– О, я в курсе, – ответил Кармин. – Я понял это в тот момент, когда она дала мне пощечину.
Винсент уставился на него, ухмыляясь.
– Она ударила тебя?
– Что в этом такого, блять, забавного?
– Я просто приятно удивлен, – ответил Винсент. – Не подумай, будто я считаю, что ей следовало давать тебе пощечину, но я шокирован тем, что она решилась на это. Возможно, она все-таки сможет встать на ноги в этом мире.
* * *
– Ты когда-нибудь слышала о стокгольмском синдроме[38]?
Хейвен с беспокойством посмотрела на Николаса, услышав этот вопрос. Закатав штанины, он свесил ноги с пристани, водя ими по водной глади. Хейвен сидела рядом с ним, скрестив ноги, их обувь лежала рядом с ними на пристани.
– Нет, что это за синдром?
– Это такое состояние, когда человек начинает испытывать симпатию к своему похитителю.
Хейвен воздохнула, поняв, куда именно он клонит.
– Меня не похищали.
– Правда? Значит, доктор Д. не вырезал буквы из журнальных статей и не приклеивал их на лист бумаги для того, чтобы оставить красочную записку с требованием о выкупе?
– Нет.
– Хм, интересно, – сказал Николас. – Хотя, это может быть и не похищение. Суть в том, что человек, которого держат в заложниках, начинает испытывать симпатию к тому, кто это делает.
– Ровно то же самое ты сказал и в первый раз. Кроме того, Кармин не удерживает меня в заложниках.
– Но тебя все же удерживают, верно?
– Я этого не говорила.
– Но и не опровергала, – заметил Николас. – Порой, когда люди оказываются в подобных ситуациях, им хорошенько промывают мозги, заставляя думать, что их похитители – хорошие люди только лишь по причине того, что они их не бьют.
– Мне не промывали мозги.
– Откуда тебе знать? Тактика отрицания, наоборот, вполне типична для того, кому промыли мозги.
Хейвен покачала головой.
– Тебе попросту не хочется верить в то, что Кармин изменился. Я права?
– Нет, – ответил Николас, – и хватит менять тему. Сейчас мы обсуждаем то, что тебя похитили.
– Я же уже сказала, что меня не похищали.
– Я понял. Хотя, я был уверен в том, что тебя похитили, – сказал Николас, качая головой. – Я надеялся на то, что тебя разыскивают родители.
Услышав эти слова, Хейвен ощутила вновь вспыхнувшую в груди боль.
– Мои родители умерли.
Хейвен ощущала на себе пристальный взгляд Николаса, однако она так и не осмелилась взглянуть на него. Отвернувшись, наконец, от Хейвен, он вновь начал болтать ногами в воде.
– Моя мама тоже умерла. Она погибла, когда я был младше. У меня остался отец, но мы с ним плохо ладим.
– Почему?
– Он все время ожидает от меня худшего, – признался Николас. – Так что, какой смысл делать что-то правильно, если он в любом случае этого не заметит? Он всегда замечает только плохое. Но теперь это уже неважно. Мне восемнадцать, поэтому я могу съехать и найти себе работу. Начать все где-нибудь с чистого листа – там, где люди, слыша имя «Николас Барлоу», не будут машинально думать «ах, этот деградирующий идиот».
– Думаешь, люди так думают? – спросила Хейвен, смотря на него.
– Я знаю, что они так думают, – ответил Николас. – Все стало еще хуже после того, как Кармин…
– После того, как Кармин – что? – спросил она, так и не дождавшись от него законченного предложения. – После того, как он изменился?
Николас промолчал, и его молчания было достаточно для того, чтобы подтвердить догадку Хейвен. Улыбаясь, она перевела взгляд на воду. Они сидели в тишине, которую нарушали только лишь всплески воды и сверчки, стрекочущие в ночи.
– Я рассказывал тебе шутку про масло? – спросил спустя несколько минут Николас, прочистив горло.
– Про летающее масло?
– Нет, про масло.
– Что это за шутка?
Николас расстроенно вздохнул.
– Ты портишь всю соль шутки. Давай попробуем еще раз. Я рассказывал тебе шутку про масло («butter»)?
– Нет. Думаю, нет.
– Тогда мне тебе ее лучше («better») не рассказывать[39], – сказал он. – А то еще «размажешь» ее.
Усмехаясь, он посмотрел на Хейвен, замечая озадаченное выражение ее лица.
– Что размажу?
Покачав головой, Николас отвел взгляд.
– Когда-нибудь я заставлю тебя рассмеяться над одной из моих шуток. Даже если это будет последняя вещь, которую я сделаю.
* * *
Стоя возле окна в библиотеке, Кармин смотрел во двор. Ему было интересно, думала ли о чем-нибудь Хейвен, проводя в библиотеке одну ночь за другой, или же в ее мыслях образовывалась пустота, перераставшая во мрак. Он смутно припоминал первое время после смерти матери, поскольку сжавшее его в своих тисках горе было настолько сильно, что даже попытки поддержать беседу давались ему с огромным трудом. Ему казалось, что в его теле не осталось ни капли жизни, словно все его органы были наполнены одно лишь только бездонной скорбью.
Заметив лежавшую на небольшом столике записную книжку, Кармин взял ее в руки. Рассматривая одноцветную обложку, он открыл книжку. Пожелтевшая бумага была усеяна словами, выведенными небрежным почерком. Кармин с замешательством осознал, что держал в руках дневник. Ощущая подступающую тошноту, он перевернул обложку и заметил имя своей матери, выведенное на внутренней стороне. Закрыв дневник, он едва не лишился дыхания. Она увидела дневник его матери. После всех усилий, которые он потратил на то, чтобы защитить Хейвен от правды, она все равно на нее наткнулась.
Бросив дневник, он выбежал из библиотеки, доставая из кармана ключи и преодолевая по две ступеньки за раз. Спустившись на второй этаж, Кармин заметил вышедшего в коридор отца, внимание которого привлекли его торопливые шаги.
– Кармин, стой! – сказал Винсент, подходя к нему, но Кармин не остановился. Он направился прямиком к входной двери и далее к своей машине. Он разблокировал дверцы машины в тот же самый момент, когда на крыльце показался Винсент. – Не смей туда ездить!
Мешкая, Кармин все же завел машину. Хейвен не было уже больше часа, и он больше не мог ждать ни минуты. Выехав с подъездной дорожки и оказавшись на асфальтированной дороге, он со всей силы нажал на газ и помчался по темному шоссе. Кармин затаил дыхание, проезжая мимо знака «Озеро Аврора», понимая, что он достиг точки невозврата. Сделав очередной вираж и заметив, наконец, «Audi», он нажал на тормоза. От резкого торможения «Мазду» занесло на гравий. Выйдя из машины, Кармин направился к озеру. Он прошелся вдоль берега, ища хоть какие-то признаки присутствия Хейвен, и, спустя несколько минут, заметил на пристани очертания людей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
