Только на полпути к пещере Чарли обнаружил, что за ним кто-то следит. Сначала он услышал за спиной шелест сухой травы. Это мог быть кто угодно, от зайца до дикой кошки. Еще через десять шагов ему показалось, что он услышал сдавленный кашель. Зайцы не кашляют. Чарли резко обернулся и увидел в десятке метров позади длинный тощий силуэт Марти Макино.
— Привет, — как ни в чем ни бывало, поздоровался Марти, выплюнув сигарету и тут же вставив в рот новую. — Куда это ты направляешься?
— Так, гуляю.
— В одиночку? Зимой?
— А какое тебе дело? — резко спросил Чарли, стараясь не выдать охватившего его страха.
Почему Марти следит за ним? А может, ему уже известно об обитателе пещеры? Если это так, то Миртину несдобровать!
— Возьми меня с собой, — невинно попросил Макино.
— Я просто гуляю…
— Хе-хе, парень, я давненько наблюдаю за тобой. Что-то ты начал гулять каждый вечер. Да все в одном направлении, и не с пустыми руками. Кстати, что это у тебя в пакете?
— Н-ничего.
— Да ну? Дай-ка я посмотрю.
И Марти сделал несколько шагов вперед. Чарли попятился, крепко вцепившись в завернутые лепешки.
— Оставь меня в покое, Марти.
— Я хочу знать, что происходит!
— Пожалуйста…
— Ты прячешь здесь кого-то, да? Может быть, сбежавшего преступника, за которого наверняка обещана награда? И вместо того, чтобы получить ее, ты носишь ему пищу! Неужели ты такой дурак, Чарли?
Он продолжал медленно приближаться, а мальчик — пятиться.
— О чем ты? — упрямо гнул свою линию Чарли. — Не понимаю…
Видимо, Макино надоело ломать комедию, и через секунду он уже возвышался над мальчиком, как скала, сжимая сильными пальцами его худое предплечье.
— Я слежу за тобой с той самой ночи, когда ты наткнулся на нас с Марией. Как только темнеет, ты берешь из тайника флягу и пакет и отправляешься в пустыню. Значит, там у тебя завелся друг. На этот раз ты возьмешь с собой меня, иначе вам обоим придется горько пожалеть о том, что вы вообще встретились!
— Марти…
— Ты возьмешь меня с собой!
— Отпусти…
Железные пальцы Макино еще сильнее сдавили руку мальчика. Чарли сморщился от боли, отчаянно рванулся…
— Стой!
Чарли и сам понимал, что не убежит далеко, и остановился, повернувшись лицом к догоняющему Макино.
Оставалось последнее средство…
— Что это за дрянь у тебя? — требовательно поинтересовался Марти, заметив нацеленное ему в грудь слабое подобие пистолета.
— Смертельный л-луч. — Голос мальчика дрожал. — Если я включу его, в твоем теле получится большая дырка!
— Ха-ха-ха!
— Я серьезно.
— Вот теперь я вижу, парень, что ты окончательно спятил, — грубо расхохотался Марти, однако остановился.
— Возвращайся в поселок. Или я убью тебя, честное слово!
Сердце Чарли учащенно билось. В это мгновение он поверил, что действительно может сжечь Макино. Какое это будет удовольствие! И не останется никаких следов!
— Бросай игрушку, парень, — с угрозой произнес Марти.
— Это не игрушка. Не веришь? Может, для начала прожечь дырку в твоей левой руке?
Взбешенный Марти напрягся для прыжка. Чарли отступил на шаг и включил лазер. В темноте ослепительно блеснул тонкий луч, и высохшее дерево в нескольких метрах от Макино исчезло, оставив после себя дымящуюся воронку в метр шириной.
— Игрушка, да? — яростно заорал Чарли. — Игрушка? Сейчас я отрежу тебе ноги!
— Что это, черт тебя… — крестился дрожащей рукой Марти.
— А ну-ка дуй отсюда!
Слепящий луч ударил в землю у самых ботинок Макино. Тот не стал дожидаться продолжения демонстрации. Позеленев лицом, он стремглав кинулся наутек. Чарли никогда не видел, чтобы кто-нибудь так быстро бегал. Все дальше и дальше, вниз по оврагу, вот он уже на той стороне, а вот уже возле подстанции…
Выкрикнув последнее проклятье, Чарли понял, что от напряжения едва держится на ногах, и на несколько секунд опустился на колени. Его била дрожь. Он знал, что был близок к убийству, и сейчас это его отнюдь не радовало.
Через несколько минут, больно прикусив губу, Чарли уже мчался к пещере. Он сознавал, насколько опасно инопланетянину оставаться на прежнем месте. Оправившись от испуга, Макино рано или поздно приведет к нему правительственных ищеек.
Но пещера оказалась пустой…
Миртин исчез. Исчез со всем, что у него было — скафандром, набором инструментов. Что же произошло? Он не мог просто так взять и уйти! Значит…
И тут Чарли увидел на полу записку.
Это было похоже на листок желтоватой бумаги — какое-то вещество вроде пластика. Тот, кто написал ее, или не вполне владел рукой, или просто не знал в достаточной мере английского:
«Чарли, мои друзья наконец-то нашли меня и забрали с собой. Жаль, что мы не успели с тобой попрощаться. Спасибо тебе за все. То, что ты у меня позаимствовал, я тебе дарю. Храни мой подарок, учись, но никому не показывай его. Обещаешь?
Старайся смотреть на мир широко открытыми глазами, познавай его и помни, что впереди тебя ждет замечательная жизнь. Нужно только стремиться и дерзать. Скоро люди достигнут звезд. Хочется думать, что ты будешь среди первопроходцев, и мы рано или поздно встретимся.
До встречи, дорогой. Миртин.»
Чарли осторожно сложил записку и спрятал под рубахой, рядом с лазером.
— Я рад, что твои друзья наконец-то нашли тебя, Миртин, — шепотом сказал он, обращаясь ко звездам, и упал на пол пещеры, горько плача.
Никогда больше Чарли Эстанция не будет плакать так, как сейчас…
17
— За нами ведут наблюдение две инопланетные расы, — констатировал Том Фолкнер. — Что ж, весьма почетно.
— И друг за другом, — заметила Глэйр. Она стояла у зашторенного окна, бесстыдно нагая, балансируя на двух палках. Сделала шаг, другой. — Ну как, у меня получается?
— Великолепно! Ты в отличной форме.
— Я не спрашиваю о своей форме. Я спрашиваю, как я хожу.
— Я же сказал — великолепно, — рассмеялся Фолкнер, повернув ее к себе лицом и нежно погладив упругую грудь. — Я мог бы почти поверить в то, что все это настоящее… Я люблю тебя!
— Я — бросающая в дрожь тварь с далекой планеты, прилетевшая сюда в летающем блюдце.
— И все равно я тебя люблю!
— Ты безумец!
— Весьма вероятно, — самодовольно произнес Фолкнер. — Но пусть это тебя не тревожит. А ты? Ты любишь меня?
— Да, — прошептала Глэйр, подняв к нему бледное лицо.
Самое странное во всем этом то, что она была в этом уверена. Началось все с жалости к человеку, запутавшемуся в сетях собственной психики, с чувства благодарности к землянину, приютившему и выходившему ее. Он казался таким одиноким, таким беспокойным, таким смущенным, что ей хотелось хоть что-нибудь сделать для него. Немного тепла — вот что, казалось бы, нужно ему, а именно это и было главным талантом Глэйр. Жалость и благодарность никогда не были прочной основой любви, она это понимала и не ожидала, что из этих чувств разовьется нечто, так глубоко связавшее их.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
