– Толково, – соглашаюсь я. – Вполне правдоподобно и многое объясняет. Но, есть еще одна трудность. Проводник нам нужен. Бывал из здешних ходоков кто в тех краях?
Особист и начальник разведки переглядываются.
– В сторону Самары у нас несколько раз только один человек ходил, – неуверенно начал Грачев. – Волженков Александр Александрович, Рыжий. Но он без вести пропал прошлой осенью. А кроме него…
– Если только ученик его, – добавляет Бурляев. – Рыжий его брал с собой в одну ходку. Только он сопляк еще совсем, хоть и не без способностей.
– Сопляка вашего, часом, – вспоминаю я спасенного в Пустошах мальчонку-ходока, – не Вова Стельмашок зовут? Который Малек?
– Он, – согласно кивает начальник разведки.
– Ну, тогда, мне кажется, он нам подойдет, если согласится, конечно.
Володя сидел за столом в маленькой, но уютной и аккуратно прибранной сестренкой, кухне и чистил на разложенной старой газете трофейный ТТ. Все остальное: и отвертки, и генераторы, и дрель с болгаркой и дисками, и даже самозарядный симоновский карабин он продал сразу же после возвращения. Причем если весь остальной хабар просто принес им с Маришкой, пусть и ненадолго, некоторое финансовое благополучие, то вот доставшийся от убитого бредуна СКС еще и серьезно поднял статус молодого ходока. До этого отношение к Вовке Мальку у взрослых «коллег по цеху» было жалостливо-снисходительное. Ну, да, был у Саши Рыжего молодой ученик, который после того, как учитель сгинул, начал сам на Пустоши ходить, чтоб с голоду ноги не протянуть. Гордый паренек, скулить и помощи просить не начал – молодец. Даже кое-какой не совсем бросовый хабар приносить начал – дважды молодец. Но все равно, малец еще совсем. Какое к нему может быть серьезное отношение? Володя все прекрасно понимал и не обижался. Мало того, в отличие от других ходоков он знал, что весь якобы добытый им по зиме хабар – всего лишь вскрытые малые схроны Рыжего, которых он в буферной зоне на границе с Пустошами понаделал великое множество. Как он тогда объяснял Володе – на черный день. Мол, придет нужда, а сил не будет, так сюда и на одной ноге допрыгать можно. Или если прямо в пути беда застанет, а до дома будет слишком далеко. Хабар в тех схронах лежал не самый дорогой и ценный: патроны, кое-какие медикаменты и всякое разное по мелочам. Но только благодаря этим «беличьим запасам» они с Маринкой до весны и дотянули. Были, конечно, и более серьезные, как их называл Рыжий – «стратегические» тайники, в которых он хранил добытые на Пустошах радиодетали, часы, инструменты, разную исправную и еще подлежащую восстановлению электронику. Но в такой Володя запустил руку только однажды, когда угроза голодной смерти была почти неминуемой. А чтобы просто так запасы учителя потрошить начать – об этом молодой ходок и подумать не мог. Даже в малые, «тактические», схроны он перестал заглядывать сразу же, как начал приносить в Иловлю собственноручно добытый хабар.
В ту самую секунду, когда он вошел в «Ржавую гильзу» – кабак, уже лет пятнадцать как облюбованный ходоками, в котором можно было не только выпить пивка или водочки и закусить, но и продать добытое в Пустошах, с трофейным карабином в руках, все изменилось. Он неспешно прошел через зал к барной стойке и положил рюкзак и СКС на прилавок перед хозяином «Гильзы», ушлым и веселым, похожим на цыгана мужичком по прозвищу Жук.
– Я хочу сдать хабар.
– Что, Малек, – цыкнул тот зубом, – похоже, ходка была удачной?
– Начало было удачным, а вот концовка чуть хреновой не стала. Еле жив остался, – ответил Володя. – Бредуны уже южнее Камышина забираться начали. Нарвался на банду рыл в двадцать. Если б не наемники из Большой Ивановки, так бы в Ольховке и остался. Так что, коллеги, берегите себя.
По «Гильзе» словно ледяным ветерком сквозануло. И само словечко «коллеги» и присловье-пожелание «береги себя» любил использовать в разговорах Рыжий. А Волженков был в Иловле самым старым и самым опытным. Он когда-то большинство сидящих в зале ходоков еще зелеными, ничего не умеющими толком юнцами видел. И советами помогал, и объяснял, и подсказывал. И настолько Володя в тот момент и голосом, и интонациями на учителя своего похож был, что многих словно морозом пробрало, передернуло, будто привидение увидели.
И обернувшийся в зал Стельмашок по лицам и по поведению сидящих за столиками понял – все, он больше для этих людей не сопляк зеленый, на которого можно снисходительно сверху вниз поглядывать. Он теперь в «Гильзе» равный, он теперь полноправный ходок. Как любил порой пошутить подвыпивший Рыжий: «Сталкер, мля, краса и гордость радиоактивных Пустошей».
– Вов, ты уснул, что ли?
– А? – встряхивает головой Володя.
– Да я тебя уже раза три спросила: «Кушать будешь?», – участливо смотрит на него Маришка. – А ты сидишь молчишь, только железяку свою в руках крутишь…
– Прости, маленькая, задумался.
– О чем? К терским, что ли, податься задумал?
Вот, блин, точно говорят – женщины нас, мужиков, насквозь видят. Вон, Маринке десять лет всего, а ничего не утаить, будто сердцем чувствует. Действительно, с самого момента почти невероятного спасения Володя только и думал о том, как бы попробовать в отряд к этому гиганту с веселыми и умными глазами попасть. Быть ходоком, особенно таким бывалым и опытным как его учитель, – это очень здорово. И достаток, и уважение, хоть и опасно, конечно. Но Володе сызмальства хотелось чего-то другого. Он даже всерьез подумывал о том, чтобы, как только восемнадцать стукнет, в пограничники податься. Опасностей в службе у тех тоже хватает, но сама такая служба была ему куда более по душе. А тут вдруг в округе появился отряд, по сравнению с которым даже пограничники выглядели несколько бледно. Может, попробовать к ним? Возьмут ли? Да, возраст у него не великий, ну так наводчик в их бронетранспортере тоже далеко не дедушка. Ну, может, он не такой сильный, как тот же Саша Шуруп или уж тем более Тюкалов, но зато шустрый и наблюдательный. А боевой опыт – дело наживное. Вот только как бы к ним подкатить с просьбою? Не хочется, чтобы все выглядело так, будто он чего-то выклянчивает. Но других вариантов, похоже, просто нет.
– Все, точно уснул! – Маринка, уперев кулачки в бока, с укоризной смотрит на брата. – Второй раз кулеш греть не буду, так и знай! Сама поем, а тебе придется холодный лопать.
– Прости, Мариш, больше не буду, – улыбается Володя, сгребая со стола закапанную ружейным маслом газету и убирая на подоконник масленку, протирку и собранный ТТ. – Давай неси свой кулеш, а то что-то я и впрямь замечтался.
Но нормально поесть все равно не получилось, через пару минут кто-то настойчиво постучал в дверь. Жестом остановив было подскочившую сестренку, мол, сиди, сам открою, Володя пошел встречать гостей и просто обомлел, когда открыв увидал на крылечке Тюкалова в компании еще одного незнакомого офицера в черной форме СБ и подполковничьими звездами на погонах.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});