— Может, это был парик? — пробормотал он, просматривая список. — Или она уже живёт в городе? Нужно проверить всех девиц, компаньонок и купеческих дочек, может, кто-то из наших сластолюбцев привёз с собой любовницу-алкорку. Боги… Где же взять времени и людей, чтоб провернуть такую работу?
Он устал и вымотался, и ему опять не хотелось ехать домой, и всё же он снова поехал.
Мадлен, как обычно, встретила его внизу, но на сей раз она была в голубом атласном платье с уложенными волосами. От неё пахло фиалками. Она была мила и предупредительна и, словно не замечала его отчуждённости. А ему её забота казалась слишком навязчивой, кокетство — неестественным. Она пыталась выспрашивать его о делах, не случилось ли чего-то тревожного, но её любопытство лишь подогревало его подозрительность.
Стол к позднему ужину был накрыт на двоих и выглядел празднично, Мадлен беспечно щебетала, а он ел молча, лишь изредка односложно отвечая на её вопросы. Было ясно, что она пытается его соблазнить, но для чего? Чтоб восстановить угасшую близость или снова обмануть и усыпить его бдительность.
— Ты нашла именную грамоту? — спросил он, когда слуги уже уносили посуду со стола.
— Пока нет. В бумагах Филиппа такая путаница! — пожала плечами она. — Но ведь это всего лишь бумага! Её можно восстановить. Если не найду, то отправлю гонца в Вильвер за дубликатом.
— Отправь, только предупреди своего гонца, чтоб он убедился в соблюдении формальностей при выдаче дубликата. Его проверят на подлинность.
— Конечно, — улыбнулась она.
— Что ж, не стану тебя отвлекать от твоих дел, — он бросил салфетку на стол и поднялся. — У меня много работы и я снова засижусь допоздна. Не жди меня.
Он направился к дверям.
— Знаешь, — неожиданно проговорила Мадлен, — Валентин так расстроился из-за своего щенка, проплакал весь день, бедняжка.
— Что ж, — произнёс Марк на секунду задержавшись, но не оборачиваясь, — ему пора начать привыкать к потерям.
Он ушёл, оставив её в одиночестве. В кабинете его ждал Эдам.
— Мы проверили всех слуг, ваша светлость, — сообщил он. — Ничего подозрительного. Никто не выходит из дома без разрешения управляющего, никто не тратит больше, чем получает за свои труды, никто раньше не был замечен ни в чём предосудительном.
— Кто входил в кабинет, пока меня не было? — спросил Марк, сев за стол.
— Я, Монсо, лакей Модестайн почистил камин.
— Ах, вот как его зовут.
— Ну, да, я тоже не сразу запомнил. Больше никого не было, кроме хозяйки.
— А ей что здесь было нужно? — нахмурился Марк.
Эдам изумлённо воззрился на него.
— Я не знаю. Я ж не могу допрашивать баронессу о том, что она делает в собственном доме! — и тут же его глаза вспыхнули любопытством: — А что?
— Ничего, — проворчал Марк. — Значит, ваше расследование не увенчалось успехом и вы не нашли шпиона.
— Нет, мы не так умны, как вы, ваша светлость…
— Прекрати!
— Ладно, у меня есть одна идея. Я всё обдумаю, а потом предложу её на суд Монсо. Если прокатит, мы его поймаем.
— Очень на это надеюсь, иначе я начну сомневаться в том, что мне нужен второй оруженосец.
— Тогда оставьте меня в доме хотя бы в качестве истопника или поварёнка, — заныл Эдам, но поймав мрачный взгляд хозяина, вздохнул. — Понятно, вам не до шуток. Я обо всём позабочусь. Можете спокойно заниматься своими делами, а я тем временем поймаю и упакую для вас этого мерзавца, и приволоку его к вам с петлёй на шее и мешком на голове.
— Позови ко мне Монсо, — приказал Марк. — И закрой дверь плотнее, с той стороны.
— Уже ухожу! — понятливо кивнул Эдам и исчез.
У Марка не было ни малейшего желания заниматься бумажной работой, но он знал, что стоит ему выйти из кабинета, как он тут же окажется под пристальным вниманием Мадлен. Потому он долго разбирал с Монсо поступившие за день письма, диктовал ему ответы и уже глубоко за полночь отпустил его и сам отправился в гостевую спальню, постель в которой была предупредительно расправлена. Не вникая в то, кто позаботился об этом, он разделся, лёг и уснул.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Марк не выспался, сны его были тревожными, он несколько раз просыпался и лежал в сумраке, глядя на блики на потолке от пробивавшихся сквозь неплотно задёрнутые гардины лучей света. На душе было тяжело, он не мог избавиться от ощущения приближающейся беды, которую никак не мог предотвратить. Ему уже не хватало Мадлен, хотя он понимал, что скоро потеряет её навсегда. Он снова и снова прокручивал в голове то, что узнал за эти дни, и убеждался, что всё, что ему было известно о ней, оказалось ложью. Эта женщина не могла оставаться в его доме и носить его имя, и хорошо ещё, если она просто самозванка, а не шпионка или авантюристка. И всё же, не смотря на это, его душа, по-прежнему, тосковала о ней, о её рыжих волосах, пахнущих фиалками, ясных смешливых глазах и таких ласковых руках. Как он будет жить теперь? Когда сможет избавиться от этой тоски и боли? Сможет ли когда-нибудь снова поверить в счастье и полюбить кого-то так же страстно?
Эти размышления вгоняли его в ещё большее унынье, и он усилием запрещал себе думать об этом, и ему снова на какое-то время удавалось забыться тяжёлым сном. Он встал утром с больной головой и чувствовал себя совершенно разбитым, как после тяжёлого ранения. Слуги, чувствуя его настроение, смотрели на него настороженно, оруженосцы были обеспокоены, а Мадлен этим утром постаралась не попадаться ему на глаза.
Он уехал на службу, снова взяв с собой только Шарля. В кабинете его уже ждали Тома и Гаспар. Старший сыщик принёс ему новый список, который включал пятнадцать человек, более всего подходивших под данное им описание. Просмотрев его, Марк не увидел ни одного знакомого имени и просто приказал всех их немедленно арестовать и доставить в Серую башню для допроса, а также взять под охрану их жилища до той поры, пока там не будет произведён обыск.
Тома деловито кивнул и вышел, подсчитывая про себя, сколько людей ему понадобиться для столь масштабной операции, и придётся ли обращаться с требованием о выделении дополнительных людей из городской стражи.
После его ухода, Марк перевёл взгляд на Гаспара и хмуро спросил:
— Что ты здесь делаешь? Я же велел тебе оставаться в мастерской.
— Там сейчас Жанвье, — ответил здоровяк, неловко переминаясь с ноги на ногу. Он стоял ближе к двери и всё равно казалось, что он заполняет собой едва не половину маленького кабинета. — Хозяин мастерской вспомнил ещё кое-что. Это не связано с его делишками, но он очень хочет загладить свою вину, потому выдал мне информацию о неком мошеннике. Его зовут Лягушонок Пико, он занимается тем, что за плату распускает слухи. У него есть сеть своих людей, он приплачивает трактирщикам и слугам в гостиницах и кабаках, торговкам на рынках и приказчикам в лавках, что б они при общении с посетителями и покупателями выбалтывали им то, что напоёт им Лягушонок. Он немало берёт за свои услуги, ведь чем больше заплатит ему клиент, тем больше он сможет привлечь людей для распространения слухов, но, говорят, он уже погубил репутацию нескольких девиц и почтенных дам, а также испортил жизнь некоторым торговцам, распространив слухи о том, что у них плохой товар и они обсчитывают и обвешивают всех подряд. По словам Бонье, сейчас он распространяет слухи, которые по смыслу соответствуют содержанию напечатанных им книжонок и листовок.
— Где можно найти этого Лягушонка?
— Он не знает, но, думаю, кто-то из наших ребят должен это знать.
Марк задумался.
— Расскажи это Тома, пусть поручит поиски этого Лягушонка кому-нибудь толковому, скажи, пусть сразу берут и тащат сюда. А сам возвращайся в мастерскую. Через пару часов начнёт темнеть, и заказчик может явиться за своим заказом. Вы должны взять его при передаче тиража.
Гаспар поклонился и вышел из кабинета.
Вскоре в Серую башню начали приводить арестованных книжников и секретарей, которых Марк допрашивал лично, а потом, не добившись никаких успехов, отправлял их в камеры до следующих распоряжений. На улице тем временем стемнело, и он всё чаще поглядывал туда, где в узком проёме маленького оконца в камере для допросов разгоралось яркой синевой небо ранней ночи. Он с нетерпением ждал известий от Гаспара, но время шло, а тот всё не спешил с сообщением об аресте таинственного заказчика.
