Я закрыл дверь и тут же услышал:
– Как не стыдно дразнить детей? – Леди подняла свою головку.
– Как не стыдно пугать детей? – ответил я. – Вот стала бы Лаэрта заикой, что бы я делал?
– Я думаю, что ты тогда бы тоже стал заикаться, – не упустила момент Леди. И тут же строго добавила: – А что бы, интересно, ты стал делать на моем месте? Заходит, миски на стол и ко мне. «Ах красота… ах красота». Красота – так стой и любуйся. А она хвать меня и на себя примерять. Что же, мне ждать, когда она меня у себя на поясе узлом завяжет? – Леди возмущенно помолчала и довольно добавила: – Зато, когда я зашипела, она через секунду была за дверью.
Я, улыбаясь, переложил блюдечко с молоком на сиденье кресла, а миску со сметаной поставил на пол рядом с кроватью. Ванька, разглядывавший до этого с подоконника улицу, быстро спрыгнул на пол и помчался к миске. Обнюхав содержимое, он с довольным урчанием заработал языком. Леди тоже спустилась со спинки кресла отведать своего молока.
Стянув надоевшую кольчугу и рубашку и отстегнув пояс с оружием, я отправился к столику умываться. В кувшине, как я и ожидал, была вода. Налив воды в таз, я с удовольствием ополоснулся до пояса и, вытершись цветастым полотенцем, почувствовал, что полностью готов к ужину, несмотря на двухнедельную щетину и отсутствие расчески. Приоткрыв дверцу, я заглянул в туалет. Посередине маленькой, полтора на полтора метра, комнаты стоял огромный, совершенно необъятный фаянсовый ночной горшок, напоминающий приличный бочонок. Я осторожно заглянул внутрь. Горшок сиял чистотой, но никаких следов водопровода и канализации не было и в помине. Я недоуменно почесал в затылке. Это сколько же надо съесть, чтобы наполнить такой горшок. И кто же выносит его содержимое, надеюсь, не Лаэрта.
Я покинул загадочную уборную и, натянув рубашку, сказал:
– Так, ребята. Я, пожалуй, тоже пойду перекусить. К вам теперь вряд ли кто заглянет, но все-таки ведите себя поспокойнее. Я постараюсь долго не задерживаться.
Повернувшись к двери, я услышал голос Леди: «Оружие возьми», – и решил, что совет дельный. Сняв ножны с Поющим, я нацепил пояс на себя и проверил, легко ли выходит Молчащий из ножен.
Еще раз бросив взгляд на своих друзей, я вышел.
В зале ресторана стало гораздо просторнее. Как только я вошел, один из помощников хозяина подбежал ко мне и провел меня в один из кабинетов со шторой. Он был пуст. Вокруг стола, в отличие от общего зала, стояли не табуреты, а стулья с высокими спинками. Я уселся за стол и, поймав вопросительный взгляд своего сопровождающего, спросил:
– Чем сегодня угощают?
Парень молча подал мне листок с перечнем блюд. Быстро просмотрев его, я понял, что попал в заведение с русской кухней. Заказав тарелку щей, мясо по-крестьянски в горшочке с кашей, салат и нарзан (да-да, нарзан!), я откинулся на стуле и в ожидании еды стал рассматривать находившихся в зале людей.
Честно говоря, я надеялся, хотя бы издалека, увидеть Лаэрту. Она настолько поразила меня, что, не видя ее, я чувствовал себя брошенным. На меня опять навалилась тоска по дому, тоска по собственной независимости. Мне опять стало тошно от того, что меня подхватила череда непонятных, невозможных событий и несет, тащит меня к неизвестному и скорее всего неприятному концу. Хотелось не то рыдать, не то рычать. И Лаэрты не было, видимо, она хозяйничала где-то в недрах гостиницы.
Наконец мне подали еду. Я засунул салфетку за ворот рубашки и принялся за щи. Знаете, если не смотреть по сторонам, то в этот момент вполне можно было ощутить себя в Москве, в каком-нибудь новом маленьком ресторанчике с исконно русской кухней. Даже хлеб был настоящим черным московским. Я быстро управился со щами и приступил к мясу, когда тяжелая входная дверь распахнулась, как от удара кованым сапогом, и в дверном проеме появилась весьма колоритная фигура.
Высокий старик, лобастую голову которого окружало облако белоснежных волос. При этом волосы на непокрытой голове были взлохмачены, как солнечная корона, а усы и борода почти до пояса были аккуратно подстрижены и расчесаны. Одет он был в длинную синего цвета рубаху, подпоясанную витым желтым шнурком, желтые же широкие штаны и мягкие коричневые башмаки с затейливой пряжкой на боку. В руках старик держал огромную суковатую дубину, изображая из нее посох.
Осмотрев зал с высоты порога, он шагнул по ступеням и уверенным, размашистым шагом прошел к стойке. При этом он с такой силой колотил своей дубиной по полу, что стоявшие рядом дубовые стулья подпрыгивали в несуразном танце. Его изборожденное глубокими морщинами лицо, с ярко-синими огоньками глаз, казалось, источало добродушие, при этом он басил на весь зал:
– Привет, старая винная бочка! Все травишь несчастных гостей своим выдержанным уксусом? Смотри, доведет тебя твоя экономия до пришлеца.
Хозяин дружески улыбнулся новому посетителю и вытащил из-под стойки емкий хрустальный графин с какой-то сиреневой жидкостью. Поставив его перед вошедшим, он рядом водрузил не менее солидный хрустальный бокал, предварительно протерев его висевшим на плече полотенцем. Тот, не обращая внимания на графин, хлопнул хозяина по плечу ладонью, прислонил свой чудовищный посох к стойке, развернулся в сторону зала и, облокотившись локтями о стойку, еще раз оглядел всю компанию. Большинство из еще сидевших за столиками посетителей почему-то стали вставать и торопливо звенеть монетами, расплачиваясь.
– Во, гляди, – повернул к Бармалею свою лохматую голову старик, – побежали, тараканы.
И вдруг крикнул на весь зал:
– Всем полным людям пора по домам! Странник веселиться будет, кто не спрятался – я не виноват!
Тут он повернулся в мою сторону и несколько секунд внимательно меня разглядывал. Потом зарокотал в сторону хозяина:
– Я не думал, что такие рыжие еще сохранились. В твоей рыгаловке новый симпатичный экземпляр смелого полного человека? Значит, повеселимся!
Хозяин наклонился и что-то быстро зашептал ему на ухо. Старик круто повернулся и снова посмотрел в мою сторону. На миг наши глаза встретились, и я едва не поперхнулся, наткнувшись на черное пламя, бушевавшее в его зрачках.
– Тогда это еще интереснее, – громко проворчал дед и, подхватив одной рукой свою дубину, а двумя пальцами другой руки горлышко графина, направился в мою сторону. Стоявший на стойке бокал соскользнул с нее и поплыл следом за ним.
Старик вошел в мой кабинет и расположился на стуле напротив меня, прислонив свою дубину к столу и бесцеремонно меня разглядывая. Бокал проплыл мимо моей щеки и мягко опустился под боком у графина, который мой новый сосед по столику поставил перед собой. Как только бокал прекратил свое движение, графин наклонился, и светло-фиолетовая жидкость наполнила его доверху. Ни капли не пролилось на стол. В воздухе запахло фиалками. Старик, не глядя, ухватил бокал за донышко и начал шумно прихлебывать, не сводя с меня глаз.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
