Из нижней юбки госпожи Жаккетта выпорола несколько зашитых лично для себя на черный день монет, рассуждая, что день-то пришел – чернее некуда.
* * *
Когда знатные дамы изволили проснуться, излучающая безмятежность Жаккетта уже была дома. Она, как добрая католичка, успела сходить на утреннюю мессу.
А в новом тайнике лежал месячный запас продовольствия.
* * *
День сменялся новым днем, а Жаккетта почти не худела.
– Я тебя вообще на хлеб и воду посажу! – злилась Жанна, измеряя ее грудь, талию и бедра.
– Ну я же говорила вам, что кость у меня широкая! – обидчиво оправдывалась Жаккетта.
Жанна только морщилась.
И без этого проблем хватало. Восточный костюм Жаккетты был слишком легким для наступающей осени. Красные шелковые шальвары и футляры для груди были одеждой для очень важных случаев, а повседневное платье, по мнению Жанны, больше подходило для выпаса коров, чем для соблазнения мужчин.
Пришлось потратиться на пару достаточно изысканных нарядов для новоиспеченной Нарджис. Одно предназначалось для дороги, другое – для визитов.
А ведь эти деньги, между прочим, можно было истратить на себя…
Оранжевые уши Жаккетты без боя тоже не сдавались. Теперь их цвет стал значительно ближе к нормальному, можно было прикрыть их прической, но если, не дай бог, кусочек уха выглядывал наружу, то просто поражал жизнерадостным оттенком.
* * *
В глубине души Жанна была уже не рада, что заварила всю эту кутерьму: Жаккетта не умела ходить, как ходят дамы, не умела стоять, не умела смотреть. А уж когда рот раскрывала, так хоть уши затыкай и беги! В общем, дама еще та…
– Ну что ты голову задрала?! – шипела Жанна, гоняя Жаккетту по комнате в попытках научить манерам. – Опусти сейчас же! Что у тебя, шея не гнется? Где ты видела даму с задранным подбородком?! Это же неприлично!!!
– Вам легко говорить! – огрызалась Жаккетта. – Вы и ваши дамы высокие. А я нет!
– Будешь туфли на толстой подошве носить! – пригрозила Жанна. – Ну что ты, когда идешь, с таким телячьим восторгом по сторонам смотришь, словно вчера на свет родилась!
– А куда же смотреть?! – возмутилась Жаккетта.
– Никуда не смотреть! – взвизгнула разозлившаяся Жанна. – Настоящая дама по сторонам так откровенно не глазеет! Веки ее полуопущены, взгляд задумчив! Поняла, табуретка бестолковая?!
– А у госпожи Фатимы лучше было! Она меня кормила хорошо и сказки на ночь рассказывала! – неожиданно заметила Жаккетта, в которой начали просыпаться замашки примадонны.
Ведь кем ее госпожа Жанна заменить сможет? Никем!
– Пошла с глаз моих! – рявкнула окончательно потерявшая терпение Жанна.
Держа голову склоненной, веки полуопущенными и все равно бросая выразительные взгляды по сторонам, Жаккетта ушла.
Теперь она каждую ночь неслышно выбиралась на лестницу и, сидя на ступеньке, принималась есть, стараясь громко при этом не чавкать.
* * *
Помимо прочих важных качеств, легкая сутулость настоящей дамы у Жаккетты, конечно, отсутствовала. Напрочь!
Жаккетта голая стояла в центре зала, и ее твердые, словно яблоки, упругие крестьянские груди вызывающе торчали вперед. Грудь идеалу дамы, как не трудно понять, тоже не соответствовала…
Тонкая Жанна в одной просвечивающей рубашке стояла рядом, словно шедевр[8], и отличалась от Жаккетты, как небо от земли.
– Госпожа Беатриса, я не могу! – со слезами говорила она баронессе. – Ну посмотрите на ее вымя! Где ж такое видано? Я ее уже который день кормлю по чуть-чуть, а она все такая же толстая! (Повернись задом, корова!) Видите?
– Да-а-а! – заревела в три ручья съевшая за неделю месячный запас еды Жаккетта. – Это я с голоду пухну! Уже ноги не носят! Скоро совсем помру и закопаете меня здесь, в чужой земле! Я стараюсь-стараюсь, а вам все не так! А мое дело – волосы укладывать, а не знатных дам изображать! И вовсе я не толстая! Вот когда у госпожи Фатимы жила, была толстая, и все были довольны, никто слова худого поперек не говорил!
– Да оставь ты ее в покое! – вдруг дала неожиданный совет баронесса.
– Как оставь? – возмутилась Жанна. – Ее же нельзя людям показать!
– Вот так и оставь! – твердо сказала баронесса, осмотревшая Жаккетту сквозь редкую штучку «очки» со всех сторон. – Все равно этих мужчин не поймешь! Будет какой-нибудь кавалер нежно смотреть тебе в глаза и сочинять сонеты о тонкой талии и легкой походке – не задумываясь, скажешь, что его идеал – неземная фея. Дамы, наслушавшись его виршей, начинают голодом себя морить, лишь бы понравиться красавцу, а потом выясняется, что он в это время какой-нибудь кухарке, которая в дверь только боком входит, троих детей уже сделал. Так что пусть твоя Нарджис такой и остается. Шейху она нравилась?
– Нравилась… – мрачно сказала Жанна.
– Значит, и здешним понравится. Мужчины одинаковы.
Жанна с сомнением посмотрела на баронессу, недоверчиво оглядела Жаккетту и вздохнула.
– Одевайся, выдра толстозадая! Буду учить тебя хорошим манерам. Запомни: настоящая дама никогда не ругается, а выражается изящно и приятно! Поняла?
* * *
Жанна была знатной дамой с рождения, а поскольку талант учить других у нее блистательно отсутствовал, то она и представить не могла всех сложностей, с которыми столкнулась Жаккетта. И только злилась, когда та робко пыталась что-то узнать.
Поэтому Жаккетта решила самостоятельно выяснить, что же такое знатная дама и как ее правильно изображать.
Она крепко подумала, вспомнила всех знатных дам, каких знала, и составила для себя «КодексЗнатнойДамы»:
• знатная дама всегда плотно зашнурована, поэтому дышать глубоко она не может, значит и обмороки – дело обычное;
• знатная дама ругается только дома, в обществе ей этого делать нельзя;
• ходит знатная дама мелким шагом, смотрит на кончики своих пальцев, которые поддерживают подол. Голову при этом нужно склонять чуть набок и глаза на собеседника поднимать с таким усилием, словно ресницы у тебя неподъемные;
• знатная дама при людях пользуется вилкой, пальцем вылавливать мясо из соуса ей нельзя – вот жалость!
• когда всем весело, знатная дама не имеет права засмеяться по-человечески. Она может лишь кисло улыбаться, бедняга;
• поколотить врага знатная дама тоже не может. Особенно на людях. Надо травить ядом;
• знатной даме с другими знатными дамами надо держать ухо востро: раз ругаться нельзя, надо еще сто раз подумать, что тебе сказали – похвалили или оскорбили в лицо;
• опять же из-за того, что прямыми словами все обозначать запрещено, кавалер знатную даму в постель укладывает окольными путями. И пока он про турниры любви да про охоты на куропаток не упомянет, лучше не соглашаться. И пусть сначала все свои чувства и мысли в письменном виде изложит, желательно в стихах. Под окном страдать ему тоже полагается. Это приятно – значит, есть в положении знатной дамы кое-какие преимущества;
