Для поддержания тюремной дисциплины капитан корабля и начальник конвоя имели право наказывать каторжников поркой «линьками» (от морского термина «линьк», «линёк» – тонкий корабельный канат из пеньки с узлами). Однако чаще для наказания проштрафившихся и непокорных каторжников применялась специфическая кара тропических «этапов» – страдавших от жары в трюмах зеков наказывали ещё большей жарой.
Для этих целей использовался так называемый корабельный «маяк», существовавшее до начала XX века на всех судах устройство, в котором зажигался факел открытого пламени, служивший сигнальным огнём корабля на случай отказа электрического освещения.
Журналист Влас Дорошевич в 1897 году в качестве вольного пассажира проплыл на тюремном пароходе «Ярославль» до Сахалина, оставив нам описание этого специфического наказания: «Корабельный «маяк», это – медный столб, в котором помещается отличительный бортовой огонь. Помещение в нём – крошечный чуланчик, в котором еле-еле может стоять человек. Нельзя даже сесть. В тропиках медь накалена. И «маяк» – это какой-то духовой шкаф с страшною температурой. Четверти часа там нельзя пробыть, чтоб не случилось теплового удара…»
Провинившегося каторжника запирали в «маяке» и, фактически, пытали высокой температурой. На плавучих тюрьмах сахалинского «этапа» такой импровизированный карцер считался самым страшных наказанием.
Впрочем, и тем каторжникам, которым посчастливилось не попасть в «маяк», было не многим легче. Во время плавания зеков впервые выпускали из раскалённых трюмов на палубу к открытому воздуху только в Красном море. Здесь с них снимали кандалы, обривали уже всю голову (а не половину, как полагалось по законам в европейской части России) и впервые давали помыться под душем из морской воды.
За две недели тюремный пароход доплывал от Египта до Цейлона. Во время весеннего рейса именно на этот переход приходился православный праздник Пасхи и каторжникам-христианам в честь него выдавали по 60 грамм водки.
Не менее недели занимал путь от Цейлона до Сингапура, в котором пароход стоял минимум сутки, вновь загружаясь углём перед выходом в Тихий океан. От Сингапура пароход шёл уже в северном направлении, и мучавшая зеков в трюмах страшная жара постепенно спадала.
Если не было сильных штормов, то путь от Сингапура до Владивостока занимал ровно три недели. В столице Приморья пароход обычно задерживался на несколько суток, выгружая различные коммерческие грузы из Одессы и принимая дополнительные грузы для Сахалина.
Затем следовал последний морской переход – двое суток от Владивостока до каторжного острова. Здесь всех зеков сгружали на берег и распределяли по разным тюрьмам Сахалинской каторги.
Естественно, что такой «этап» выдерживали не все. По статистике, в ходе каждого рейса от Одессы на Сахалин через Египет из 500–700 каторжников умирало от 5 до 30 с лишним человек. Трупы хоронили, сбрасывая в море.
За все годы морского «этапирования» затонула лишь одна плавучая тюрьма по имени «Кострома». Крушение случилось у южной оконечности Сахалина в ночь на 16 мая 1887 года. Как раз этим этапом следовал марксист-каторжник Гилярий Госткевич, и в мемуарах он писал, что корабль налетел на подводные камни из-за того, что, завидев наконец сахалинский берег, капитан начал пьянствовать с начальником конвоя.
Корабль тонул буквально в сотне метров от берега, но команда и матросы-конвоиры «Костромы» боялись разлом выпустить на палубу всю массу каторжников. Когда вода в трюмах залила уже нижние нары, положение спас один из трюмных «старост», каторжник-рецидивист Кузьмин. Он уже второй раз плыл морским «этапом», так как ранее сбегал с Сахалинской каторги. Опытный зек сумел договорится с другими каторжными «старостами», капитаном и начальником конвоя – от имени всего «этапа» он дал слово, что выпущенные из трюмов каторжники будут соблюдать порядок при посадке в шлюпки и на берегу не предпримут попыток к бегству и бунту.
Каторжники сдержали данное слово, побегов не было, но, как вспоминал Госткевич, под шумок наиболее ушлые «жиганы» сумели пограбить покидаемое судно. Утром, когда рассвело, столпившиеся на диком сахалинском берегу каторжники увидели рядом лежбище моржей, «удивлённо смотревших на копошившихся людей».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Плавучие тюрьмы ходили через Египет на дальневосточную каторгу почти четверть века, с 1879 по 1903 год. Третий год XX века поставил точку в истории морских «этапов» – завершилось строительство Транссибирской железнодорожной магистрали и теперь дорога каторжников в вагонах, которые вскоре назовут «столыпинскими», от Москвы до Владивостока занимала всего две-три недели. После этого почти двухмесячное плавание заключённых в раскалённых трюмах из Одессы через Суэцкий канал потеряло практический смысл.
Глава 80. Якутская ссылка – от первопроходцев до декабристов
Если в XX веке символами самых отдалённых мест заключения были Колыма и Магадан, то в эпоху правления первых царей из династии Романовых таким символом являлась «великая река Лена». Почти три сотни лет отдалённые и северные земли Якутии служили «тюрьмой без дверей и решёток» для уголовных и политических преступников царской России.
«На Лену с Москвы послать за воровство людишек…»
Первые ссыльные появились в Якутске буквально чрез несколько лет после его основания. Возведённый горсткой казаков-первопроходцев в 1632 году «острожек» на берегу Лены быстро стал столицей «Якутской украины», огромного и самого отдалённого восточного края России. Отсюда первопроходцы уходили на поиски новых земель по всему Дальнему Востоку – к берегам Охотского моря, к Чукотке и Камчатке, к Амуру…
Но людей, добровольно отправившихся на самый край страны, для таких походов не хватало. Однако западнее, на берегах рек Обь и Енисей, уже проживало немало тех, кто оказался здесь не по своей воле – ведь Сибирь стала местом ссылки государственных преступников еще в конце XVI века при царе Борисе Годунове. Поэтому власти быстро начали использовать сосланных в качестве «служилых людей» на новых, только что открытых землях.
Когда точно на землях современной Якутии появились первые ссыльные, и кем они были, мы не знаем. Но из сохранившихся документов известно, что в 1645 году в Якутск из других острогов Сибири отправили осужденных преступников – Давыда Иванова и Олимпия Кепрякова. Подробности их биографий до ссылки навсегда останутся во тьме прошлого, зато кое-что известно об их новой судьбе в Якутии.
«Колодника Давыдку Иванова з женою и з детьми к вам на великую реку Лену пришлют, а вы бы ево приняли и велели устроить в пашню» – гласил приказ далёкой Москвы начальникам Якутского острога. Так бывший москвич Иванов с женой и пятью детьми за неизвестное нам преступление оказался в якутской ссылке и остаток жизни проработал «в пашне», то есть простым крестьянином – став первым, кто пытался пахать землю и растить хлеб к востоку от реки Лена, в 170 верстах от Якутска, там, где сейчас располагается село Амга.
Олимпий Кепряков изначально был сослан в Енисейский острог (ныне город Енисейск в Красноярском крае). Но ссыльный обладал редчайшей для той эпохи профессией – был часовым мастером. И якутский воевода Василий Пушкин выпросил его себе на берега реки Лены. «В Якутском остроге новое украйнее место, а часов в остроге нет и зделать их некому, – писал воевода в челобитной на имя царя, – Государь укажи того ссыльного часового мастера на Лену сослать и свои часы в Якутском остроге сделать. То царского величества имяни будет к повышенью, а якутам к большому удивленью…»
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
В 1648 году в Москве случился «соляной бунт», массовые протесты горожан против повышения цен и налогов. В итоге множество москвичей целыми семьями отправились из столицы прямиком в Якутию, в ссылку. «На Лену с Москвы послать за воровство людишек…» – гласил царский указ.
«Воровством» тогда именовали любое преступление, как уголовное, так и политическое. На самой отдалённой окраине страны, на берегах Лены для ссыльных «за воровство» не нужны были тюрьмы, их даже не требовалось охранять. Ведь обратный путь в европейскую часть России через всю Сибирь тогда занимал годы, а бежать в дикую тайгу и тундру решались немногие.
