А она, глядя во все стороны одновременно, на бегу уткнулась головой в чей-то мягкий живот. Она почувствовала, как у этого человека перехватило дыхание и вырвалось сдавленное проклятие. Чья-то рука легла на ее плечо. Она обреченно съежилась и только и смогла, что промычать нечто отдаленно напоминавшее извинение. Человек крепко сжимал ее плечо и не уходил. Далеко не сразу она собралась с духом и осмелилась взглянуть ему в лицо. Он был полный, маленького роста. Волосы у него были светлые, густые, зачесанные назад, что создавало впечатление парика, совершенно не вязавшегося с круглым, румяным, добродушным лицом.
— Ну, что стряслось? — наконец дружелюбно поинтересовался он. — Мы чем-то напуганы?
— Простите, — оторопело пробормотала Аркадия. — Извините, мне нужно идти.
Но он, пропустив мимо ушей ее слова, сказал:
— Погоди, малышка, ты так билетик потеряешь.
Он взял билет из ее ослабевших бледных пальцев и с видом явного удовольствия уставился на него.
— Ну, я так и думал, — сказал он и взревел, как бык: — Ма-му-ля!!
Рядом с ним тут же оказалась женщина — еще толще, еще ниже ростом и еще более румяная. Она накручивала на палец седой локон, выбившийся из-под жутко старомодной шляпки.
— Папуля, — произнесла она укоризненно, — ну что же ты так вопишь в общественном месте? Люди подумают, что ты не в своем уме. Ты же не на ферме!
Она солнечно улыбнулась оторопевшей Аркадии:
— У него, знаешь, манеры — сущий дикарь. — Потом резко добавила: — Папуля, отпусти девочку! Чего ты к ней пристал?
Но Папуля только билетом помахал ей в ответ:
— Глянь-ка — она летит на Трентор.
Лицо Мамули просияло:
— Так ты с Трентора? Да отпусти же ты ее руку, Папуля, сколько тебе говорить!
Она поставила на пол громадный чемодан и усадила на него Аркадию — мягко, но настойчиво.
— Садись, и пусть твои маленькие ножки немного отдохнут. Корабль еще только через час будет, а все кресла заняты спящими бродягами. Так ты с Трентора?
Аркадия вздохнула поглубже и наконец выдавила из себя:
— Я там родилась.
— Ну надо же! А мы тут целый месяц проторчали и ни одного земляка не встретили. Вот радость-то!! А твои родители…
— Я без родителей, — осторожно ответила Аркадия.
— Одна-одинешенька? Такая маленькая девочка?
Мамуля была возмущена и полна жалости одновременно.
— Как же это тебя так отпустили?
— Мамуля, — Папуля потянул супругу за рукав, — дай мне сказать. Тут что-то не то. Мне кажется, ее кто-то здорово напугал.
Он старался говорить шепотом, но Аркадия прекрасно все слышала.
— Она бежала — я видел — бежала, сама не зная куда. Я не успел в сторону отойти, а она как налетит на меня. И знаешь, Мамуля, что я думаю? Она в опасности, вот что.
— Угу. А теперь, Папуля, будь добр, заткнись. На такого, как ты, налететь нетрудно.
Она уселась на чемодан рядом с Аркадией. Чемодан заскрипел и просел от ее солидного веса. Мамуля мягко обняла Аркадию за плечи.
— Ты от кого-то убегаешь, лапочка? Не бойся, скажи мне. Я тебе помогу, вот увидишь.
Аркадия искоса взглянула на Мамулю, в ее добрые серые глаза, и у нее задрожали губы. Одна часть ее сознания говорила ей: вот люди с Трентора, с которыми можно полететь туда, которые помогут ей остаться там, покуда она не решит, куда ей лететь дальше. Но другая часть сознания, чей голос звучал громче и настойчивее, твердила ей, что она забыла о судьбе своей матери, что она слишком мала и слишком устала для того, чтобы бороться со всей Вселенной, что ей ничего не хочется, только бы свернуться в клубочек и чтобы вот такие теплые и добрые руки обнимали ее, и если бы мама была жива, то она бы, она бы…
Впервые за весь вечер она расплакалась — совсем как маленькая, но ничуть не стыдилась этого. Она уткнулась в плечо Мамули, в ее старомодное платье, и уже насквозь промочила его безутешными, неудержимыми слезами, а добрые руки женщины все обнимали ее, нежно поглаживая кудряшки Аркадии.
Папуля стоял рядом, беспомощно глядя на супругу, отчаянно шаря по карманам в поисках носового платка. Наконец платок был найден и тут же перешел в руку Мамули. Она взглядом призвала супруга к спокойствию. Толпы народа проходили мимо, не обращая на них никакого внимания, — подумаешь, ничего особенного. Они были как будто совсем одни.
Наконец слезы кончились. Аркадия смущенно улыбнулась, вытирая покрасневшие глаза чужим носовым платком.
— Черт возьми, — прошептала она. — Стыд какой. Я…
— Ш-ш-ш! — тихо успокоила ее Мамуля. — Не говори ничего. Просто посиди и отдохни. Отдышись маленько. А потом расскажи нам, что у тебя за беда такая приключилась. Вот увидишь, мы все уладим. И все будет хорошо.
Аркадия собрала все свое мужество, сосредоточилась. Нет, правду им сказать она не могла. Правду она не могла сказать никому. Но она слишком устала для того, чтобы придумать подходящее объяснение.
Она прошептала:
— Мне уже лучше.
— Вот и славно, — сказала Мамуля. — Ну а теперь скажи мне, что у тебя за несчастье. Ты же ничего плохого не сделала? Ну а сделала — беда невелика. Мы тебе поможем, только скажи нам все начистоту.
— Для друга с Трентора мы все сделаем, — возбужденно вставил Папуля, — правда, Мамуля?
— Папуля, заткнись, — ответила жена.
Аркадия покопалась в сумочке. Она, по крайней мере, принадлежала ей, и она не забыла ее захватить, несмотря на спешное переодевание в покоях Леди Каллии. Она нашла то, что искала, и подала Мамуле.
— Вот мои документы, — сказала она решительно. Это была блестящая пластиковая книжечка, которую ей вручил посол Академии в тот день, когда они с Хомиром Мунном прибыли на Калган, и которая была подписана официальным представителем Калганской администрации. Мамуля повертела паспорт и передала его Папуле, который внимательно изучил содержание. Читая, он шевелил губами. Он спросил:
— Так ты из Академии?
— Да. Но я родилась на Тренторе. Там написано…
— А-га… По-моему, все в порядке. Тебя зовут Аркадия, да? Старое доброе тренторианское имя. А где же твой дядя? Тут написано, что ты прибыла вместе с дядей, Хомиром Мунном.
— Он… арестован, — глубоко вздохнув, ответила Аркадия.
— Арестован! — воскликнули супруги хором.
— За что? — спросила Мамуля. — Он что-нибудь натворил?
— Не знаю. Мы ведь тут просто так — с визитом. У дяди Хомира были какие-то дела с Лордом Стеттином, только…
Ей не стоило особого труда изобразить на лице страх. Его у нее было — хоть отбавляй.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
