Целый ряд тяжелых молотов ритмично то опускался, то поднимался, приводимый в действие колесом, в которое были запряжены быки. Уже ждали своей очереди следующие мечи, которые нужно было обстучать, и тяжелые пластины, из которых потом получатся щиты. Во все стороны летели искры.
Рукисила снял шлем (ходили слухи, что сегодня в кузницы собрались наведаться члены Комитета) и вытер лоб.
— Диббук? Где тебя черти носят?
Ощущение, будто сзади возникла некая гора, заставило его обернуться. Кузнечный голем стоял почти вплотную, отблески пламени плясали на его темно-красной глине.
— Я же говорил тебе никогда вот так не подкрадываться! — заорал Рукисила, стараясь перекрикивать грохот.
Голем показал ему грифельную дощечку.
ДА.
— Ты закончил со своим святым выходным? Тебя не было слишком долго!
ИЗВИНИ.
— Ну ладно, а теперь пойди и встань за молот номер три. И пришли в мой кабинет господина Винсента.
ХОРОШО.
Рукисила поднялся по лестнице к своему кабинету. Наверху он повернулся посмотреть, как идет работа в кузне. Он увидел, как Диббук подошел к молоту и показал свою дощечку мастеру Винсенту. Передав работу голему, Винсент направился к лестнице. Диббук взял заготовку меча, сунул ее под молот, подержал буквально пару секунд, а потом вдруг отшвырнул далеко в сторону.
Нахмурившись, Рукисила бросился вниз по ступенькам.
И уже на полпути вниз увидел, как Диббук положил на наковальню свою голову.
Когда Рукисила спрыгнул на пол кузни, молот ударил первый раз.
Когда он одолел половину пути по засыпанному пеплом полу (за ним уже бежали и другие работники), молот ударил второй раз.
А когда он добежал до Диббука, молот ударил третий раз.
Свет потух в глазах голема. По бесстрастному глиняному лицу побежали трещины.
Молот поднялся для четвертого удара…
— Черт! — заорал Рукисила.
…И голова голема разлетелась на мелкие кусочки.
Когда грохот стих, хозяин кузни поднялся с пола и отряхнул со штанов пыль. По всему цеху были разбросаны черепки голема. Молот сорвало с креплений, и он валялся на наковальне, прямо на том, что осталось от головы Диббука.
Рукисила рассеянно подобрал обломок ноги, откинул его в сторону, затем еще раз нагнулся и вытянул из кучи черепков грифельную доску.
Он прочел:
СТАРИКИ ПОМОГЛИ НАМ!
НЕ УБИЙ!
ГЛИНА ОТ ГЛИНЫ МОЕЙ!
СТЫД.
ПОЗОР.
Через его плечо заглянул Винсент.
— Зачем он это сделал?
— Откуда я-то знаю? — огрызнулся Рукисила.
— Странно… Сегодня утром он, как обычно, разнес чай. Потом ушел куда-то на пару часов, только недавно вернулся… И вот на тебе.
Рукисила пожал плечами. Голем — всего-навсего неодушевленный истукан, кукла, ничего более, но это абсолютно равнодушное глиняное лицо, на которое падает здоровенный молот, не скоро забудешь.
— Недавно я слышал, на лесопилке, что на Колиглазной улице, хотят продать голема, — продолжал мастер. — Он распилил бревно красного дерева на спички или что-то наподобие. Хочешь, я схожу, поговорю?
Рукисила посмотрел на дощечку.
Диббук был немногословным големом. Он таскал туда-сюда раскаленные докрасна бруски железа, обстукивал кулаками заготовки мечей, вычищал окалину из все еще пышущей жаром печи… и не говорил ни слова. Разумеется, он и не умел говорить, но почему-то Диббук всегда производил впечатление, будто и сказать-то ему особо нечего. Голем просто работал. И он никогда не писал на своей дощечке столько слов за раз.
Слова кричали о черном горе, о существе, которое кричало бы о горе, если бы могло издавать звуки. Чушь собачья! У неодушевленных предметов нет жизни, которую можно было бы закончить самоубийством.
— Хозяин? — позвал мастер. — Я спросил, может, мне все-таки наведаться на ту лесопилку?
Рукисила отбросил дощечку и облегченно вздохнул, когда она разбилась о стену на мелкие кусочки.
— Нет, — ответил он. — Лучше проследи, чтобы здесь прибрались. И почините этот чертов молот!
Приложив невероятные усилия, сержант Колон высунулся из канавы.
— Ты… вы в порядке, капрал лорд де Шноббс? — промямлил он.
— Не знаю, Фред. Это чье лицо?
— Мое, Шнобби.
— Слава богам, а то я подумал, что мое…
Колон опрокинулся назад.
— Мы лежим в канаве, Шнобби, — простонал он. — У-у-у…
— Да, Фред, мы в канаве. Но некоторые из нас смотрят на звезды…
— Ну, лично я смотрю на твое лицо, Шнобби. Уж лучше бы я смотрел на звезды, поверь мне. Д'вай…
После нескольких неудачных попыток оба смогли, опираясь друг на друга, подняться.
— Г-г-где мы, Шнобби?
— Я помню, как мы ушли из «Барабана»… Слушай, а зачем я надел на голову простыню?
— Это туман, Шнобби.
— А что это за ноги внизу?
— Я думаю, это ТВОИ ноги, Шнобби. А у меня — мои.
— Правильно, правильно. У-у-у… Кажется, сержант, я слегка перебрал…
— Напился по-королевски, да?
Шнобби неуверенно потянулся к своему шлему. Кто-то нацепил на него бумажную корону. Под ухом он нащупал собачье дерьмо.
Распивочный день перешел в свою самую неприятную фазу, когда после нескольких отличных часов, проведенных в канаве, начинаешь ощущать приближение грядущего похмелья, а от того, что ты еще слегка пьян, становится только хуже.
— Сержант, а как мы сюда попали?
Колон почесал было затылок, но тут же опустил руку — грохот был неимоверным.
— Мне кажется… — сказал он, собирая разрозненные кусочки памяти, — мне… кажется… по-моему, мы что-то говорили о необходимости штурма дворца и предъявления твоих прав на трон…
Шнобби подавился самокруткой и закашлялся.
— Я надеюсь, мы не привели план в исполнение?
— Ты вопил, что мы непременно должны это сделать…
— О боги… — простонал Шнобби.
— А потом тебя вырвало.
— Да-да, я что-то такое чувствую во рту.
— В общем, ты облевал Хапугу Хоскинса. Он погнался за нами, но о кого-то споткнулся, и мы удрали.
Колон неожиданно хлопнул себе по карману.
— И у меня еще остались деньги, ну, те, что мы взяли из Копилки! — воскликнул он. Затем благостно-солнечный провал в памяти залатало очередное облако воспоминаний. — Пенса три где-то осталось…
— Три пенса?! — вскричал Шнобби, когда до него наконец дошел смысл последней фразы.
— Да, ну… после того как ты стал угощать весь трактир всякими дорогими коктейлями… в общем, у тебя-то денег не было, поэтому либо я платил, либо… — Колон провел ребром ладони по горлу и пояснил: — Вжик!
— Ты хочешь сказать, мы устроили в «Барабане» второй Счастливый час?
— Более чем счастливый и не совсем час, — с отчаянием в голосе откликнулся Колон. — Скорее, Сто Пятьдесят Минут Экстаза. До сих пор я и не подозревал, что джин может продаваться пинтами.
Шнобби попытался сфокусировать свое зрение на тумане.
— Никто не может пить джин пинтами, сержант.
— Именно это я тебе и твердил, но ты не слушал.
Шнобби принюхался.
— Мы рядом с рекой, — сказал он. — Давай попробуем…
Что-то зарычало, очень близко. Рык был низким и тяжелым, похожим на корабельный гудок. Подобные звуки могло издавать какое-нибудь привидение, шатающееся темной ночью по заброшенному замку. Рык не прекращался очень долго, но потом неожиданно оборвался.
— …Убраться отсюда как можно дальше, — быстро закончил Шнобби.
Рык произвел эффект одного холодного душа и двух пинт черного кофе.
Колон стремительно крутнулся на месте. Сейчас ему очень пригодилась бы прачечная.
— Откуда этот звук исходил?
— Оттуда… по-моему.
— А по-моему, ОТТУДА!
В тумане все направления были одинаковы.
— Я думаю, — медленно сказал Колон, — нам стоит подать рапорт о происшедшем. И как можно скорее.
— Правильно, — кивнул Шнобби. — Куда бежим?
— Здесь важнее не куда, а от чего!
Огромные круглые уши констебля Водослея затрепетали от звука, пронесшегося по городу. Констебль медленно повернул голову, фиксируя высоту, направление и расстояние. Тщательно все запомнил.
Рык был слышен даже в штаб-квартире Стражи, правда туман изрядно его приглушил.
Он проник в открытую голову голема Дорфла и завертелся эхом внутри, залезая в трещинки, наполняя глину отзвуками, пока не заплясали даже самые мелкие песчинки.
Пустые глаза таращились в стену. Никто не услышал ответного крика, что вырвался из мертвого черепа, ибо не было губ, с которых он мог сорваться, не было разума, который мог его породить, и тем не менее унесся в ночь отчаянный вопль:
ГЛИНА ОТ ГЛИНЫ МОЕЙ, НЕ УБИЙ! НЕ УМРИ!
Сэмюелю Ваймсу снились улики.
К уликам у него было язвительное отношение. Он инстинктивно не доверял им. Они все время мешались и препятствовали расследованию.
