дочь сбежала на охоту, где ее едва не лишил жизни вепрь, слишком сильно похожий на демона Кунабулы. После Гаспар рассказал Гаральду, что принц целовал Ишмерай, и девушка без оглядки сбежала из дома, поставив на уши всю Атию. Жизнь превратилась в ад, когда дети уехали в Заземелье, откуда вскоре пришла страшная весть о гибели принца, затем о нападении дикарей на Аргос, об исчезновении Ишмерай и Атанаис, о смерти Марцелла и графа Сагдиарда.
Все это походило на чей-то сглаз или проклятье. Но она быстро отмела эту мысль, ибо все несчастья ее вела Кунабула. Она двадцать лет не знала горя, но стоило Кунабуле очнуться, и вся жизнь ее начала рушиться.
Она всех своих детей отравила этой страшной силой. А муж ее страдал едва ли не более всех.
В эти дни она чувствовала себя особенно одинокой. Но тоска придавала ей мрачности, а мрачность — решимости и смелости. Должно быть, ни одна жена и ни одна мать не причинила своей семье столько боли, сколько причинила она. Но она хотела защитить свою семью и подарить им мир. Мир, навсегда избавленный от кунабульской тьмы.
Заручившись поддержкой Беллона, она получит в союзники Эрсавию и Сильван, которые без одобрения Беллона не могли и шагу ступить. Поговорив с Беллоном, она убьёт трех зайцев, а потом отправится в дружественный с Карнеоласом Полнхольд. После останется разобраться с Акидией.
«Арнил советовал мне с ней не связываться… — подумала Акме. — Пожалуй, я ослушаюсь его».
Атийцы редко говорили с нею и только исполняли ее приказы. Они, будто верные псы, следовали за ней на другой конец Архея. И Акме была благодарна им, будто брошенным герцогом за их верность ей.
«Любопытно, — подумала Акме со вздохом. — Когда до нас дойдет весть о том, что Гаральд согласен на развод, покинут ли они меня сразу или останутся со мной на некоторое время?.. Не желаю думать об этом теперь…»
Акме, сопровождаемая атийцами, въехала в Беллон поздно вечером. Во многих домах уже не горел свет, люди мирно спали, видя сказочные сны, не ведая о той угрозе, которая подбиралась к ним со стороны Иркаллы, с каждым днём все быстрее. Акме тихо сидела в карете, отодвинув занавеску и глядя на улицы. Ее впустили в город только после тщательной проверки. Внимательному изучению подверглось все: карета, герцогиня и бумаги, скрепленные подписями и печатями Карнеоласского короля.
Когда ей сообщили, что Верховный Магистр Ордена Святой Лусы ждёт её, Акме кивнула, а когда дверца кареты закрылась, вздохнула с облегчением. Хорошее начало — ее не отправили восвояси.
Акме помогли выйти из кареты, и она огляделась. Территория резиденции была большой, архитектура довольно модной и изящной, не похожей ни на одну из резиденций королей Архея.
Здание было окружено высокой стеной с черными железными иворотами. Ко входу в дом вела белокаменная лестница, расширявшаяся к низу, а напротив — фонтан с белокаменной девой, державшей на плече кувшин с водой, а рядом с ней горделиво восседала огромная белая полосатая дикая кошка с длинными клыками. Многочисленные тропки парка уводили во тьму, и Акме представила, до чего хорошо в этом маленьком парке весной и летом.
— Ваша Светлость! Я рад, что вы добрались благополучно!
По лестнице в легком колете спускался высокий седовласый мужчина, немолодой, но еще довольно крепкий и способный очаровать женщину в свои пятьдесят девять лет.
Акме уже однажды встречалась с Киарием Аргирисом, Верховным Магистром Ордена Святой Лусы, и Верховным Судьей Беллона, он произвёл на нее весьма благоприятное впечатление. В его лице она рассчитывала найти верного союзника. Пусть Арнил называл Беллон старой матроной — с большим прошлым и без будущего — но Беллон оставался приятной иллюзией прочной стены. Он был традицией.
В холодной ночи сверкнула улыбка Киария Аргириса, и Акме поежилась. Ей захотелось домой особенно сильно. Но она не могла развернуться и все бросить.
— Вы совсем устали. Дорога дальняя.
— Мои люди устали. Я нет.
— Здесь позаботятся о ваших людях и, разумеется, о вас. Прошу вас, заходите скорее.
Акме вошла в трехэтажное здание. Хозяин дома хотел, чтобы герцогиня поужинала и отдохнула до утра, но она отказалась, попросив горячей настойки на успокаивающих трав, и тогда они уже смогут немного побеседовать. Господин Аргирис выразил свою готовность провести некоторое время за беседой с герцогиней, несмотря на поздний час, намекнув, что госпожа Акме Алистер — не просто посланник Его Величества государя Карнеоласа, а посланник воли всего Архея перед угрозой усиления Кунабулы.
Казалось, Киарий Аргирис был рад, словно ребёнок, ибо к нему приехала легенда Архея, пусть почти разведённая и отказавшаяся от титула герцогини, но господин Аргирис видел дальше своего носа. Его, как и многих других, заботила её способность плодить Рианоров, наследников могущественного рода, достаточно сильных, чтобы защищать Архей все оставшиеся эпохи мира.
С ним было приятно общаться, он был отличным малым для тех, кто любил развлекаться. Людей же прямых и крайне заваленных чрезвычайно важными делами он страшно раздражал. Акме было приятно иметь возможность вести с ним дела — ей нравилось слушать то, что он говорит, и при этом размышлять, в каком именно месте он слукавил и солгал.
— Я слышал, что случилось с вашими дочерями, сударыня, — тихо произнёс он, мастерски состроив сочувствие. — Мне очень жаль.
— Благодарю вас, господин Аргирис, — по губам Акме скользнула тень улыбки. — Я обязательно найду их, как только мощь Кунабулы перестанет угрожать нам.
— Сколь тяжела доля ваша, сударыня, — продолжал господин Аргирис. — Вы не можете бросить все и отправиться в Заземелье на поиски пропавших детей. Вы должны оставаться здесь и хранить всех нас. Сколько в вас благородства, сударыня! Господь хранит нас, ибо посылает ангела нам во спасение.
Лёжа в тёплой мягкой постели в отведённой для неё комнате, Акме размышляла о том, сколько времени ей придется быть вдали от сына. Ей понадобилось несколько дней, чтобы добраться до Беллона. Еще несколько дней ей придётся пробыть здесь, чтобы закончить все дела и не обидеть кратким визитом столь щепетильного в подобных делах человека. Не меньше четырех-пяти дней ей понадобится, чтобы добраться до столицы Полнхольда. Там она пробудет не менее недели, а, быть может, и больше, если Полнхольд
