'Ну Костик! Подсунул, блин!'
Лодка, спущенная на воду всего неделю назад даже не была как следует просмолена!
Скорость, выдаваемая Стерлингом, тоже ощутимо снизилась — берег по правому борту тянулся невыносимо медленно. Однообразные пейзажи состояли из голых обрывов, камней и чахлого кустарника. И нигде по пути не было ни одного места, где можно было бы безопасно приткнуться к берегу.
Мужики работали как роботы, вычерпывая и выливая за борт воду. Пока это помогало. Вода в трюме держалась примерно на одном уровне — где-то по щиколотку. Маляренко закрепил верёвкой штурвал и, спрыгнув вниз, осмотрелся.
Видок был, прямо скажем, невесёлый. Излишне глубоко сидящая в воде, из-за непомерно тяжёлого двигателя, лодка дополнительно приняла на борт изрядное количество забортной водицы. Соответственно скорость хода становилась всё меньше, а количество протекающих швов — всё больше.
Полуголый, весь мокрый от пота, Мишка промычал нечто нечленораздельное, зачерпнул ведро воды и, хекнув, подал его наверх.
— Ну как тут?
— Плохо, — парень дышал как загнанная лошадь, — пока работаю — на одном уровне держится. Остановлюсь — прибывает.
'Мда. Плохо'
Ведро на этом самопале было всего одно.
Плюх! Сверху, в лужу на дне трюма, упало пустое ведро, подняв тучу брызг. Борта лодки, те что были ниже ватерлинии, были совершенно мокрые. Ваня провёл рукой по шву, крепко прижав ребро ладони к дереву. Поверхность из мокрой стала просто влажной. Но ненадолго. Всего через десять секунд на шве набухло несколько капель, и стенка снова покрылась тонкой водяной плёнкой.
'Тьфу ты, зараза!'
Кроме неутешительного итога этого эксперимента Маляренко засадил себе в ладонь кучу мелких заноз.
'Козлы! Даже доски обстругать, как следует, поленились'
Ваня хлопнул по плечу Михаила и полез наверх. Говорить тут было не о чем.
— Ничего, Настя, дойдём до бухты маслоделов, там нам помогут. Вытащим её на берег, просмолим и дальше двинем. Или просто моих дождёмся. Они за маслом-то должны прийти.
— Должны или придут?
— Должны, Настенька, должны.
— Дядя Ваня, — в глазах Насти была тревога, — а до этого посёлка далеко ещё?
От очередного удара волны в скулу лодка жалобно заскрипела, а из трюма раздалась новая порция громкого Мишкиного мата.
Маляренко задумчиво посмотрел в глаза девушки и промолчал. Справа тянулась голая скалистая гряда над которой, одна за другой, постепенно загорались звёзды.
Мелкая дрожь криво установленного двигателя вдруг стала гораздо тише. Лёгкий шум винта за кормой стих и сразу же стало гораздо лучше слышно, как у невысоких прибрежных скал грозно шумит прибой.
'Ой, мама!'
Чугунной печки, которая имелась на 'Беде' и которая подогревала теплообменник, здесь не было. Ребята Кольцова просто-напросто сэкономили.
Ночью лодка полностью остановилась. Плавучего якоря здесь тоже не было, и кораблик всю ночь, до рассвета дрейфовал. Это было страшно. Даже страшнее, чем шторм. Где-то неподалёку, в кромешной тьме, грохотал о скалистый берег прибой. Он, то становился громче, то вновь затихал, отчего Иван и все остальные пассажиры, нервно всматриваясь в непроглядную мглу, то начинали прощаться с жизнью, то вновь успокаивались. Настя подменила Алексеева, и теперь эта маленькая женщина выливала воду за борт. Маляренко вооружил полковника веслом, второе взял сам и оба мужчины уселись на носу лодки, который был ближе всего к шуму прибоя. Надежды на то, что они вдвоём смогут, если что, оттолкнуть многотонную махину от скал, не было, но просто сидеть и ждать смерти, когда спасение было уже так близко, Ваня не мог.
Кроме ребёнка, никто этой ночью так и не заснул.
— Мишка, Настя! Это та самая гора. За ней бухта!
Двуглавую горку Ваня запомнил хорошо. Лодка очень медленно, из последних своих железно-деревянных сил, обогнула мыс, сплошь заваленный огромными валунами, и вошла в бухту, где раньше был посёлок маслоделов. Впереди, закрывая часть галечного пляжа, лежал тот самый скалистый островок, за которым их в прошлый раз подкараулил Кольцов.
— Мишка, немного осталось, потерпи.
Из трюма раздался хрип. Даже этого бугая двое суток непрерывной работы вымотали до предела. Лишь осознание того, что на этой лодке его любимая и его ребёнок, не давали Мишке упасть.
— Ххор…
'Давай, зараза, плыви'
Лодка прошла между мыском и островом, направляясь прямо на пологий берег. Иван стоял в рубке, держась за штурвал и ничего, кроме ближайшего к ним куска берега не видел. Перед его глазами метался с ведром Алексеев, выливая воду за борт, а на носу лодки, подпрыгивая от нетерпения, стояла Настя.
'Ну, давай, миленький! Плыви!'
Кораблик на последнем издыхании подошёл к берегу, заскрёб днищем о камни и плавно остановился. Запаса плавучести хватило тютелька в тютельку.
Это было чудо.
— Приехали.
Дрожащими руками Ваня утёр пот со лба и вылез из рубки на палубу. Палуба качалась — прибой приподнимал лодку и всё дальше выталкивал её на пляж, отчего та постепенно заваливалась на бок. Алексеев вытащил изнурённого Мишку из трюма и помог выбраться Настиной матери. Она всё так же была в своём неизменном плаще и в капюшоне и на ситуацию с лодкой никакого внимания, похоже, не обращала.
— А-а, а-а!
Бабушка качала внука.
Иван Маляренко отодрал от фальшборта брусок метровой длины, подтянул домотканые штаны и выпрыгнул за борт. Прохладная вода придала бодрости и освежила, ноги и руки перестали нервно трястись и Иван выбрался на берег.
— Уф!
Маляренко развернулся к своему кораблику и замер. На том самом месте, у островка, где когда-то прятался Кольцов, стояла на якоре чёрная лодка.
За спиной лязгнул затвор автомата.
— Очень. Медленно. Подними. Руки. Ты тоже.
Знакомый голос дрожал от ненависти.
Стоявший на носу лодки полковник нехотя поднял руки. А на чёрной лодке забегал маленький полуголый человечек.
'Франц, опять в трюме дрыхнешь?'
— Ермолаев, — голос у Вани сел, — не стреляй, свои.
Когда Станислав, не в службу, а в дружбу, попросил Игоря Ермолаева пойти к берегу и присмотреть за оставленной на якоре 'Бедой', то лейтенант ничуть не удивился. Франц, хоть номинально и был военным инженером, но что такое дисциплина он понимал… э… вообще не понимал.
— Опять к себе в берлогу завалится дрыхнуть. Присмотри. Мало ли…
Игорёк согласно кивнул, кликнул своего извечного шахматного противника Тёмку, забрал коробку с фигурками, автомат и потопал к берегу. В палаточном лагере, разбитом в полукилометре от бухты, возле небольшого источника, остался лишь дневальный. Остальные парни ушли в долину — разговаривать с Абдулло и чинить разбитый маслопресс.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
