобои 12 лет он нарушил договор, по которому ему было 18. Потому работа детей была выгодна Компании. 2 детей заменяли 1 взрослого, а работали они только за еду и одежду, и то и другое на Гавайях дешёвые.
Главным управляющим Компании в то время был Моисей Баркан, человек богатый и благочестивый. Он следил чтобы у работников была кашерная еда. У него было даже несколько настоящих шойхетов.*(5) Баркан указал приказчикам насколько возможно облегчить труд детей и не ставить их на особо тяжёлые работы. Разрешил не работать в шабес. Только во время уборки тростника он поневоле заставлял всех работать не глядя на праздники. Труд на плантациях был тяжёлым но никто не жаловался. Письма из дома приходили исправно и все знали как тяжело приходилось тем, кто попал в кантонисты.
Так Шмуэль проработал 3 года. А в Шклове тем временем дела у его семьи пошли совсем плохо. Отец Хаим заболел и денег небыло даже на хлеб. Долг Райхману и даже проценты по нему тем более отдать не могли.
Шмуэлю исполнилось уже 15 лет и хотя не был он особо силён, мог исполнять любую работу. Однажды он упал в ноги управляющему плантацией на Ланаи, где он тогда работал и рассказал о тяжёлом положении его семьи. Управляющего звали Иосиф и был он племянником Моисея Баркан. Шмуэль просил посодействовать в отправке его на китобойное судно. Земляки его Борух и Беня были уже хорошо устроены. Борух был очень большой и в свои 15 лет смотрелся на все 18. Год назад его взяли юнгой на китобойца "Морж". Беня работал у отца в подмастерьях и на "Казани" пристроился подмастерьем к корабельному плотнику. На Гавайях он тоже на плантациях не работал и сразу же был приставлен к своему ремеслу и уже получал немалые деньги, работая плотником на ремонте судов в порту Гонолулу. Начальники его хвалили и даже помогли получить кредит. Его отец Соломон смог расплатиться с долгами и теперь собирался со всей семьёй приехать в Гонолулу, где так ценят хороших плотников.
Иосиф Баркан выслушал Шмуэля и обещал помочь. А через месяц уговорил капитана китобойного судна "Шаста" взять Шмуэля юнгой и выговорил ему 900-ю долю, то есть 1900 часть чистой прибыли от всей добычи, какой бы эта добыча не была."
Судьба Шмуэля Хаим была типичной для детей завербовавшихся в китобои, которых было чуть ли не больше, чем взрослых. Главное правление и правители колоний не возражали против приезда большого количества "молодняка". Это был как раз тот случай, когда нарушение договора выгодно всем сторонам. Родители, за сравнительно небольшие деньги, гарантированно освобождали детей от тяжких мучений, почти неминуемого отказа от веры отцов и вполне вероятной скорой смерти. Вербовщики богатели. Правление, имея долю от вербовщиков, получало также бесплатных работников на плантации. Правители колоний и управляющие во всю использовали даровую рабочую силу также и на своих плантациях. Капитаны китобоев получали под своё начало парней 17-18 лет, привыкших уже к физическому труду и владевших в достаточной степени русским, гавайским и, часто, английским языками.
