– Эти французы боятся даже дышать, пока не проверят воздух вокруг. Они проводят какие-то круглосуточные тесты. Эта клиника использует инновационные методы и препараты, может, поэтому они на воду дуют.
– Эксперименты на себе – это в твоем духе, – буркнула я зачем-то, хотя вопрос с маминой операцией уже был решен и закрыт. Мама посмотрела на меня с осуждением.
– Пойдите, дети, погуляйте по Парижу. В Лувр сходите. Сегодня не так жарко, а Даше нужно отвлечься немного, а то она превращается в какую-то злюку.
– Хочешь погулять? – неуверенно переспросил Сережа, известный «любитель» музеев. – Как думаешь, в Лувре будет большая очередь?
– Огромная! – не без удовольствия кивнула я, словно желая отомстить ему за то, что он вообще приперся в мой Париж, за то, что он разрушил практически идеальное утро с моим любовником, о котором я так и не могу перестать думать. Андре тоже желал контролировать каждое мое движение, положение моих рук и ног, каждый мой вскрик наслаждения, но под его внимательным взглядом я только разгоралась, как костер.
– Может быть, просто побродим?
– Да я, если честно, набродилась тут по уши, – усмехнулась я. – Впрочем, давай, конечно. Мама, тебе что-то еще нужно? Может быть, ты можешь пойти с нами?
– Бродить по солнцепеку? – фыркнула она. – Нет уж, увольте.
– Ты же сказала, что сегодня не так жарко, – припомнила ей я. – Я уверена, что тебе никто не запрещает выходить из больницы.
– Я гуляю достаточно в местном саду. Мне еще нужно сделать кучу звонков и разослать кучу писем. Идите, Даша, – нахмурилась мама.
– А что твой французский фильм, ты уже решила? Будешь сниматься с Пьером Ришаром? – спросила я невзначай. Мама всплеснула руками.
– Что за глупости, какой Пьер Ришар. Он же такой старый, мне нужен партнер помоложе.
– А мне кажется, вы бы с ним хорошо смотрелись, – бросила я из чистой вредности. Мама вспыхнула, но ничего не сказала, только поджала губы. Естественно – не при чужих людях же со мной ругаться. На тумбочке рядом с маминой кроватью стояла фотография, улыбающийся во все тридцать два отбеленных зуба Кузьма Савин, урожденный Александр Носков, красиво обнимающий мою маму, так, что большая часть фотографии все же показывала именно его. Я представила себе эту фотосессию, где эти два якобы влюбленных человека старательно изображали любовь, выстраивая кадр, просматривая получившиеся картинки, меняя позы и улыбки для того, чтобы их сияющий союз казался даже более счастливым, чем это возможно на самом деле. Глянцевое счастье, под которым не грех и название бренда поставить. Духи «Любви все возрасты покорны», по сто долларов за пузырек. Впрочем, я была несправедлива к маме. Она любила Кузьму-Александра настолько искренне, настолько по-настоящему, насколько она вообще умела. Актеры иногда заигрываются и теряются на тонкой грани между реальным чувством и желанием изобразить его как можно лучше.
– Дашка, иди и не расстраивай меня. Мне еще сценарии читать, а потом с агентами разговаривать.
– Вас, правда, пригласили сниматься во французском фильме? – восхитился Сережа. С каких это пор его интересуют успехи моей мамы.
– А что тут такого удивительного? – пожала плечами мама. – Впервой, что ли?
– Ладно, пойдем, – вздохнула я, выходя из палаты быстрее, чем ожидал Сережа. Он догнал меня уже в коридоре, и некоторое время мы шли молча, я – не разбирая дороги, он – слепо следуя за мной. Я думала о том, что сейчас может делать Андре. О том, сильно ли он разозлился из-за того, что я так исчезла? Будет ли он со мной разговаривать после того, как я дважды сбежала от него. Что, если я позвоню ему – не сейчас, через три дня, когда Сережа уедет.
– Куда ты бежишь, Дашка? – недовольный голос догнал меня, и я удивленно огляделась, пытаясь понять, где мы находимся. Гулять по Парижу было как гулять по Луне, ошибиться с дорогой было невозможно, ибо я понятия не имела, куда иду.
– Ты же хотел в Лувр, – заметила я, прикидывая, как можно попасть на Каррузель или на площадь Согласия. Сережа забежал вперед, встал передо мной и взял меня за руку.
– Я не хотел в Лувр. Я думал, что ты хочешь! – сказал он, заглядывая мне в глаза. – Ты сама не своя, Дашка. Что не так? Что-то с твоей мамой? Ты беспокоишься?
– Я…да, конечно, – кивнула я, уцепившись за удобный повод. Беспокоюсь ли я о своей матери? О, мама всегда умела побеспокоиться о себе сама.
– Пойдем в отель. Тебе нужно отдохнуть, я уверен, все будет нормально. Не волнуйся, ладно?
– Я… Сереж, я не хочу в отель, – покачала головой я.
– Все-таки в Лувр? – переспросил он, и его лицо перекосила такая уморительная гримаса боли, что я расхохоталась.
– Ладно, не Лувр, – утешила я его. А затем вдруг мне в голову пришла идея, вероломная в самой сути своей. Но, как только она появилась, я сразу поняла, что не смогу устоять перед соблазном. – У тебя доступ в Интернет есть?
– Ну, вообще-то роуминг. Дорого.
– Давай зайдем в кафе, – предложила я. Через несколько минут мы нашли «Старбакс», и я подключилась к их сети. Найти то, что я хотела, было далеко не так просто. Все, что я знала – это то, как выглядит здание. И то, что там, внутри расположен небольшой частный музей живописи. Я даже не была уверена, что я все запомнила правильно, я могла ошибиться. Я могла что-то перепутать. Андре мог не сказать мне правды, мог все это придумать. Тот дом – он мог вообще оказаться жилым. Или каким-нибудь офисным зданием, которого бы я никогда не нашла. Но когда я увидела фотографию маленького музея художников-примитивистов, я узнала здание сразу.
– Почему нам нужно переться в такую даль.
– Потому что это – очень интересная коллекция, – врала я, не краснея.
– А если они не работают? – продолжал Сережа. Я забыла посмотреть на график работы, так сильно переволновалась, когда нашла «то самое» место. Я даже не знала, работает ли музей вообще. Он мог быть закрыт на летний сезон. Он мог переехать. Для его посещения могли потребовать предварительную запись.
– Я хочу проверить, – упиралась я. Мы проехали пару остановок на метро, запутались в паре-тройке улиц, переругались из-за того, что Сережа считал, что сначала нужно было пообедать, а уж потом идти «поглощать культуру».
– Если хочешь, я пойду поглощать культуру сама, – возмутилась я, мечтая о том, чтобы голодный Сережа сказал мне «да» и убрался куда-нибудь, где подают гамбургеры. Но он остался и только бубнил что-то себе под нос о том, что пятнадцать евро за малюсенькую коллекцию какой-то, цитирую, «мазни». Он не был так уж неправ, но я была настолько счастлива, что музей работал, что не могла скрыть своих чувств. Я подошла к приличных размеров полотну, на котором в совершенно детской манере было изображено лето и какие-то поля, исчерченные, нарезанные разноцветными квадратами. Я смотрела на непропорциональные фигурки людей, лежащих на траве, и ждала, когда у меня перестанет с такой силой колотиться сердце.
