23
Учение о стратегических и тактических ключах держалось упорно свыше ста лет. Бюлов был совершенно прав в данном случае, образным выражением подчеркивая необходимость выделения главной цели от второстепенной. Впоследствии стали требовать розыска на каждой позиции ее тактического и стратегического ключа. Термин привел к таким злоупотреблениям, что надо приветствовать исчезновение его из военного обихода. – Прим. ред.
24
Русское наступление осенью 1914 г., имевшее объекты в Восточной Пруссии, Познани и Силезии, в Галиции и Карпатах, предпринятое без подавляющего превосходства сил, представляет тип операций, подходящий под приведенную классификацию Бюлова. Русские армии действительно образовали стену и для отражения неприятельских ударов были вынуждены перебрасывать резервы с одного фланга на другой. В этих перебросках наступательная энергия русских войск распылилась и захлестнулась, и уже в ноябре мы были вынуждены осознать, что мы не наступаем, а обороняемся. – Прим. ред.
25
В основе всех выводов Бюлова лежит ясное предпочтение принципа базирования принципу массирования, вытекающее из скромной роли, отводимой им бою. Это было верно в отношении XVIII в., и во многом верно и для настоящего времени, но являлось ошибочным для Наполеоновской эпохи. Если стать на противоположную Бюлову точку зрения о сосредоточении всех сил в решительный момент на решительной точке, как это сделал Жомини, то все положения Бюлова о базировании получат совершенно обратный смысл: внутренние линии выгоднее наружных, одна операционная линия выгоднее нескольких, узкая база, позволяющая не разбрасывать войска для ее защиты, выгоднее широкой, отступать следует не эксцентрически, а концентрически и т. д. Решающее значение имеет размер масс, степень зависимости от подвозимого с тыла снабжения, более или менее затяжной характер боевых столкновений. Эволюция военного искусства как бы направляется в сторону, оправдывающую учение Бюлова. – Прим. ред.
26
Таково, например, было положение русских армий в польских губерниях, охваченных с одной стороны Восточной Пруссией, а с другой – Галицией. При серьезных наступательных операциях австро-германцев положение русских армий являлось здесь стратегически невыносимым. Отсюда стремления В.А. Сухомлинова в 1910 г. отнести назад наше сосредоточение на Неман и Буг, что вызвало такой переполох во Франции. Отсюда стремление русского командования первоначальными объектами избрать оконечности неприятельского базиса – Восточную Пруссию и Восточную Галицию, чтобы поставить первой задачей войны выпрямление нашего фронта на нижней Висле; требование французского генерального штаба начать немедленно наступление на Познань явно противоречило основным положениям стратегии. – Прим. ред.
27
Такой невыгодный случай представляло в 1916 г. очертание Валахии, которая была охвачена с севера Трансильванией и с юга – Болгарией. Действительно, единственным возможным методом оперирования румын было наступление в стороны и вперед – из Добруджи в Болгарию и из Молдавии и Валахии – в Трансильванию. Неуспех этих наступательных попыток, в сущности, определил уже судьбу Валахии, и Э. Людендоф мастерски реализовал создавшиеся для немцев плюсы зимним походом, изумившим широкие массы своей кажущейся дерзостью. – Прим. ред.
28
Это была бы теория «Канн» Ф. Шлиффена, если бы Бюлов имел в виду действительное уничтожение, окружение, сокрушение неприятельской армии, а не устройство только очень угрожающей диверсии; но вместо уничтожения неприятеля Бюлов думает лишь о том, как вынудить его к отступлению. В отношении этой бескровности учение Бюлова является плодом XVIII в.; насилию оно не дает достаточного простора. – Прим. ред.
29
Бюлов полагал, что ввиду отсутствия в армиях древности огнестрельного оружия и отсутствия необходимости подвоза боевых запасов древние могли оперировать в несравненно меньшей зависимости от своих сообщений, чем современные армии. – Прим. ред.
30
Бюлов делал заключения по революционным сражениям (1792–1795), которые действительно давали результат при потерях в 5–10 раз меньших, чем сражения Фридриха Великого; молодые войска республики не выдерживали тех 30–50?? убитых и раненых, коими устилали поле сражения дисциплинированные батальоны Семилетней войны. Но как только явился Наполеон (1796), сражения сейчас же перестали быть маневрами, и удары, наносимые Наполеоном, были совсем не такого порядка, чтобы после них сейчас же думать об охвате противника. Мысли Бюлова об эксцентрическом отступлении получили большое распространение и, между прочим, легли в основу нашего плана войны в 1812 г. (деление русских войск на две армии, причем та из них, на которую бросится Наполеон, отходит, а другая выдвигается на сообщения французов). – Прим. ред.
31
Просветительная гуманистическая философия XVIII в. сбивает мысль Бюлова с правильного пути. Следовало бы изложить это заключение так: крупный стратегический успех дает лишь разгром неприятельской системы снабжения, связи, управления, снабжающих его дорожных артерий. Чисто фронтальный прорыв лишь при необыкновенной мощи может проникнуть так далеко, чтобы развалить весь механизм неприятельского тыла, без повреждения коего неприятель сейчас же залечит свои мелкие, исключительно тактические раны. Отсюда решающее значение получают операции, ведущиеся в охват или обход неприятельской армии и приводящие нас скорейшим путем к положению, позволяющему взять противника за горло. И, взяв за горло, надо реализовать свой успех, задушив противника – развив операцию до полного сокрушения неприятельской армии. – Прим. ред.
32
Таким образом, Бюлов является тем источником, откуда далее развилась теория фланговых позиций. Клаузевиц принимал ее, но с той оговоркой, что фланговая позиция не должна оставаться кулаком, занесенным в воздухе для удара; важна не угроза, важна сама реализация флангового удара из этой позиции. – Прим. ред.
33
Мысль Бюлова понимается нами так: «Тактика непосредственно нацеливается на врага, а стратегия видит лишь конечную цель в победе над ним и выдвигает ближайшие цели и помимо неприятельских войск». – Прим. ред.
34
Т. е. движение и расположение на месте. – Прим. ред.
35
Мы привели этот тактический отрывок, представляющий итог длинного исследования Бюлова об эволюции тактики в период революционных войн, так как он весьма характерен. Многие тактические замечания Бюлова были очень ценны в свое время, так как впервые отражали в научной мысли тактический переворот, происходивший в эпоху революции. Типично для Бюлова, что исследование боя он непременно заканчивал вопросом об отступлении; на использовании победы, на преследовании мысль Бюлова вовсе не останавливается, так как он переносит центр тяжести на маневрирование, а бой в корне, по его мысли, близок к недоразумению.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
