— Каково же ваше мнение, Трисель? Наш шлюп в порядке и браво несет паруса.
— Шлюп ведет себя, как хорошо воспитанная молодая дама в присутствии королевы: скромно, но с достоинством. Но что толку от парусов, когда, словно по волшебству, вдруг налетают шквалы и паруса одного судна укорачиваются, а другое будто несут воздушные змеи! Если бы ее величество, да благословит ее господь, совершила оплошность и дала под команду старому Тому Триселю судно, которое оказалось бы в таком же положении, как наша «Кокетка», я бы точно знал, что мне делать…
— А именно?
— Поднять лиселя и развернуть шлюп по ветру.
— Но ведь тогда он пойдет на юг, а цель нашей погони находится на востоке!
— А кто может знать, сколько времени она будет там находиться? В Йорке нам рассказывали о французе такого же водоизмещения, как наша «Кокетка», и с таким же вооружением, который грабил рыбаков у побережья, на юг отсюда. Никто лучше меня не знает, что война идет к концу, — ведь вот уже три года, как ни гроша призовых денег не согревало мне карман. Но, как я уже говорил, если француз покидает свои воды и направляется в бурное море, кто в этом виноват, как не он сам? Мы могли бы хорошо заработать на его ошибке, капитан Ладлоу. А гоняться за бригантиной — это только зря трепать королевскую парусину. Пока мы ее изловим, нашему крейсеру придется нашивать новое днище, так мне кажется.
— Не знаю, Трисель, — ответил Ладлоу, взглянув наверх, — пока все славно и никогда ход «Кокетки» не был так безупречен, как сегодня. Еще посмотрим, кто из нас бегает быстрее.
— Можете судить о скорости этого бродяги по его дерзости. Вон он торчит перед нами, словно линейный крейсер, поджидающий подхода неприятеля. Я много повидал на своем веку, и верьте моему слову: еще ни один сынок лорда не был так убежден в скором повышении по службе, как эта бригантина — в своем проворстве. Кстати, если этот старик будет и дальше корчиться, как сейчас, то он вывернется наизнанку, и тогда мы сможем узнать, что у него внутри, — ведь эти французы чертовски скрытные, не то что честные англичане! А что касается того пирата, если только он пират, то он верит в свои паруса больше, чем в господа бога. Не сомневаюсь, что вчера бригантина прошла протокой, пока мы возились с нашими марселями. Не верю я во всякую чертовщину, К тому же я своими руками промерил протоку и знаю, что через нее можно пройти при сильном ветре в гакаборт [129]. В конце концов, человеческая натура есть человеческая натура, и старый моряк — всего лишь обыкновенный человек. Поэтому в заключение скажу, что я предпочитаю преследовать француза, чей нрав мне хорошо известен, чем сорок восемь часов кряду гоняться в кильватере такой вот птицы без всякой надежды схватить ее за хвост.
— Вы забыли, Трисель, что я был на борту бригантины и кое-что знаю о ее конструкции и xapaктepe.
— Об этом поговаривают у нас на шлюпке, — ответил старый моряк, с любопытством приближаясь к капитану, — хотя никто не знает подробностей. Я не из тех, кто любит задавать праздные вопросы, тем более на судне под флагом ее величества. Мой злейший враг не скажет обо мне, что у меня есть эта женская слабость. Однако можно предполагать, что бригантина, отличная снаружи, хороша и внутри.
— Она совершенна как по конструкции, так и по оснастке.
Так я и думал! И, если ее командир не боится опасности посадить свое судно на подводные рифы, значит, он в нем уверен. Самая красивая девушка в нашем приходе потерпела крушение, если можно так выразиться, из-за своей миловидности, слишком часто совершая рейсы в компании с сыном помещика. Ладная была девка, хотя и погнала по ветру всех своих старых дружков, когда молодой барин пристроился ей в кильватер. Что ж, она держалась молодцом, пока оберегала свои паруса. Но, когда налетел шквал, она ничего не могла поделать. И вот самодовольные ханжи принялись дрейфовать под штормовыми парусами религии и всяких прочих штук, которых начитались в катехизисе [130], а ее понесло под ветер от приличного общества. Хорошо скроенная и отлично скилеванная была девчонка! И я вовсе не уверен, что госпожа Трисель была бы сегодня женой королевского офицера, если бы та девица умела носить паруса в обществе своих ухажеров.
Почтенный штурман глубоко и печально вздохнул и обратился к небольшой железной табакерке, в которой обычно искал утешения.
— Вы уже рассказывали мне об этом, — ответил Ладлоу, который плавал мичманом на одном корабле с Триселем в качестве его подчиненного. — Но у вас нет причин раскаиваться, я слышал отличные отзывы о вашей спутнице жизни.
— Конечно, сэр! Несомненно! Я вызову на дуэль любого на нашем шлюпе, который осмелится сказать, будто я люблю злословить за глаза, хотя бы даже по адресу собственной жены, о которой я имею законное право судить беспристрастно. Я не жалуюсь, я счастлив на море, и смею надеяться, что госпожа Трисель выполняет свой долг дома… Надеюсь, вы видите, сэр, что бригантина прибавляет парусов. — Ладлоу, все время следивший за бригантиной, кивнул, и штурман, удостоверившись, что все паруса на «Кокетке» исправно несут службу, продолжал: — Ночь будет темная, и нам придется глядеть в оба, когда этот бродяга начнет менять курс. Если командир бригантины слишком кичится ее достоинствами, гордость может довести его до беды. У этого контрабандиста отчаянный норов, но что до меня, я не склонен осуждать этих людей, как их осуждают некоторые другие. Торговля — это борьба умов, и тот, кто туго соображает, должен быть рад, что увалился под ветер. А что до столкновений с таможенными властями, то выигрывает тот, кто остается на свободе, а пойманный становится призовой добычей. Я знавал одного флаг-офицера, который отводил глаза в сторону, когда принадлежавшие ему вещи беспошлинно проходили таможню; что же касается супруги адмирала, то она величайшая покровительница контрабанды. Я согласен с тем, что контрабандиста следует ловить, а если ты его поймал, то груз надо конфисковать и по-честному разделить между всеми как призовую добычу. Но я хочу подчеркнуть, что есть на земле люди похуже английских контрабандистов — к примеру, скажем, французы, голландцы и испанцы.
— Что за еретические взгляды у слуги королевы! — произнес Ладлоу, не зная, сердиться ему или смеяться.
— Я слишком хорошо знаю свой долг, чтобы высказывать такие суждения в присутствии подчиненных, но почему бы не пофилософствовать со своим капитаном о таких вещах, о которых не поговоришь с мичманом? Хоть я и не законник, но знаю истинную цену свидетельской присяге, когда клянутся говорить правду и только правду. Если бы королеву, да благословит ее господь, меньше обманывали, то многие видавшие виды суда были бы давно пущены на слом, а вместо них в море вышли бы суда поновее да получше. Но, с точки зрения религии, сэр, нет никакой разницы, быть ли погребенным в позолоченном гробу с герцогским гербом на крышке, или ждать своих похорон, валяясь зашитым в парусину среди бочонков с можжевеловой водкой в трюме.
