— А те, кто не желает сдаваться, те могут продолжать борьбу?
Генерал Бур снисходительно улыбнулся. Он любовался женой адъютанта. Волнение определенно шло ей… Порозовевшие щеки, вздрагивающие тонкие ноздри и тициановские медно-красные волосы, рассыпавшиеся по плечам…
— У нас существует воинская дисциплина, — сказал он, — как в любой армии мира. Не может же солдат поступать так, как ему заблагорассудится… Но почему это вас так взволновало, пани Регина? Поверьте, я никогда вас не оставлю… Мне по-прежнему нужна будет радистка… Я уверен, что в Германии нам создадут приличные условия.
Регина подошла ближе, ее зеленые глаза сузились, пылающие щеки вдруг побелели. Сказала совсем тихо:
— А полковника Вахновского вы послали в Жолибуж для того, чтобы подчинить солдат своей дисциплине?..
— Да, конечно, за этим, пани Регина. Вы…
— Вы подлец и предатель, генерал Комаровский! — Регина с размаху ударила по щеке генерала Бура. — Можете меня расстрелять за нарушение дисциплины!
Регина быстро вышла из комнаты. Она еще не знала, что будет делать, но для нее было ясно одно — надо какими бы то ни было путями предупредить людей в Жолибуже.
Она поднялась по разбитой лестнице, траншеей перебежала улицу и остановилась. Куда же дальше?.. Надо пойти к Янеку!.. Конечно!.. Он ей поможет!
За время восстания Регина несколько раз встречалась с Янеком, но избегала с ним разговаривать. Она твердо решила вычеркнуть из памяти все, что произошло между ними в Испании. Но сейчас, когда ей понадобилась поддержка, она, оказывается, сразу подумала именно о нем, о капитане Фернандо… Ну и пусть… Янек поможет…
Подвалами и дворами Регина пробиралась в сторону Саксонского парка. Она знала, что именно там сражается отделение хорунжего Трубницкого. Янек как-то говорил ей об этом.
Она нашла Янека в подвале, который у солдат назывался «глубоким тылом». Немцы ослабили напор, и все, кто остался в отделении, могли спокойно отдыхать. Такого давно не было! Целый день их никто не тревожил.
Янек, обрадованный встречей, внимательно слушал Регину, и лицо его все больше хмурилось. Как бесконечно знакомо ей было его выражение! Оно всегда появлялось у Фернандо в момент опасности, когда приходилось туго в Испании.
— Так… так… — повторял он для самого себя, когда Регина рассказала обо всем, что назревало в Варшаве. Как подло! — вырвалось у Янека, — Надо немедленно идти в Жолибуж, — сказал он.
Янек отошел к товарищам…
— Не может быть!.. Это провокация!.. Откуда ты знаешь? — послышались возгласы солдат, которым Янек Касцевич рассказал страшную новость.
— Я предлагаю идти в Жолибуж, — сказал пан Годжий. — Если это так, нам всем надо уходить за Вислу, к русским… Но я должен сначала сходить за Карлой. Она здесь, недалеко…
— Имей в виду, придется идти катакомбами. Выдержит ли твоя жена?
— Но что же мне тогда делать? — растерянно воскликнул Годжий. — Не оставаться же у немцев…
Из всего отделения немедленно идти в Жолибуж отказался только один Новицкий. Он сказал, что не верит глупым побасенкам, но если все действительно окажется так, как говорят, Мариан Новицкий подчинится приказу.
Что касается Стася Родовича, то он сразу же стал на сторону Янека. Конечно, надо уходить к русским.
С паном Годжием условились, что его будут ждать перед канализационным колодцем за площадью. Минут пятнадцать подождут, но не больше.
Солдаты выбрались из подвала. Их было четверо, Регина пятая. Она тоже решила твердо уходить в Жолибуж. Но как мучительно долго придется ползти через канализационные трубы! Поспеют ли они прийти туда вовремя… Вдруг Регину осенила мысль: что, если… Она отозвала Янека.
— Неужели уже дошло до того, что немцы выдали нашим специальные пропуска?! — усомнился Янек.
— Да, это так. Полковник Вахновский пошел прямо через немецкие позиции.
— Тогда можно попробовать, — согласился Янек.
6
Вместо того чтобы идти к колодцу, все повернули к главному штабу. Регина оставила солдат и спустилась в подвал. Адъютант Моздживицкий был в приемной одни, мрачный и злой.
— Что ты наговорила генералу? — спросил он.
— Ничего особенного! Сказала то, что он заслужил, — ответила Регина.
— Ты всегда что-нибудь выкинешь. Я никогда не видел генерала Бура в такой ярости…
— Меня это не волнует… Скажи, у тебя есть пропуска?
— Какие? — осторожно спросил Моздживицкий.
— Пропуска через немецкие позиции, — нетерпеливо и раздраженно пояснила Регина.
— Да, они у меня… Генерал Бур приказал выписать пропуск и на твое имя…
— Почему же ты не сказал мне об этом раньше?
— Это пока военная тайна, Регина…
Регина ничем не выдавала своего удивления.
— Ты можешь сейчас выдать мне пропуск?
— Но капитуляция произойдет только послезавтра.
— Генерал приказал мне получить пропуск сегодня, — солгала она.
— Если так… — лейтенант Моздживицкий полез в стол. Перебрал несколько пропусков с эмблемой орла и свастики.
— Мне нужен еще пропуск на предъявителя, — сказала Регина.
— Генерал сам распоряжается такими пропусками.
— Но полковник Вахновский все-таки получил его у тебя…
— Нет, он его возвратил… Поехал один, сказал, что ему не нужна охрана.
— Среди немцев он чувствует себя спокойнее; чем здесь, — не удержалась Регина. — Дай мне тот пропуск, который возвратил Вахновский.
— Но…
— Послушай, — прервала его Регина. — Вероятно, я обращаюсь к тебе с последней просьбой… Мне нужен пропуск. Я ухожу в Жолибуж и оттуда за Вислу. Я не стану сдаваться немцам… Если хочешь, идем вместе с нами…
— Но я не могу этого сделать, Регина…
— Ну что ж, — вздохнула Регина, — тогда прощай…
— Послушай, — сказал Моздживицкий, — никто не будет знать, что ты еврейка. У тебя есть пропуск, и ты вместе со штабом…
— Нет, нет! Не говори мне об этом!.. Я лишь прошу тебя выполнить мою последнюю просьбу.
Все еще колеблясь, лейтенант Моздживицкий протянул Регине безымянный пропуск. За дверью раздался голос командующего:
— Лейтенант Моздживицкий!..
— Я здесь, пан генерал! — громко отозвался он. Регине сказал почти шепотом: — Подожди меня, не уходи… Я сейчас вернусь.
— Нет, прощай!.. Об этом никому не говори, — она указала на пропуска.
— Но, может быть…
— Пан Моздживицкий! — нетерпеливо звал генерал Бур.
— Подожди!.. — умоляюще прошептал Моздживицкий и скрылся за дверью.
Регина не могла и не хотела ждать. Через несколько минут она была среди солдат отделения Трубницкого. Все вместе подошли к колодцу, где должен был ждать их пан Годжий. Его не было, хотя прошло уже по меньшей мере около часа. Отправились без него.
Германские позиции переходили под наведенными стволами пулеметов, но все обошлось благополучно. Пропуска, как по волшебству, открывали им все дороги. Без особых приключений они вскоре достигли Жолибужа. В районе происходило нечто странное. Всюду были видны взволнованные группы солдат. В стороне площади Джексона шла ожесточенная перестрелка, но на других участках было тихо.
Янек спросил, как пройти в штаб Армии Людовой. Оказалось, что это совсем рядом. Они спустились в подвал под развалинами большого дома. Здесь было темно, и на углу дощатого стола горел огарок свечи. Возбужденный Станявский стоял против полковника Вахновского. Лицо его было злое.
— Я не могу выполнить этого приказа, полковник Вахновский. Военное совещание высказывалось единодушно за переход на тот берег.
— В таком случае мы заставим вас это сделать силой, — ответил Вахновский. — Соглашение о капитуляции подписано, и все мы должны сложить оружие, в том числе и ваши солдаты из Армии Людовой.
— Нет, — еще раз жестко сказал Станявский. — Через двадцать минут мы начинаем переправу, как было условлено на совещании.
В подвал поспешно вбежал солдат с немецким автоматом и обратился к Станявскому:
— Пан полковник, немцы продвигаются вдоль набережной. Нас отрезают от Вислы…
— Но там стоял батальон Армии Крайовой, — воскликнул Станявский.
— Он прекратил сопротивление, пан полковник, и сложил оружие.
— Все в ружье! — скомандовал Станявский и в ярости повернулся к Вахновскому: — Это ваша работа, пан Вахновский?! Теперь я понимаю, почему вы пришли в Жолибуж со стороны германских позиций.
— Вы на что намекаете!.. Я пришел сюда по канализационной сети, — солгал Вахновский.
Но Станявский изобличил его. Он иронически посмотрел на сапоги Вахновского.
— Очевидно, в канализационных туннелях есть теперь чистильщики сапог, пан Вахновский…
Свет догоравшей свечи падал на ноги Вахновского. Em сапоги были безукоризненно чисты, как и его щеголеватый китель. Вахновский отошел в тень.
