«Итак, мы показали, что выводы Надежды Веселовой содержат ошибку, и открытие русских, касающееся дискретности времени, оказалось, к сожалению, всего лишь дешевой сенсацией. Впрочем, за автором остается возможность нам ответить…» — в сотый раз прочел Володя.
Последние четыре слова были подчеркнуты. И оттого, что она подчеркнула их неровной синей чертой, ему сделалось как-то легче.
«Ну кто, в конце концов, этот Откинс? — спросил он себя. — Видный американский ученый, математик? Да.
Но ведь не господь же он бог, в самом деле!» Статья Откинса пришла только вчера, а Надина дискретность времени касалась совсем новых областей математики, так что даже крупные специалисты не могли пока судить, кто прав. Это знала пока только сама Надя.
«Вот сейчас она войдет и скажет, что все это чушь, что американец просто врет», — говорил себе Володя.
Но она не входила, а в ванной что-то булькало. И он со смутной неловкостью вспомнил, что ведь, кажется, неприлично врываться вот так после десяти… Однако Надина работа наделала в прошлом году столько шума… Он должен был узнать, прав ли Откинс. Ждать до утра он не мог. И потому стоял теперь в Надиной комнате в одиннадцатом часу вечера и слушал, как она, наконец, закрывает в ванной воду…
Пять минут назад она впустила его и сказала: «Входи…» Она сказала: «Входи», а ей бы надо было сказать просто: «Все в порядке!» или уж выложить сразу: «Ох, знаешь, американец прав!» Неужели он прав? Сейчас она войдет и скажет…
— Я долго? Извини! — сказала Надя.
Она вошла, держась рукой за косяк. Рука была влажная, с закатанным рукавом. И это почему-то вселило надежду. «В конце концов, с чего я взял, что Откинс непременно прав?» — удивился он. Кисть ее руки была розовая, а локоть белый и, наверное, теплый…
— Знаешь, — произнесла она, — я решила бросить математику.
Комната, свет лампы, Надя у дверного косяка — все это постепенно возвращалось откуда-то издали. «Что? хотел переспросить Володя. — Что?» Но слова ее висели в воздухе, становились невыносимо реальными: «Я решила бросить математику». Так. Значит, Откинс все-таки прав…
Володя нагнулся. Поднял статью. Сунул ее в карман.
И ему казалось, он слышит, как Откинс там торжествует.
Значит, она согласилась с Откинсом. Или, может быть, нашла ошибку сама, еще до статьи. Вот почему она была в последнее время такая нервная…
— Это решено. Я собиралась сказать тебе раньше, — услышал он.
Значит, ошибку нашла она сама. Значит там действительно была ошибка…
Володя сделал в Надиной работе один раздел по теории вероятности — это была его специальность. Остальные расчеты она делала сама. И это была очень новая область… Он помнил все сорок конечных уравнений. Но, значит, там все-таки была ошибка, раз она так…
Сегодня утром он сидел в своем кабинете перед двумя молчащими телефонами, Сидел и представлял себе Надю со статьей Откинса: как она достает статью из конверта, проглядывает…
— Владимир Александрович, я хотела сказать вам…услышал он.
Как жаль, что не принято закрываться в кабинете на ключ.
— Слушаю вас, Станислава Мстиславовна.
— Мне говорили, что в связи с делом Надежды Андреевны у лаборатории будут крупные неприятности.
— С делом? Что вы имеете в виду?
— Разумеется, это ее пресловутое открытие… Сенсационные выводы, поспешная публикация. И когда после этого доказано, что это всего лишь простая, чуть ни арифметическая ошибка…
— Это не доказано.
— Да?
— Уверяю вас.
— Владимир Александрович! Я так рада!.. А я не спала всю ночь, все думала: «Бедная Надюша! Понятно, почему она стала такая нервная…» Я просто больна была от огорчения. Вы меня вылечили, Владимир Александрович… И у дирекции не будет причин к недовольству… Я так рада… В самом деле…
— Извините, Станислава Мстиславовна, — сказал Володя. — Я спешу.
Спешить ему было некуда. Просто осточертела уже эта комяата с легко открывающейся дверью и молчащими телефонами…
А ведь статья Откинса пришла только вчера. И в институте она имелась как будто только в двух экземплярах. Один он запер в стол, в самый, нижний ящик. А другой послал Наде.
— Доброго здоровья, Владимир Александрович!
«Ну вот, опять не успел выскочить», — подумал Володя.
— Здравствуйте, Евгений Петрович.
— Извините, что задержу. Я хотел поинтересоваться насчет Надежды Андреевны.
— Да?
— Надежда Андреевна, как вы знаете, позволила себе всенародно объявить, что я вот уже двадцать лет жую одну и ту же жвачку… одну и ту же, видите ли, жвачку прописных истин… Ей, видите ли…
— Это очень неприятная история, — перебил Володя. — Но ведь это было так давно. Мы все принесли вам тогда свои извинения. Но я еще раз прошу вас извинить Надежду Андреевну, она сожалеет…
— Не стоит труда. Она сказала, видите ли, что не любит дураков…
— Она сказала это вам?
— Не мне. То есть не прямо мне. Но я…
— Вы хотите, чтоб я переговорил с ней?
— Уже не хочу. Я понял причину ее повышенной нервозности. Я только хотел получить от вас подтверждения. Это правда?
— Что именно?
— То, что она опубликовала неверные выводы и поставила всех нас в пренеприятнейшее положение. Видите ли, ложный результат — и все это ради минутной славы!.. Подумать только!
— Между прочим, Евгений Петрович, работу Веселовой подписал к публикации именно я, как начальник лаборатории, так что…
— Ради бога, дорогой Владимир Александрович!.. Вы так еще молоды. Вы были введены в заблуждение… Я далек от мысли…
— А перед этим работу одобрил Ученый совет, членом которого являетесь и вы, Евгений Петрович.
— Лично я на этом заседании не присутствовал. Сие отмечено в протоколе.
Теперь Володя мог наконец сбежать. Но он мало выиграл от бегства. Потому что ведь в кабинете на столе остались стоять два телефона. И по любому из них могла позвонить Надя… В общем-то это было удачно, что она как раз взяла свои отгулы. Статью Откинса она должна была получить сегодня с первой почтой. И теперь вотвот позвонит… Он прогуливался мимо своей двери… Коридор был пуст. Вдруг в нем возник сам собой Смирнов заместитель начальника отдела кадров. Он приближался странными, неслышными шагами.
— Владим Санычу большой привет!
Он подошел вплотную. На правой стороне его лба белела шишка. Странная шишка. Он пришел в институт уже год назад, а Володя все никак не мог привыкнуть.
— Я слыхал, у вас в лаборатории нервная обстановочка? — поинтересовался Смирнов полушепотом.
Шишка на лбу шевелилась при каждом слове. Володя с трудом оторвал глаза.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
