составной частью образа жизни всех слоев общества. Мир существует благодаря богам, а они живут жертвоприношениями, поэтому ради своего и всеобщего благополучия должно одаривать богов, чтобы заручиться их расположением.
Главным в культовой практике было принесение в жертву животных. На специально подготовленных алтарях разделывали туши, некоторые части бросали в огонь, другие варили в котлах, после чего участники обряда съедали их. Боги питались тем, что сгорело в огне. В него бросали также хлебные зерна, лили топленое масло, молоко и особым образом приготовленный напиток – сому. Исключительное значение придавалось принесению в жертву коня (ашвамедха), обряду, совершаемому только правителем. Специально отобранного коня отпускали на волю, но за ним неотступно следовал или сам царь, или назначенный для этого полководец с войском. Властители областей, по территории которых проходил конь, должны были либо подчиниться царю – собственнику коня, либо воевать с ним. Через год коня приводили в столицу и приносили в жертву в присутствии покоренных правителей. На подобный акт мог решиться только царь, уверенный в своих силах и претендующий на роль гегемона.
Культ предков играл не меньшую роль, чем культ богов. (Важнейшим из них являлась поминальная трапеза – шраддха; выполнять ее мог только мужчина, глава семьи, поэтому каждый индиец мечтал о сыне). Обрядами сопровождались и трудовые процессы – запряжка в плуг быков, начало пахоты, сева, жатвы, молотьбы, ввод и вывод скота из хлева, рытье колодца, разбивка сада, строительство дома, а также любое событие в личной или семейной жизни.
Домашние обряды были достаточно просты, их исполнение не требовало особых знаний и их выполнял сам домохозяин. Но торжественные обряды отличались особой сложностью и пышностью. Важен был не только правильный выбор священного текста, но и то, как он произноситься. Ведь священное слово должно было сохраняться в первоначальном виде вечно. Неправильно поставленный акцент или неверная интонация могли нарушить действенность всего обряда.
О том, чтобы простой человек мог правильно принести жертву, нечего было и думать. Если допускалась хоть малейшая ошибка, священнодействие считалось неэффективным. Культ превращается в сложнейшее искусство: «вызывать» божество умел только особый жрец-«вызыватель», прославлять бога в гимнах – только специальный жрец-песенник, а возложить жертву по уставу мог лишь «жертвоприноситель». При отправлении культа произносилось множество молитв и заклятий, которых никто не понимал, так как они были сложены на древнем языке.
В обрядах с возлиянием сомы, например, должны были участвовать минимум четыре жреца: хотар, главной обязанностью которого было произнесение гимнов «Ригведы», адхварью, произносивший тексты из «Яджурведы», удгатар, певший гимны из «Самаведы», и брахман, следивший за ходом церемонии; ему надлежало знать все три веды. В особенно важных случаях исполнителей было еще больше. Жертвоприношения превращались в длительную, с огромными затратами средств процедуру.
Вследствие этого, в жизни индийского общества чрезвычайно возросла роль жерцов-брахманов, которые образуют особое замкнутое сословие – варну. Брахманы находились на самой вершине социальной лестницы. Считалось, что уже сама принадлежность по рождению к этой варне освящала человека. «Брахман – ученый или неученый, – читаем мы в одном из тогдашних текстов, – великое божество, равно как великое божество огонь – использованный и неиспользованный». В другом месте говорится, что могущество брахмана, «познавшего Закон», превышает могущество раджи. Не случайно индийская религия этой поры получила особое название – брахманизм.
Впрочем, считать его совершенно новой верой было бы неверно, так как установки древней ведической религии, ее боги и традиции в целом сохранились. Правда некоторые из старых богов упоминаются теперь редко, а некоторые вообще забываются. Роль других, прежде третьестепенных, (к примеру, Вишну), наоборот возрастает. Праджапати, ведущее значение которого в Ригведе еще не до конца обозначилось, в Брахманах превращается в верховного бога и творца мира.
Трудное знание ритуала достигалось многими годами постоянной учебы: приходилось все воспринимать на слух и заучивать наизусть.
В целом брахманизм оставался достаточно формальной религией, его холодные догмы не могли удовлетворить духовно ищущих людей. Как реакция на официальные культы, в Индии около в VIII в. до Р.Х. зародилось и быстро набрало силу движение муни, считавших проявлением истинного благочестия отказ от мирских радостей. Не порывая открыто с традиционной религией, муни бросали свои дома, свое имущество, свои семьи и уходили в джунгли, чтобы вести жизнь отшельников-аскетов. Уединившись там, отшельники надеялись молитвами и умерщвлением плоти достичь высшей силы духа.
Постепенно в их среде выработалось глубоко философское учение о высшем божественном начале – Брахмане. Понятие о нем дают упанишады. (Само слово упанишад означает «сидение подле»; имеется в виду сидение слушателей вокруг учителя). В этих мистических поэмах разрабатывались глубочайшие религиозные и философские вопросы. Понять их могли лишь те люди, которые прошли известную подготовку и глубоко осознали, что жизнь и материальные утехи – все это суета, не заслуживающая серьезных усилий и трудов.
В отличие от более ранних ведических текстов, упанишады уже не совсем анонимны. Многие поучения возводятся к конкретным древним мудрецам. Достоверных сведений о них у нас нет. Имена их окружены легендами, и тем не менее нет оснований сомневаться в том, что эти люди реально существовали. Наиболее известные из них: Аруна, Пратардана, Уддалака, Яджнявалкья, Шандилья, Аджаташатру, Шветакету.
Хотя авторы упанишад, признавали значение старых Вед, они называли их «низшим знанием». В Катхе-упанишаде прямо говорится, что Высшее нельзя постичь ни при помощи Вед, ни при помощи обычной человеческой мудрости. Таким образом, авторы упанишад обещали путь к высочайшему, единственно истинному знанию.
Согласно упанишадам, весь мир явлений – это всего лишь иллюзия – майя. Жизнь, прожитая ради земных, чувственных благ – растрачена попусту. Древние чтили сотни богов, которые, как им казалось, наполняли пространство, горы, джунгли и дома. В противоположность им творцы упанишад пытались пробить дорогу к Единому Существу. Когда мудреца Яджнявалкью, которого традиция изображает выдающимся мастером проповеди и философского спора (жил он, как считают, в VII в. до Р.Х.) спросили, сколько существует богов, он сначала назвал каноническую цифру ведийской мифологии: три тысячи триста три. Но потом, когда его продолжали спрашивать, Яджнявалкья ответил: это – только проявления, богов же – тридцать три. А в конце концов, уступая настойчивым просьбам, он признал, что в сущности Бог только один. Если боги и существуют, то они – лишь отдельные волны единого моря Божества. «Он – единственный, не имеющий цвета, многоразлично прилагающий свою силу, создающий много цветов для скрытой цели, в нем, как в конце и начале, растворена Вселенная…» Истинный мудрец не поддается соблазнам материального, он ищет «Того, Кого многие слышат, но не знают», Того, кто «невидим, неосязаем, не имеет ни рода, ни варны, ни слуха, ни рук,
