В том же 1978 году и Виктор Папутин в первый раз приехал в Афганистан устанавливать с новым правительством контакты по линии Министерства внутренних дел. В Кабуле появилось представительство МВД СССР, у его руководителя была собственная система шифровальной связи и право отправлять шифротелеграммы в Москву, минуя советского посла. Такое же право имели военные и представительство КГБ. Остальные должны были идти к послу, чтобы он подписал шифровку.
С помощью Папутина и советского представительства в Афганистане создавались внутренние войска – царандой, который сыграет важную роль в будущей войне. Афганских бойцов обучали советские инструкторы из МВД. Царандой снабжался советским оружием и снаряжением.
Новые афганские лидеры собирались строить в стране социализм по советскому образцу. Но наши советники, первыми прибывшие в Кабул, увидели такую сложную и запутанную картину афганской жизни, о которой советские руководители в Москве имели весьма приблизительное представление.
Правящая партия была расколота на две фракции – «Хальк» («Народ») и «Парчам» («Знамя»). Лидеры обеих фракций ненавидели друг друга и не могли поделить власть. Эта вражда в значительной степени была порождена личным соперничеством между двумя вождями – Нур Мухаммедом Тараки («Хальк») и Бабраком Кармалем («Парчам»). Тараки желал быть единоличным хозяином страны, а Кармаль не соглашался на роль второго человека. Тем более что вторым фактически становился Хафизулла Амин, которого продвигал Тараки.
Амбициозность Тараки и Бабрака Кармаля не позволяла им наладить элементарное сотрудничество. Кончилось это тем, что Кармаль уехал послом в Чехословакию.
Между советскими представителями в Афганистане не было единства. Партийные и военные советники считали, что надо работать с фракцией «Хальк», которая фактически стоит у власти. Представители КГБ сделали ставку на фракцию «Парчам», которая охотно шла на контакт.
Когда Бабрак Кармаль уехал, начал зреть новый конфликт – между Тараки и Амином.
Тараки не любил и не хотел работать. Тараки славили как живое божество, и ему это нравилось. Он называл Амина «любимым и выдающимся товарищем» и с удовольствием передавал ему все дела. Тараки царствовал. Амин правил и постепенно отстранял Тараки от руководства государством, армией и партией. Многим советским представителям в Кабуле казалось естественным, что власть в стране переходит к Амину, ведь Тараки явно неспособен руководить государством.
Недовольство новым режимом проявилось довольно быстро. Страна сопротивлялась социалистическим преобразованиям. Афганцы не спешили становиться марксистами.
В ответ начались массовые аресты противников новой власти и потенциальных противников. Хватали многих – часто без каких-либо оснований. Арестовывали обычно вечером, допрашивали ночью, а утром расстреливали. Руководил кампанией репрессий Хафизулла Амин. Вскоре сопротивление стало вооруженным. В марте 1979 года вспыхнул антиправительственный мятеж в крупном городе Герате. К мятежникам присоединились части гератского гарнизона, был убит один из наших военных советников.
Тараки растерялся. Более решительный Амин предложил поднять боевые самолеты в воздух и уничтожить город. Главком Военно-воздушных сил позвонил советским офицерам: что делать? Наши советники пришли к Амину и уговорили его отменить приказ.
Именно после восстания в Герате испуганный Тараки упросил Москву принять его. Он долго уговаривал советское руководство ввести войска. Тогда ему отказали.
Видя, что происходит, Амин стал действовать активнее. Он считал, что Тараки не в состоянии удержать власть.
Осенью 1979 года Тараки летал на Кубу. На обратном пути остановился в Москве. С ним беседовал Леонид Ильич Брежнев, плохо отозвался об Амине, говорил, что от этого человека надо избавиться. Тараки согласился. Но как это сделать?
Председатель КГБ Юрий Андропов успокоил Тараки:
– Когда вы прилетите в Кабул, Амина уже не будет… Но не получилось.
Амина в общей сложности пытались убить пять раз. Успешной оказалась только последняя попытка. Два раза его хотели застрелить и два раза отравить.
14 сентября советский посол Александр Михайлович Пузанов приехал к Тараки и пригласил туда Амина. Тот ехать не хотел. И был прав в своих подозрениях. Но советскому послу отказать все же не мог – поехал. Во дворце Тараки в Амина стреляли, но он остался жив и бежал.
Весь тот вечер и ночь в Кабуле между Тараки и Амином шла маленькая война. Тараки приказал армии уничтожить Амина. Но войска кабульского гарнизона в целом остались на стороне Амина. Наши советники тоже позаботились о том, чтобы войска не покинули казарм. Два вертолета Ми-24 поднялись в воздух, чтобы обстрелять ракетами здание Министерства обороны, где находился Амин, но наши советники сумели их посадить, потому что в здании было полно советских офицеров.
На следующий день Тараки был изолирован. 16 сентября в здании Министерства обороны прошло заседание Революционного совета, а затем пленум ЦК НДПА. Тараки потерял должности председателя Революционного совета и генерального секретаря партии. Оба поста достались Амину. Первым делом он уничтожил своих противников – расстрелял несколько тысяч человек.
Когда Тараки задушили, судьба Амина была решена. Брежнев счел это личным оскорблением: он гарантировал безопасность Тараки, а его убили.
– Что скажут в других странах? – переживал Брежнев. – Разве можно верить Брежневу, если его заверения в поддержке и защите остаются пустыми словами?
Леонид Ильич санкционировал спецоперацию в Кабуле.
В КГБ сразу же придумали версию, что будто Амин – агент ЦРУ. Андропов приказал доставить Бабрака Кармаля, как злейшего врага Амина, в Москву. И началась переброска наших спецподразделений в Афганистан.
В последний раз первый заместитель министра внутренних дел СССР Виктор Папутин прилетел в Кабул 22 ноября 1979 года. Он и не подозревал, что КГБ готовит убийство Амина. О спецоперации не поставили в известность ни военных советников, ни даже посла.
Генерал Вадим Алексеевич Кирпиченко, который в роли заместителя начальника Первого главного управления (внешняя разведка) КГБ руководил – вместе со старшим представителем комитета генералом Борисом Семеновичем Ивановым – подготовкой операции в Кабуле, вспоминал:
«Ближе к дню „Х“ Виктор Семенович Папутин что-то почувствовал и, обращаясь к нам с Борисом Семеновичем Ивановым, сказал однажды:
– Ребята, я вижу, вы здесь что-то затеваете… Оставьте меня в Кабуле, я вам пригожусь с нашим отрядом «Кобальт». Мне в Москву не хочется возвращаться. Там в МВД, на самом верху, творятся плохие дела.
