Аристократы не будут судачить с чужаками о человеке своего круга. Пусть даже они сами изгнали такого человека из своей среды.
Бакен едва заметно улыбнулся. Не так давно он занимал важное положение среди знати, славился отличной репутацией, был всем нужен. Тогда его похождения были не более, чем прекрасная пища для сплетен. Знать обожала сплетни. Но даже самые отъявленные распутники из числа аристократов не переступали черты в отношении Сестер Радости. Сестры считались вне закона. Сначала его предупреждали об этом друзья, потом враги. Семья запретила ему посещать Сестер под угрозой лишения всех прав. Но Бакен уже не мог отказаться от их услуг. В конце концов знать отвернулась от него, а семья выгнала без гроша в кармане.
Но ему было все равно. Он начал новую жизнь в Отряде, и у него осталась Аннет.
Тут дверь отворилась, и она вошла. У него перехватило дыхание, как всегда, когда он видел ее. Он долго стоял молча, наслаждаясь ее красотой. Высокая, стройная, изящная и очень красивая. Длинные светлые волосы волнами спадали по плечам, глаза были такие же голубые, как и у него. Она улыбнулась ему особой улыбкой, которую сберегала только для него одного, и бросилась в его объятия.
Могила медленно поднимался по лестнице в комнату Рауэн, перед ним по воздуху плыл серебряный поднос, на котором стояла чашка с дымящимся чаем. Рауэн последнее время внушала колдуну сильное беспокойство. Она постоянно прихварывала и не хотела показаться врачу. Она не верила докторам и предпочитала накачиваться своими собственными мерзкими микстурами. Могила не знал, из чего она составляет их, но каждый раз, когда Рауэн готовила очередную партию, кухарка грозила уволиться. Могила и сам переносил подобные ароматы с трудом. Он скривил губы, хотя ему было не до смеха. Вот уже несколько недель Рауэн принимала свое мерзкое зелье, но ей ничего не помогало. Если ее состояние в самое ближайшее время не улучшится, он приведет врача, хочет она этого или нет. Он не мог спокойно созерцать, как она с каждым днем теряет силы.
Бесшумно ступая, он прошел на лестничную площадку и остановился перед дверью в комнату Рауэн. Могила тихонько постучал, сверкнул глазами в сторону подноса, начавшего в нерешительности колебаться. Ответа не последовало, и он постучал еще раз. Дожидаясь у двери, он рассеянно поглядывал по сторонам. Рауэн редко отзывалась на первый стук в дверь. Она любила одиночество и часто никого не хотела к себе впускать. Могила вздохнул, переступая с ноги на ногу.
Тишина. Бакен куда-то ушел, слуги отпущены на выходной день. Могила служил в Отряде почти одиннадцать лет и хорошо знал дом и его нравы. Однако в последнее время тишина в доме приобрела какой-то зловещий оттенок: тишина невысказанных слов и накопившихся тайн. Конечно, дому к тайнам не привыкать. Никто не приходил в Отряд с абсолютно безупречным прошлым. Возможно, поэтому лишь очень немногие задерживались в Отряде. Не каждый свыкался с необъяснимыми явлениями на Улице Богов. За прошедшие годы Могила перевидал многих воинов и ворожей. Ему очень хотелось, чтобы Рауэн осталась в Отряде. Она не такая, как другие. Он посильнее постучал в дверь.
– Рауэн? Это я, Могила. Хочу угостить тебя прекрасным чаем. Разреши войти.
Не дождавшись ответа, Могила открыл дверь и тихо вошел. За ним неуверенно плыл чайный поднос. Рауэн спала глубоким сном. На огромной кровати она казалась маленькой, хрупкой, беззащитной. Могила притворил дверь. Поднос с чаем проплыл вперед и расположился на столике у кровати. Рауэн медленно зашевелилась во сне, потом затихла. Как обиженный ребенок, она разметала простыни, и Могила осторожно поправил их. Он сделал шаг назад, осмотрел комнату и снова взглянул на Рауэн. Сейчас она спала спокойно. Ему здесь больше нечего делать. Нет причин оставаться дольше.
Он сел в кресло у кровати. Комната такая же стандартная и безликая, как и его собственная, но за недолгое время Рауэн умудрилась придать ей гораздо больше индивидуальности, чем он своему жилищу за все одиннадцать лет. На стенах висели картины, написанные маслом, – ее собственные работы. Судя по ним, она была небесталантной художницей. На полу у кровати валялась симпатичная игрушка с вышитой улыбающейся рожицей. Рауэн любила брать игрушку с собой в постель, когда ее товарищи уходили на задание, и ворожея оставалась в доме одна. Могила мог такое понять. Мы все норой ощущаем потребность прижаться к кому-нибудь ночью. Недавнее приобретение – ковер на полу. Могила потратил полдня, бродя с ней по рынкам в поисках ковра нужной ей расцветки, гармонировавшей с покрывалом на кровати.
Она снова пошевелилась. Могила бросил на нее быстрый взгляд, но Рауэн не проснулась. Он еще немного посидел рядом. Ему нравилось смотреть на нее.
Могила мог бы вот так просидеть дни и ночи напролет, охраняя ее, заботясь о ней. Любя ее. Улыбка тронула его губы. Он никогда не произносил этого слова вслух, только мысленно. Однажды он признался ей в своих чувствах, целый час собираясь с духом. Рауэн перенесла это без насмешек, но откровенно заявила: он ей безразличен, продолжения не последует. Могила грустно улыбнулся. Разве все так просто? Он не на шутку влюбился. Она не отличалась ни красотой, ни особенным умом, но прочно и навсегда завладела его сердцем, и он ничего не мог изменить.
Нехотя он поднялся на ноги. Рауэн могла проснуться в любой момент, а ему не хотелось, чтобы она застала его у себя и рассердилась. Могила тихо вышел из комнаты, неслышно закрыв за собой дверь. Спускаясь по лестнице, он припоминал, чем ему следует заняться в первую очередь. Надо написать кучу бумаг, хотя подобную работу никогда не переделаешь. С ней можно повременить. Могила решил пройтись по Улице, поговорить с людьми, выяснить реакцию обитателей на появление Хока и Фишер. Конечно, проведать Ле Бель Инконну.
Сойдя вниз, он остановился. Сейчас не следует этого делать. Слишком опасно, когда на Улице Хок и Фишер. Они не поймут. Но и медлить дольше нельзя. Со времени последнего визита слишком много воды утекло. Он оглянулся на лестницу. С Рауэн ничего не случится. Защитные средства вокруг дома сохранят ее покой. А если что-нибудь понадобится, ей достаточно только позвать – Могила ведь услышит ее, где бы он ни находился. Она об этом знает.
Могила поспешно прошел через холл, снял с вешалки накидку, надел ее. Капюшон надвинул на голову так, чтобы полностью скрыть лицо. Он мог бы с помощью магии принять иной облик, но на Улице слишком много таких мест, где на магию положиться нельзя.
Сейчас есть дела поважнее.
Мановением руки колдун отворил дверь и вышел на Улицу Богов.
Хок и Фишер бродили по Улице Богов, следуя списку, который дал им Могила. Проходили часы, но солнце над головой не двигалось. На Улице Богов стоял полдень, и это продолжалось уже несколько дней. Закутанные в широкие одежды паломники спешили мимо Стражей по своим, только им ведомым делам, с опущенными головами, чтобы выразить уважение и смирение своему Богу и не замечать церквей и храмов более богатых, чем их собственные. Уличные проповедники часто доводили друг друга до истерики, но на них никто, кроме туристов, не обращал внимания. Хок и Фишер исходили всю Улицу, пытаясь добыть сведения у Существ, перечисленных в списке Могилы, и изо всех сил старались не отвлекаться на чудеса и ужасы, случающиеся на Улице Богов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
